Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа
— Весело? — переспросил Шрю, опять наполняя все фужеры. — Дорога домой займет годы… если хоть одна из вас вообще доживет до конца путешествия, в чем я весьма сомневаюсь.
Дерве Корим улыбнулась и отпила золотого игристого. Меривольт с сестрой, нахмурившись, осушили по третьему фужеру одним нетерпеливым глотком.
— Что ж, — сказал Шрю, обращаясь к предводительнице мирмазонок, — я надеюсь, твои мегильи умеют плавать, дорогая. Впрочем… если мы переживем то, что сейчас происходит… как ты и говорила, о твоих приключениях будут петь тысячу лет или дольше.
— О, я думаю… — начала Дерве Корим.
— Я думаю, что нам надо прямо сейчас вернуться внутрь и навестить тело Хозяина, — встрял Меривольт. — Могу ли я хоть взглянуть на нос своего господина, Ульфэнта Бандерооза? Я допускаю мысль, что мы сумели бы как-нибудь приделать его обратно.
— Разумеется, — ответил Шрю сконфуженно и, поставив фужер на балюстраду, принялся рыться в карманах в поисках коробочки. Ее он вручил Меривольту.
Близнецы Мауз одновременно схватили носокомпас — и тут в них произошла перемена. Меривольт стукнул коробку о камень, разбил стекло и вытащил нос. Брат с сестрой подняли его как можно выше, и каменный осколок начал испускать сияние, которое окутало их обоих. Потом они открыли рты и выдохнули облако тумана, надвинувшееся на Шрю, Дерве Корим и Кирдрика.
Шрю узнал ползучие миазмы хроностазиса по неприятному запаху, но не успел отреагировать — его тело застыло. Даже дайхак замер над открытым сундуком.
Меривольт и Миндривольт захихикали, непристойно прильнув друг к другу.
— Ох, Шрю, старый ты дурень! — пропищал Меривольт. — Мы с моей милой так боялись, что ты все сразу вычислишь! Сколько было бестолковых переживаний, что ты умнее, чем кажешься… мы послали Красного к Фосельму, чтобы отвлечь тебя, но теперь я сомневаюсь, что нам стоило так напрягаться.
Они разделились и начали танцевать вокруг замершей тройки.
Миндривольт пропищала:
— Мой дорогой братик, мой драгоценный любовник никогда не был простым слугой, тупой ты чародей. Он был учеником Ульфэнта Бандерооза в Первой библиотеке… а я была его ученицей здесь, во Второй. Ульфэнт Бандерооз нам обоим доверял… он нуждался в нас, потому что только наши разумы, соединенные еще до рождения, и наше сдвоенное восприятие позволяли ему разбираться в своих искаженных временным сдвигом книгах… и он обучил нас кое-каким пустяковым трюкам, но мы и сами все время учились, учились…
— Учились! — рявкнул Мауз Меривольт. Сияние вокруг него сделалось из серебристого красным. Пританцовывая точь-в-точь как когда-то возле своей каллиопы, малыш пробормотал заклинание, призвал сферу голубого огня и бросил ее в пришвартованный небесный галеон. Зарифленный грот корабля вспыхнул. Меривольт швырнул еще одну пылающую голубую сферу, и Миндривольт присоединилась к нему.
Капитан Шиолко сбросил трап и приказал обрубить швартовочные тросы, но было уже поздно — «Мечта Стересы» горела в десяти разных местах. Меривольт и его сестра танцевали, скакали и смеялись, когда горящий небесный галеон завалился набок, теряя высоту и дымясь, и врезался в деревья, едва Шиолко попытался направить его в водопад.
Меривольт повернулся, подкрался к Шрю, запрыгнул на перила и шутливо дернул застывшего чернокнижника за длинный нос, продолжая сжимать в другой руке каменный нос своего окаменевшего Хозяина.
