Стивен Эриксон - Охотники за Костями
Он был рожден от шпионки; поколение за поколением их семья жила в сердце Эдур, невозбранно процветая среди хаоса вечных племенных ссор. Ханнан Мосаг положил сварам конец… но ради этой возможности и жили Дозорные, такие, как сам Алрада, заботливо внедренные и смешанные с лучшими родами.
Отбеливающие составы для кожи, тайный язык жестов Анди, тонкие манипуляции, позволявшие проникать на важнейшие собрания — такова была жизнь Алрады Ана — и не покинь Эдур северные селения, она текла бы вполне сносно, до тех пор пока он не вернулся бы из набега, оплакиваемый сородичами. А на самом деле он уйдя за кромку льдов, пробегая лиги и лиги, спеша в Синюю Розу. Пока не добрался бы домой.
Но дом стал совсем иным. Убежище под осадой — неожиданные враги, не знающие о сети катакомб под горами. Но они правили, убежденные в высшем праве на власть, из чего проистекали многочисленные жестокости и несправедливости. "Император цедит свою дурную кровь повсюду…" Летерийцы никогда не порочили себя так, как "знать" Рулада. "Молю, да окончится всё это. Молю, чтобы в один прекрасный день историки назвали этот период Кошмарной Эрой, сделали уроком для грядущих правителей".
Он сам себе не верил. Ни одному слову молитв, повторенных десять тысяч раз. "Мы видели, на что способен Рулад. Видели, когда Император проклял родного брата. Боги, я сам был в Зародыше. Я был среди его "братства", новоявленного семейства трусливых льстецов. Прости меня Чернокрылый Лорд! Я смотрел, как убивали единственного Эдур, которого я уважал. Нет, не просто смотрел. Я вплетал свой голос в Руладов ритуал "отсечения" Тралла. А каково было его преступление? Всего лишь отчаянная попытка вернуть Рулада домой. Ах, клянусь Матерью Тьмой…" А вот сам Алрада никогда не решился на такое, нет, он отворачивался, не помогал Траллу и словом. Ведь тот принял бы слово поддержки как дар. "Я был трусом. Моя душа бежала риска. Теперь этого не исправить".
В дни после воцарения Рулада на летерийском престоле Алрада Ан вел отряд арапаев на поиски "изменивших Императору" — брата Фира и раба Удинааса. Они не смогли найти следов, и Алрада Ан увидел в этом маленькую победу. Ярость Рулада должна была привести к массовым казням, Алрада и его подчиненные оказались бы первыми — но калека Ханнан Мосаг сумел взять над Императором некую власть. Руладу нужны воины Эдур — не только для покорения и удержания Летера, но и для запланированных обширных экспедиций.
"Вроде этой". Знай он, что придется делать в этих походах — Алрада Ан лучше подставил бы себя под одну из казней времен покорения Летераса.
"Чего только не сотворили мы во имя его.
Мы следовали его приказам. Мы всего лишь рабы? О, Тралл, ты был прав. И ни один из нас не решился встать рядом с тобой, когда это было нужно".
Алраду Ана тревожила память о Тралле Сенгаре. Нет, его тревожила помять обо всем этом, но образ одинокого, благородного воина Эдур стал фокусом всех сожалений.
Он стоял на носу большой ладьи, ледяные брызги беспокойного моря заставили онеметь лицо. По сторонам ворочалось еще много кораблей — половина Третьего Императорского Флота огибала громадину здешнего материка. Под палубами кряхтели латерийские гребцы, они же составляли часть команды. А повелители их бездельничали, пили вино и пожирали мясо, затаскивали в койки рабынь — летериек, а тех, что обессиливали и страдали от эдурского семени, оказавшегося ядовитым для людей, выбрасывали за борт, на поживу серым акулам и личинкам прожорливых дхенраби.
Половина их флота, под командой Томада Сенгара, отца Императора.
"И что мы получили, дорогой Томад? Пригоршню сомнительных "чемпионов", воителей, готовых предстать перед маниакальным взором твоего сынка.
Никогда не забывай, как ты нашел твоих сородичей. Откуда они взялись? Сами они давно забыли. Мы приняли их как родню? Распахнули объятия? Нет, они стали низшей кастой, дурной кровью, лишенцами. Мы наградили их презрением и назвали это свободой.
Но я думал о поборниках и ненасытной жажде Рулада, посылающего флотилию за флотилией. Томад, справимся ли мы?"
Он подумал о недавних Гостях, что под палубой, и словно шепоток пролетел по его гнилой, источенной молью душонке: "возможно, в этот раз мы поймали кое-кого стоящего". Того, кто зальет горло Рулада кровью, еще и еще раз…
А потом, еще и еще раз, раздастся ужасный крик…
"Мы сделали, но не сделали, и так оно и будет. Вечно.
Я никогда не вернусь домой".
* * *Глазами цвета выветренного гранита командующая летерийскими Морскими Силами Атрипреда Яни Товис, известная среди подчиненных как Полутьма, посмотрела на больного. В трюме было сыро, от окружающих киль лужиц блевоты и маслянистой грязи нестерпимо воняло. Каждый удар о волну рождал в корпусе треск и стон. Раскачивались фонари, заставляя тени метаться по углам. — Эй, — сказала она. — На, пей.
Мужчина поднял голову. Его глаза казались цвета китового жира. — Пить? — Само это слово, должно быть, вызвало новые позывы к рвоте; однако он мужественно боролся с невольным позывом.
— Я говорить на твоем язык плохо. Пей. Два глоток. Жди, потом еще.
— Не удержу, — ответил мужчина.
— Неважно. Два, чувствовать хорошо. Потом еще. Болесть уйдет.
Трепещущей рукой он взял матовую бутылочку.
— Цеда делать, — сказала Полутьма. — Делать поколения назад. Болесть уйдет.
Он глотнул, и еще. Замер, перекатился на бок. Последовали кашель и хрипы. Потом: — Возьмите меня духи! И точно.
— Лучше?
Кивок.
— Пей остаток. Я стою тут.
Он выпил и сел, прикрыв глаза. — Лучше. Да, лучше!
— Хорошо. Теперь иди к нему. — Она показала в сторону носа, где в двадцати шагах скорчился у выступа другой. — Преда Томад Сенгар сомневаться. Поборник не переживать путешествия. Не есть и пить. Отброс. Иди к нему. Ты утверждать его мастерство. Мы видеть иначе. Мы видеть одна слабость.
Лежащий в проходе не желал встречаться с ней взором. Однако медленно сел, неловко встал. Пошатнулся и выпрямился, широко расставив ноги. Сплюнул на ладони, покатал шарик слюны и втер в волосы.
Затем Таралек Виид поднял взор. И нахмурился: — Теперь ты сама кажешься больной. Что такое?
Полутьма покачала головой. — Иди. Преду надо убеждать. Или он бросить вас на сторону.
Гралийский воин неуклюже пошагал по проходу. С обеих сторон виднелись прикованные к веслам фигуры. Темно-серые, как и их захватчики, высокие, с чертами, явно показывающими эдурское происхождение — однако они гниют в собственном дерьме. Сонные, безнадежные взоры провожали Таралека к носу.
Гралиец склонился и тронул Икария за плечо. Джаг вздрогнул.
