Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Бог направился к нему.
Панек поворотил голову. — Мне не хватает его.
— Кого?
— Ходящего-По-Краю.
— Почему? Не думаю, что этот мешок с костями сможет пробить хотя бы берестяной гроб.
— Не чтобы сражаться, Дядя. Мы удержимся. Мама слишком беспокойная.
— Какая мама?
Улыбка мальчика была ужасна. — И та, и та.
— Так зачем тебе Ходящий-По-Краю?
— Для сказок.
— Ох. Ясно.
— Драконы. Глупые, умные, живые и мертвые. Если все миры — клетки на игральной доске, то они — фигуры. Но ничья рука не двигает их. Каждый дик, каждый волен над собой. И еще есть тени. Ходящий-По-Краю объяснил мне. Те, что вы не видите.
"Объяснил, вот как? Да, наш жуткий ублюдок любит тебя сильнее, чем меня".
— Они отбрасывают тени, Дядя, — сказал Панек. — В наше Королевство. Каждый из них. Вот почему в нем так много пленников.
Котиллион нахмурился. Понимание росло медленно, но неотвратимо. Глаза бога раскрывались все шире.
* * *Тралл Сенгар увидел, что бог пробирается мимо Панека, держась одной рукой о каменную стену; казалось, Котиллион вдруг опьянел. — Интересно, с чего бы это? Как будто Панек пнул его промеж ног.
— Если так, мальчик заслужил поцелуй.
— Слишком ты сурова, Минала, — ответил Тралл. — Я Котиллиону сочувствую.
— Тогда ты идиот. Но это я уже несколько месяцев как знаю.
Он молча улыбнулся ей.
Женщина уже глядела на кривой проход к Тронному залу. — Что они там делают? Раньше не входили.
— Думаю, обдумывают последствия.
— И где Темный Трон? Предполагалось, что он явится немедленно. Если сейчас атакуют…
"То нам конец". Тралл тяжело оперся на копье, освобождая левую ногу, болевшую сильнее правой. Но ненамного сильнее. "Мне точно конец. Но если сородичи решат взяться за нас всерьез — разницы не будет, исцелен я или нет". Он не понимал слабости их приступов, направления незрелых юнцов из племени Ден-Рафа. И зачем вообще беспокоиться? Если им нужен трон, то Трон Тени, а не здешнее костяное уродство. "Но если подумать, смысл обнаруживается. Союз со Скованным Богом и Несвязанными Т'лан Имассами, слугами того же бога. Однако мы, Тисте Эдур, придаем мало значения договорам с инородцами. Наверное, все это — лишь показное кровопролитие. Нужен один ведун, отряд зрелых воинов — и празднику конец".
И они придут. "Придут, едва узнают обо мне". Он не может скрыться от их глаз; не может встать сзади, пока режут молодых людей, не познавших жизни, не ставших настоящими солдатами. Детям не следует учить уроки жестокости и кровожадности, хотя следует знать о возможности таковых. Мир, в котором детей подвергают подобному — это мир, в котором слова о "сочувствии" звучат пустой насмешкой и наглым обманом.
Четыре атаки. Четыре — и Минала стала матерью семи сотен страдальцев, и половине из них грозит смерть… если не появится Темный Трон с дарами, опять — таки холодными и расчетливыми.
— Лицо предало тебя, Тралл Сенгар. Ты снова готов зарыдать.
Эдур поглядел на Онрека, потом снова на Миналу и Панека. — Ее ярость — ее доспех. Величайшая моя слабость в том, что я не могу соорудить себе такого доспеха. Просто стою, ожидаю. Новой атаки, новой музыки — криков, стонов, оглушающего рокота, создаваемого глупой кровожадностью… каждым столкновением копий и мечей.
— Но ты не сдаешься.
— Не могу.
— Ты слышишь не всю музыку боя, друг.
— То есть?
— Даже стоя рядом с тобой, я слышу молитвы Миналы. Даже когда она тащит убитых и раненых от опасности, она молит, чтобы не пал ты, Тралл Сенгар. Чтобы ты сражался и не лишал ее чуда, творимого тобою и твоим копьем. Чтобы ты никогда не оставил ее детей.
Тралл Сенгар отвернулся.
— О, — продолжал Онрек, — я ошибся, друг мой, и вызвал поток слез. Я пытался поддержать в тебе гордость, вместо этого сломав твою броню и глубоко ранив. Породив отчаяние. Прости. Так много забыто с той поры, когда я был жив. — Изрубленный воин молча глядел на Тралла. — Может быть, я смогу сказать и нечто более… утешительное.
— Прошу, попробуй, — прошептал Тралл.
— Иногда я чувствую в этой пещере нечто. Присутствие. Оно мягкое и живое. Оно… утешает меня, не знаю почему. Я не могу понять его источника. Временами мне кажется, Тралл Сенгар, что за нами следят. На нас смотрят незримые очи, и в них великое сочувствие.
— Ты сказал это, чтобы облегчить мою боль?
— Нет, я не стал бы обманывать.
— Что… от кого это исходит?
— Не знаю — но вижу, что оно затронуло и Монока Охема. Даже Ибру Гхолана. Чувствую их тревогу, и она меня тоже радует.
— Ну, — проскрипел чей-то голос, — это явно не про меня. — Тени слепились, создавая горбатый силуэт в плаще с капюшоном. Он колебался, словно не желая помещать себя в одно лишь измерение, привязывать к одному существованию.
— Темный Трон.
— Исцеление? Да, хорошо. Но у меня мало времени. Нужно спешить, понятно? Спешить!
"Очередное обновление перед лицом грядущего боя. Хотел бы я уметь молиться. Утешительные слова в голове… заглушающие все вопли и стоны вокруг. Чтобы утопить себя в словах".
* * *Где-то в трюме Карса пытался успокоить Ущерба; но стук копыт по настилу, заставивший трястись всю палубу под ногами Семар Дев, подсказал, что животное утихнет не сразу. Она не удивлялась поведению жеребца. Воздух внизу спертый, смердит болезнью и смертью, и в нем есть привкус безнадежности.
"Но у всех у нас одна участь. Мы Гости, потому что мой спутник — гигант убьет Императора. Идиот. Самонадеянный, самолюбивый дурак. Нужно было остаться с Лодочником на диком берегу. Повернуться и начать путь обратно". Она так мечтала о путешествии ради открытий и приключений, жаждала далеких чудес, их ожидающих. Но вместо этого оказалась пленницей империи одержимых безумцев. Самодовольство, почитающее себя великим даром, достойным поклонения. Словно сила излучает собственную мораль, а способность сделать нечто уже дает право делать это "нечто". Мышление уличного громилы, имеющего два или три правила, по которым кроится все личное существование и по которым он пытается судить мир. Есть те, кого он может запугать и поставить на колени, и те — немногие — которым он готов подражать, которым завидует. Всегда и всюду отношения господства. Семар Дев тошнило от отвращения, она боролась с приступами паники. Сухие доски под ногами не мешали ощущать, будто она тонет.
Пытаясь держаться подальше от людей из парусной команды судна, она наконец нашла место, с которого ее не сгоняли толчками или руганью: на самом носу, у лееров, под ударами поднимающих и бросающих ладью волн. Как ни странно, каждый лишающий веса толчок вызывал чувство облегчения.
