Константин Соловьев - Геносказка
Но Гензель не собирался оставлять сына Карла в столь беспомощном состоянии. У него были другие планы.
Гензель медленно, прихрамывая, подошел к поверженному толстяку. Достаточно близко, чтобы заглянуть в его тусклые глаза, в которых больше не оставалось ни жажды, ни предвкушения. И вообще ничего не оставалось, кроме смертельной усталости. А еще — достаточно близко, чтобы дотянуться до большой пусковой кнопки на груди.
Пропеллер за спиной у сына Карла несколько раз чихнул, дернулся и превратился в стрекочущий размытый круг.
— Сохраняйте спокойствие… — удивленно сказал сын Карла. — Дело…
Закончить он не успел. Окутавшись сизым дымом, пропеллер оторвал его толстую тушу от земли и, стремительно набирая обороты, потащил вверх, к сводам потолка. Должно быть, впервые в своей жизни сын Карла издал какой-то осознанный звук — он завизжал. Его тело задергалось, силясь переместить центр тяжести и сделать полег управляемым, но тщетно — сил не оставалось даже на это. Воя и треща пропеллером, сын Карла, ускоряясь с каждым метром, несся прямо к потолку.
— Варр-ре…
Гензель не нашел в себе сил отвести глаза. Он видел, как сын Карла неуправляемым снарядом врезался в потолок с такой силой, что, хрустнув, его конечности вывернулись в суставах, мгновенно оказавшись под скрежещущим винтом, вышибающим искры из потолка.
Двигатель рявкнул драконом, что-то громко захрустело, и вниз, вперемежку с искрами и искромсанными лохмотьями ткани, в которых еще можно было распознать грязный комбинезон, полетели рассеченные куски тяжелого жира, клочья рыжего волоса и лоскуты кожи. А потом наверху оглушительно рявкнуло пламя, мгновенно превратив елозящее по потолку бесформенное, но еще продолжающее выть существо в облако густого грязно-серого дыма. На пол посыпался град тяжелых предметов, но все они были черны и погнуты, так что Гензель не взялся бы определить, которые из них кости, а которые искореженные лопасти винта.
Хромая, Гензель подошел к клетке. Ему пришлось повозиться, прежде чем замок наконец открылся, слишком уж отчаянно тряслись пальцы. И помочь Гретель, которая едва держалась на ногах.
— Оказывается, варенье — коварная штука, — проворчал Гензель, чтобы приободрить ее. — Теперь я понял, почему нам не давали его в детстве.
— Ты отвратительно шутишь, — устало сказала она, пытаясь улыбнуться.
Гензель хорошо знал, чего стоили ей эти усилия. Он нарочито строго погрозил Гретель пальцем.
— Еще скажи, что тебе не понравились мои сказки!
— Они… ужасны. Я ненавидела их еще с тех пор, как была ребенком. Но я не знала, что в твоей голове скопилось их так много. Кроме того… Это ведь никакие не сказки, верно? Я узнала некоторые. Это истории, которые с нами случались, только ужасно исковерканные и перепутанные.
Гензель подмигнул сестре.
— Я собрал порядочно материала, пока путешествовал с одной геноведьмой.
— Когда-нибудь, когда выйдешь на пенсию, сможешь издать их. Дети будут в восторге. Сказочник дядюшка Гензель.
Гензель прищурился, оценивая.
— Братья геноведьм не выходят на пенсию. Им всегда хватает работы — вытаскивать геноведьм из очередных переплетов. Кроме того, детишки будут писаться в кровати от моих сказок… Посмотри, что они сделали с сыном Карла!
Гретель взглянула на то, что осталось от толстяка, без всякого сожаления. Разве что с некоторой толикой любопытства. И сморщила нос. Пахло от паленого жира и правда отвратительно, даже по меркам геноведьм.
— Это не сказки с ним сотворили, — произнесла она ровным тоном. — Обычная гипогликемическая кома.
— Глипо…
— Сын Карла потреблял с вареньем огромное количество сахара, — спокойно пояснила Гретель. — Его метаболизм должен был быть рассчитан на поглощение неимоверного количества углеводов. Огромного для человека. Уровень сахара в его крови при этом должен был быть зашкаливающим. Заставив сына Карла слушать свои сказки, ты обрек его на голод, братец. Сахар в его крови стал снижаться, пока не упал ниже допустимого предела. Слишком уж велики были его потребности. Следующий шаг — паралич жизненно важных центров мозга.
— Проще говоря, я заговорил беднягу до смерти?
— Вроде того.
— Что ж, выходит, мои сказки не так уж и плохи. — Гензель ободряюще улыбнулся. — Может, когда-нибудь и в самом деле запишу их… А ты пока посиди, сестрица. Нам надо набраться сил перед спуском. Я думаю, нас ожидает очень много лестниц. Возможно, больше, чем ты можешь представить.
Гретель покорно опустилась на пол.
— Я немного отдохну и… И еще поем. А потом готова буду идти хоть на край света.
— Даже не думай. Хватит с тебя прогулок. Будешь ждать меня дома.
— Куда же пойдешь ты? — В ее голосе не было беспокойства.
Но Гензель сделал вид, будто и не рассчитывал на него.
— В «Театр плачущих кукол». Кажется, у меня есть деловое предложение к господину Варраве.
11Без зрителей театр господина Варравы выглядел заброшенным и старым. Потухшие прожектора под пологом шатра таращились на каждого вошедшего, будто затянутые бельмами слепые глаза.
Грохот безумного оркестра и рев публики сменился глухой и плотной, как кладбищенский саван, тишиной. «Театр плачущих кукол» был мертв и, как все существа после смерти, демонстрировал следы разложения, прежде незаметные: истлевшие местами шторы, треснувшие деревянные ступеньки, осыпающуюся позолоту лож. Театр был мертв, и Гензелю, когда он зашел в огромный шатер с мушкетом на изготовку, даже показалось, что он ощущает явственный запах некроза.
«Нет, — решил он, стараясь ступать бесшумно по доскам, скрипевшим, как кости покойника. — Этот театр и раньше был мертв. Он пропитан смрадом разложения, но никогда полностью не умрет. Каждый вечер демонические силы, наполняя зал, вызывают его к жизни. Каждый вечер, когда поднимается занавес, это чудовище снова живо. И опять пирует».
В театральном шатре не было ни души, и это насторожило Гензеля. Ни прислуги в багровых ливреях, ни коротышек-музыкантов, ни уборщиков, скоблящих вечно заляпанную сцену, ни прочей обслуги. Это выглядело странным. Заведение, подобное «Театру плачущих кукол», даже в предрассветные часы нуждалось в участии людей. Однако их не было. Лишь по-прежнему свешивался из-под купола обгоревший труп клоуна, похожий на истлевшую ветхую бабочку. Похоже, его попросту забыли, оставив висеть с прочими театральными декорациями.
Гензель улыбнулся в темноте. Тем лучше. Возможно, людям господина Варравы после сегодняшнего дня придется подыскивать себе новое место службы. Возможно даже, «Театр плачущих кукол» с прискорбием будет вынужден сообщить о том, что закрывается на неопределенное время. Например, в связи со смертью почтенного директора и учредителя господина Варравы…
![Надежда Кожушаная - Нога [киносценарий]](/uploads/posts/books/276827/276827.jpg)
