Стивен Браст - Пятьсот лет спустя
– Прошу меня простить, – вмешался Дунаан, – но мне послышалось, вы сказали, это будет нетрудно.
– Именно, – кивнул Серый Кот.
– Значит, у вас есть план?
– Нет, – ответил Серый Кот, – но у меня есть уверенность.
– Уверенность?
– Да, добрый Дунаан. Уверенность в том, что в ближайшее время этот план появится у вас. Причем очень неплохой план.
Дунаан согласился:
– Ладно.
– А я? – спросила Ларал. Серый Кот кивнул:
– Вы, наверное, знаете, что Адрон э'Кайран, герцог Истменсуотча, на днях прибудет в столицу.
– Да, разумеется.
– Естественно, подозрения в совершенных убийствах падут на него, как на наследника от Дома Дракона.
– И вы хотите, чтобы я их укрепила? Возможно, шепнув несколько слов в нужные уши и представив необходимые улики?
– Напротив, Ларал. Вы не только не должны усиливать эти подозрения, а наоборот, постараетесь их снять.
– Снять?
– Да, вы правильно меня поняли.
– Это будет значительно сложнее.
– Я знаю один способ.
– И каков он?
– Убрать лорда Адрона.
Ларал нахмурилась.
– Убрать лорда Адрона совсем не просто, – заметила она.
– В противном случае, миледи, мне бы и не понадобились услуги такого искусного специалиста, как вы.
Ларал рассмеялась:
– Вы пытаетесь мне льстить, Серый Кот, но полагаю, в ваших словах больше правды, чем лести.
– Так вы согласны?
– Да. Однако герцог Истменсуотча будет стоить в три раза дороже, чем управляющий финансами.
– Согласен, – не стал спорить Серый Кот.
– Договорились, – кивнула Ларал.
– Ну, – вмешался Дунаан, – а что будете делать вы?
– Самую малость, – ответил Серый Кот. – Поскольку хватит лишь небольшого толчка, чтобы начался бунт.
– Ага, – пробормотал Дунаан, – бунт.
– Зачем? – поинтересовалась Ларал.
– Вам пока ни к чему об этом знать, – заявил Серый Кот.
– Хорошо, – сказала Ларал; казалось, ее нисколько не беспокоил ответ Серого Кота.
– Мы должны будем еще встретиться? – спросил Чалер. – Когда и где?
– В этой таверне через четыре дня, – предложил Серый Кот. – То есть в четырнадцатый день месяца. Место тут очень подходящее, и я не собираюсь его менять. Более того, буду здесь и тринадцатого, если у кого-нибудь из вас возникнет необходимость со мной связаться. Ночью тринадцатого и ранним утром четырнадцатого... – он помолчал немного и улыбнулся, – произойдут кое-какие события.
– Прекрасно, – сказала Ларал. – Через четыре дня Адрон э'Кайран будет мертв.
– Через четыре дня, – заявил Чалер, – лорд Кааврен будет мертв.
– Через четыре дня, – добавил Дунаан, – графиня Беллор будет скомпрометирована.
– И через три дня в городе начнется бунт. Возможно, небольшой, но он будет предвещать куда более серьезные события.
Дунаан покачал головой:
– Не знаю, как вы сумеете организовать волнения, мой друг Серый Кот, однако уверен, вам такая задача по силам.
– Вы правы, – сказал Серый Кот и махнул рукой, показывая, что встреча закончена.
Заговорщики один за другом ушли, оставив Серого Кота в полном одиночестве. Он продолжал сидеть на своем месте, погрузившись в глубокие раздумья. Через несколько мгновений он поднял голову и негромко проговорил:
– Подойдите к столу, Гритта; я не вижу причин делать вид, что мне неизвестно о вашем присутствии, а посему у вас нет никаких причин прятаться.
– А я вовсе не прячусь, – ответила Гритта, продолжавшая оставаться в глубокой тени. – Просто привыкла быть невидимой. Не сомневаюсь, вам не нужно объяснять мои мотивы.
Серый Кот поморщился, словно эти ее слова его особенно задели. Но уже в следующее мгновение на лице у него снова застыла маска равнодушия, и он ответил:
– Вполне возможно, но сейчас я прошу вас подойти ко мне поближе, потому что не люблю разговаривать с теми, кого не вижу; у меня возникают неприятные воспоминания. – И он глухо рассмеялся – этот смех заставил бы вздрогнуть любого, кто не обладал железными нервами.
Гритта вышла из угла и уселась напротив Серого Кота. Если читатель решил, будто ее скрытность являлась следствием какого-то недостатка внешности, то мы должны его заверить, что подобные догадки абсолютно не соответствуют истине. Гритта не могла похвастаться ослепительной красотой, но стыдиться ей было точно нечего. Она оказалась женщиной около шестисот лет, невысокого роста, с волосами соломенного цвета, большими глазами и маленьким носом. Приятные черты лица немного портила излишняя резкость. Двигалась Гритта грациозно, хотя и несколько неуверенно. Маленький шрам над левой бровью, как от удара кинжала, вовсе ее не портил, напротив, придавал ей особый шарм.
И, только посмотрев на нее более внимательно, пытаясь определить породу, вы начинали испытывать некоторую тревогу. Коротко подстриженные и зачесанные назад волосы открывали вполне аристократическое лицо. Взглянув на скулы и подбородок, можно было предположить, что Гритта принадлежит к Дому Дзура. Однако ее круглые глаза тут же опровергали эту гипотезу, да и цвет лица – как у неспелой оливки, а также рост указывали на Дом Тсалмота.
И тут наблюдатель вдруг понимал, с ужасом и жалостью, что смотрит на одну из тех несчастных, кто, будучи произведением двух Домов, не принадлежит ни к какому из них и движется по жизни, точно корабль без якоря и причальных канатов, который не может войти в свою гавань и которому ничего не остается, как переживать в одиночку шторм за штормом.
К нашему великому стыду, в те времена такие люди, как Гритта, не совершившие ничего дурного, подвергались всеобщим насмешкам и презрению. И обязаны мы добавить, несмотря на волю нашей императрицы, подобное отношение к ним осталось и по сей день, впрочем его жестокость несколько смягчает Эдикт о полукровках, ставший законом через пять лет после того, как императрица завладела Орбом.
Часто такие люди становились нищими или преступниками, но разве можно ставить им это в вину? Если из-за причуд любви и неэффективности мер предосторожности рождался ребенок, родители которого не имели права сочетаться браком, поскольку принадлежали к разным Домам, то при чем же здесь ребенок?
Цивилизованное человеческое общество должно уметь отличать жертву от преступника. Те, кто теряет эту способность, становятся похожими на дикарей из племен людей Востока, – они ведь, к несчастью, так и не сумели преодолеть свои невежественные предрассудки.
А утверждающим, будто подобное рождение есть наказание Богов за грехи в прошлой жизни, скажем, что мы не желаем им ничего хорошего. Как осмеливаются они взять на себя обязанности Богов – судить? А кроме того, мы можем их заверить: какие бы несчастья ни обрушились на их головы, мало кто выкажет к ним сострадание. Историк, например, без малейшего раскаяния и даже с радостью заявит им, что потеря любимого, неудачи в делах или тяжелое ранение есть наказание за грехи в прошлой жизни. Но все-таки никто не вправе говорить от имени Богов, если они не наделили его такой властью.
