Александр Борянский - Гней Гилденхом Артур Грин
Я еще раз вгляделся в черную стену. Напоследок. Обгорелое прошлое. Впереди нас поджидало неведомое будущее.
Страшное прошлое и страшное будущее. Оба притягивали. Что больше — неизвестно.
От Аргронда мы повернули направо.
…С каждым шагом в голове стучало все сильнее. Ритмичное гулкое уханье сотрясало тело, что-то стремилось прорваться наружу, очередной удар изнутри сбивал дыханье, и, главное, — с каждым шагом нарастало острое нежелание приближаться к горам. Их подножья были перед нами, угрюмые скалы могли вот-вот обрушиться от страшного землетрясения, которое начиналось в глубинах моего мозга. Ветер налетал то справа, то слева, северный, враждебный людям ветер, ничего не имеющий общего с ласковым морским ветерком, с прибрежным ветром радости и надежды. Ветер-хнум резал глаза, толкал в спину, обдавал холодом.
Лайк шел вперед, а я едва поспевал за ним. Не от усталости, нет. Обратно я бы бежал, я бы обгонял мустангов Флеймарка, будь они живы, потому что Лайка влекло, нарастающий гул угрожал, горы пугали возможными засадами. Но больше всего пугало то неизвестное, что влекло Лайка.
Да, он шел вперед. Впереди был проход между скалами. Скалы нависали. И между ними — единственный проход.
Я знал, что там притаилась смерть.
Я остановился, я хотел крикнуть. Крик не удался. Ритмичное биение играло моим телом. Назад, прочь, прочь отсюда! Я вспомнил, что в лесу я тоже жаждал бежать назад, на помощь Квинту Арете, явственно вспомнил… И так же, как тогда, на единственный торн задержавшись, ринулся вслед за Лайком Александром.
Он скрылся за скалой. Мне показалось, что скалы падают, я не успеваю проскочить, они низвергаются, погребая меня под собой…
В два прыжка я очутился за ними. Скалы стояли неподвижно.
Лайк вошел в пещеру.
Я держался за ним шаг в шаг, хотя ужас бил по глазам, по барабанным перепонкам, ужас хватал за ноги и подбирался к сердцу, покоряя каждый нерв, растворяясь в активной крови, завораживая ее движение в моих, бывших моих жилах. Я ведь никогда на самом деле не боялся, ни боя, ни нападения на Златоград, ни даже поражения… Но во мраке пещеры прятался подлинный, глубокий страх. Внешний мир, мой мир, наш мир был лишен такого страха.
Во тьме вспыхнул факел.
Я догадывался, я представлял, я совершенно точно знал, что сейчас необходимо, иначе просто нельзя!
Жизненно необходимо выхватить меч, как можно быстрее!
Прижаться к стене, сделать хоть что-нибудь!
Хоть что-нибудь!!!
Но руки не двигались, я не мог шевельнуться.
Боковым зрением я различал обреченную фигуру Лайка.
Смерть…
Хнумы…
Неизбежность…
Из дальнего угла пещеры выступил всего один боец.
Да, в тот миг я не мог ничего. Но я не мог и не узнать это лицо.
Блаберон и блаберон, тысячу раз блаберон! Дьявол меня забери и пропади все пропадом!
В центре пещеры освещаемый факелом стоял Верховный Стратег Селентины Марк Селентин Александр Грей-Дварр Несчастный.
С рождения я знал, что он герой. С рождения помнил: Верховный Стратег — боец номер один. В первый год жизни выучил: Грей-Дварр пал в сердце горного кряжа, сраженный коварными хнумами.
Портреты в свитке, и под ними:
Верховный Стратег;
Казначей Республики;
Корабел Секст Флинт;
Тит Аристон Билд Защитник…
Лунная Заводь, Аристон, Арета, Джессертон, Ривертон, Вэйборн, Кердалеон, Офелейн.
«О, Марк Селентин! Ты создал и вдохновил этот поход, убедил Короля повернуть на север и сам погиб, настигнутый врагами среди скал… Ты получил пятым именем посмертное прозвище Грей-Дварр Несчастный, но ты следовал велениям Луны, и значит мы не вправе обвинять тебя, ты исполнил свой долг.»
Грей-Дварр Несчастный обнажил клинок.
И одновременно Лайк Александр сорвал с пояса свое оружие.
Оба замерли, готовые к поединку.
Лицо Верховного Стратега было на редкость спокойным.
И вдруг я ощутил странное. Нечто даже более странное, чем те почти невозможные события, которые произошли до сих пор.
Ужас схлынул. Он не исчез совсем, навсегда, но он ждал где-то внизу, а главным отныне — уже целую вечность, давным-давно, прежде истории, — главным было другое.
Сейчас я мог все. Да, это кто-то огромный позволял мне совершать все, что угодно. Что угодно мне. Я сам позволял себе!
С диким воплем броситься на Верховного Стратега.
Ударить в спину Лайка Александра. Он даже не успеет вскрикнуть, герой-первопроходец, он повалится как подкошенный.
Повернуться и уйти. Просто — уйти. Оставить их одних со своими мечами, стоящих друг против друга. Уйти на север, на восток, на юг, в любую сторону, а лучше на запад.
Я словно видел сверху: голубую степь и зеленый лес, черную стену, серо-коричневые скалы, синее знамя над городом, желтую страну, красное зарево, белые вершины — все принадлежало мне, я получил это в подарок. Но все это имело смысл лишь в определенном времени, а за его границами превращалось в неразличимую мертвую смесь. Чтобы сохранить жизнь, цвета, слившись, должны были образовать новый, неизвестный цвет-армию… цвет-поэму… цвет-песню…
Я не был сыном Луны, не был рыцарем, не был подданным и гражданином. Тысячи возможностей, продолжений, необъятная свобода сводили с ума, заталкивая ужас ниже и ниже под землю. Я мог все, но ничего не делал, ведь свобода продолжения учитывала и такую возможность — абсолютное бездействие. Я был никем. Целые сто торнов, которые не имели значения, я был никем. Мир невероятно расширился, мое сознание не могло освоить такие объемы пространства и времени, все в нем вращалось, втягивая и лишая ориентации, а потом — Лайк Александр свободной рукой отстегнул от пояса мешочек и бросил Верховному Стратегу.
Стратег поймал, взвесил золото в руке и отступил в сторону. За его спиной я увидел колодец. Стратег картинным движением занес руку — и разжал пальцы.
Я прислушался, но звука падения на дно так и не услышал.
Грей-Дварр Несчастный вложил меч в ножны. Лайк Александр прицепил оружие к поясу.
Прекрасная одурь исчезала, растворяясь где-то за пределами моего мозга. Таящийся до последнего под ногами ужас окончательно провалился под землю.
Из пещеры мы вышли втроем.
…Два свистящих перекрестья и завершающий убийственный удар сверху! Меч, выпущенный из правой руки, пролетел за спиной и, будучи непостижимым образом пойман левой, рассек пустоту снизу.
— Как давно я ждал этого момента! — сказал Грей-Дварр, которого Несчастным я мог теперь называть только по старой, укоренившейся привычке.
Лайк обернулся.