— Это, — воскликнул пегий грызун, размахивая каменным носом, — было нашей последней заботой. Но забота осталась в прошлом, как и ваши жизни, мои отзывчивые дурачки. Спасибо, что помогли мне воссоединиться с любимой. Спасибо, что приблизили конец вашей Умирающей Земли. — Меривольт протанцевал к огромным песочным часам у двери. — Еще двадцать два часа — и библиотеки объединятся…
— …и этот мир закончится… — пропищала Миндривольт.
— …и начнется новая эра… — пропел Меривольт.
— …и Красный вместе с другими Элементалями присоединятся к нам, своим Хозяевам… — пропищала Миндривольт.
— …в новой эре, когда…
— …когда… новой эре, когда…
— …когда… Почему у меня болит живот? — пискнула Миндривольт.
— …новая эра, когда… У меня тоже болит, — пропищал в ответ Меривольт. Он ринулся к замершему Шрю. — Что ты сделал, чернокнижник? Что… где-как ты… говори! Но вякни хоть слог заклинания и… умрешь. Говори!
Он взмахнул трехпалой кистью, затянутой в белую перчатку.
Шрю облизнул пересохшие губы.
— Ученики всегда переоценивают себя, — мягко проговорил он.
Меривольт заорал от боли и упал, корчась в судорогах. Миндривольт повалилась на него, также крича и извиваясь; их короткие хвосты беспрестанно дергались. Через пятнадцать секунд все стихло. Пегие тела лежали, переплетясь друг с другом, абсолютно неподвижные.
Туман хроностазиса начал рассеиваться, и Шрю прогнал его последние остатки заклинанием. Кирдрик пришел в чувство и зарычал. Дерве Корим зашаталась и коснулась побледневшего лба, так что Шрю пришлось ее подхватить.
— Что-то было в золотом игристом? — спросила она.
— О да, — сказал Шрю. — Легкое недомогание может продлиться еще несколько часов, но серьезных последствий нам опасаться не стоит. Зелье в вине предназначалось для вполне определенной цели… это была древняя, но очень эффективная разновидность крысиного яда.
Меривольт хвастался, что у них осталось лишь двадцать два часа до конца света; Шрю и Дерве Корим потратили девяносто минут, помогая Шиолко, его сыновьям и пассажирам заливать водой еще не потушенные очаги пожара и обрабатывая ожоги тех, кто боролся с огнем. Больше всего на «Мечте Стересы» пострадали паруса — для которых имелась замена, — но требовались дни или даже недели на то, чтобы отыскать в трюме холст, раскроить его и провести замену, а также чтобы уложить новые доски палубы и корпуса вместо сгоревших и как следует их отполировать.
Потом чернокнижник, воительница и дайхак использовали еще два часа из оставшихся, чтобы перевернуть вверх дном загроможденные мастерские и личные покои Ульфэнта Бандерооза в поисках тюбика или банки с эпоксидным клеем. Шрю знал больше пятидесяти заклинаний связывания и склеивания, но для камня не было ничего лучше обычного эпоксидного клея.
Тюбик нашел Кирдрик — в самом нижнем выдвижном ящике из семидесяти, забитом какой-то подозрительной дребеденью эротического характера.
Шрю с необыкновенной аккуратностью приложил нос к лицу каменного трупа, вытер излишки клея и отошел. Дерве Корим сгорала от желания спросить, отчего это тело Ульфэнта Бандерооза тоже не имеет носа — ведь здесь-то Шрю не поработал долотом и молотком, — но решила, что загадки соединенно-разделенного пространства-времени с его двенадцатью узлами и потенциалами, коих существовало двенадцать раз по двенадцать, могут подождать до момента не столь критического с точки зрения времени. Реальность была такова, что этот труп Ульфэнта Бандерооза также обратился в камень и — по крайней мере, с того момента, как Шрю поработал каменотесом три недели назад, в другой части мира, — в самом деле оказался безносым. Дерве Корим с детства умела остро чувствовать важность момента — или, возможно, с той поры, как ее похитили из Силя и Дома Домбер, когда она была еще совсем юной.