Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Гралиец склонился и тронул Икария за плечо. Джаг вздрогнул.
— Друг мой, — прошептал гралиец. — Знаю, что не болезнь плоти тревожит тебя. Это болезнь духа. Борись с ней, Икарий.
Джаг скорчился, прижав грудь к коленям, обхватив ноги руками — поза напоминала Таралеку о похоронных обычаях эрлийцев. Он долго не отвечал; затем по телу прошла судорога. — Я не могу сделать этого, — сказал Икарий, поднимая отчаянный взор. — Я не хочу… я не желаю убивать НИКОГО!
Таралек потер нос. "Духи подлые, напиток Полутьмы творит чудеса! Я смогу". — Икарий. Погляди на трюм. Погляди на этих грязнуль. Им сказали, что пришли освободители. Они уверовали, что Эдур спасут их. Но нет. Нечистая кровь. Разжиженная кровь — и вот они рабы! Падшие, забывшие свою историю, славу прошлого — но какую это славу, интересно мне? Погляди на них! Что за демоны эти Эдур и их клятый император? Кто они, чтобы так обходиться с родичами?
Теперь скажи, Икарий, что я принес тебе? Скажи!
Взгляд воителя блуждал, в нем читались ужас и нечто еще. Отблеск дикости. — То, что увидели мы, — зашептал он. — За то, что они сделали…
— Месть, — кивнул Таралек Виид.
Икарий уставился на него, словно тонущий. — Месть…
— Но этот шанс может уйти, Икарий. Преда потерял веру в тебя — в меня — мы перед опасностью оказаться в пасти акул…
— Они просят убить императора, Таралек Виид. Бессмыслица…
— То, чего они просят, — оскалился гралиец, — и то, что ты дашь им — разные вещи.
— Месть, — сказал Икарий, словно пробуя слово на вкус, и прижал руки к лицу. — Нет, нет. Не для меня это. Слишком много крови — от еще одного потока пользы не будет. Я не буду отличаться от них! — Он резко схватил Таралека и подтянул к себе. — Не видишь? Новые невинные жизни…
— Невинные? Ты глупец, Икарий. Ты не понимаешь? Невинность — ложь! Никто не невинен! Ни один! Покажи мне, что я заблуждаюсь. Я умоляю тебя! — Он с трудом повернулся в железной хватке Джага и ткнул пальцем в скорченных рабов: — Мы оба видели, не так ли? Вчера! Двое дураков душили третьего — Икарий, они все были в кандалах, умирали от голода! Какая-то старая ссора, старая дурость нашла выход. Жертвы? О да, нет сомнений! Невинные? Ха! Поразите меня духи земли и неба, если я сужу ложно!
Икарий смотрел на него. Пальцы медленно разжимались, отпуская кожаную куртку.
— Друг мой, поешь. Храни свою силу. Империя Тисте Эдур — извращение, ею правит безумец, искусный лишь с мечом. Он желает, чтобы и слабый и сильный склонялись перед ним. Бросить вызов сильному — накликать порабощение и гибель. Тебе ли не знать? Ты и ты один, друг Икарий, наделен способностью уничтожить это извращение. Ты рожден ради этого. Ты последнее оружие правосудия — так не сдавайся напору неравенства. Питайся тем, чему стал свидетелем — что видели мы оба — тем, что мы еще увидим в этом путешествии. Питайся, питая правосудие в себе — пока оно не заблестит ослепительной силой. Икарий, не позволяй жутким Эдур сломить тебя. Именно этим они и заняты.
Сзади раздался голос Полутьмы: — Преда подумывать проверку. Для твоего воина.
Таралек поворотился к ней: — Что это значит? Какая проверка?
— Мы вести много войн. Мы идти путями Хаоса и Тени.
Глаза гралийца сузились: — Мы?
Она скривила губы: — Эдур править Летером. Они вести — летерийцы обязаны следовать. Эдурские мечи проливать реки крови, а за кровью литься рекой золото. Верные становиться богатыми, очень богатыми.
— А неверные?
— Их сажать на весла. Они Должники.
— А ты, Атрипреда? Ты верна им?
Она помолчала, сказав через полдюжины ударов сердца: — Каждый поборник верить, что Император упасть от его меча. Вера и истина — разные вещи, — произнесла она, странно переиначив слова Таралека. — Я верна тому, что истинно. Преда придумать проверку.
— Отлично, — ответил гралиец. Он невольно затаил дыхание, ожидая протеста Икария. Но тот смолчал. "Ага. Хорошо".
Женщина ушла. Ее кольчуга хрустела, словно брошенные в песок монеты.
Таралек смотрел ей в спину.
— Она таится, — грустно, тихо произнес Икарий. — Но душа в ней умирает.
— Ты думаешь, друг мой, — сказал гралиец, поворачиваясь к Джагу, — что она одна страдает молча? Она одна трусит, у нее одной гордость попрана необходимостью?
Икарий качал головой.
— Подумай о ней, когда дрогнет твоя решимость. Друг, помни о Полутьме. И всех, кто подобен ей.
Тусклая улыбка. — Ты сказал, нет невинных.
— Здравое наблюдение, вовсе не отвергающее правосудия.
Взгляд Джага скользнул вниз, сосредоточившись на грязных планках помоста. — Нет, — уныло прошептал он, — Нет, не отвергающее.
* * *На каменных стенах выступила роса — будто свидетельство невыносимого давления на мир. Появившийся словно ниоткуда мужчина замер. Серый плащ с капюшоном делал его трудноразличимым в полутьме, но существа, ставшие свидетелями его прихода, были слепы и равнодушны. Только черви извивались в изодранных, гниющих телах, разбросанных по узкому коридору.
Вонь была невыносимой. Котиллион находил ее подозрительно знакомой и привычной — словно это запах самого существования. Были времена — он почти уверен — когда он знал неподдельную радость… но воспоминания об этих временах потускнели и казались ностальгическим самообманом. У людей все так же, как у цивилизаций: каждый индивид тоскует по невозвратному "золотому веку" истинного мира и благополучия.
Чаще всего это тоска по детству, поре, в которую воспитательные влияния еще не касались души; взросление делает простое сложным, ядовитый цветок разворачивает множественные лепестки, пропитывая всё миазмами распада.
Это тела юношей и девушек — слишком молодых, чтобы быть солдатами. Но именно солдатами они и являлись. Память о спасении стерта, как и память о доме — том месте, в котором их, не ведающих за собой вины, прибивали гвоздями к крестам. Разумеется, за ними и не было никакой вины, и кровь, столь щедро пролитая ими, была одного оттенка — ни название племени, ни цвет кожи, ни разрез глаз не делают кровь менее чистой или драгоценной.
Злобные дураки с жаждой расправ в гнилых башках думают иначе. Они делят мертвецов на невинных жертв и справедливо наказанных и не питают ни малейшего сомнения, что встали на правую сторону. Отсутствие сомнений так облегчает погружение ножа в плоть!
Они стойко держались, думал он, заставляя себя двинуться с места. Суровая битва и организованное отступление. Доказывает хорошую подготовку, дисциплину и ярое нежелание отступать, не взяв хорошую цену. Враг вынес свои тела, а для молодых бойцов склепом станет пещера. "Мы спасли их от распятия… ради вот этого".
