Агрипина Тумбочкина - Неудачница
Она повернула голову в сторону и увидела обшарпанные желтые стены и железную дверь в стене.
Кукла ничего не понимала, она завыла от отчаянья, попыталась подняться, однако руки и ноги оказались привязанными. Звериный рык вырвался из ее груди, но она захлебнулась громкими звуками и жалобно заскулила. По ее лицу градом покатились слезы, злые слезы.
Она все еще помнила вихрь, поломавший ее и разноцветный серпантин, и голос, говоривший с ней, но она не знала о себе ничего. Что может быть хуже, чем пустая оболочка без памяти, без разума, без цели…
Но вот где-то вдалеке хлопнула дверь, послышались чьи-то голоса, перед глазами замелькали незнакомые лица, а ей было все равно. Ее мир рушился, казалось бы, там и так остались одни руины, только кто-то решил, что и этого для нее слишком много. Желтые стены осыпались мелкой пылью, яркая лампа над головой заискрилась и погасла. Внутри куклы зацвел редкий своим безобразием цветок под названием пустота.
Тусклый свет настойчиво пробивался под тяжелые веки, хотелось открыть глаза, но это простое действие почему-то не получалось.
— Что со мной? — 'почему мой голос такой хриплый и надломленный?
Тело затекло и также отказывалось отзываться на посылаемые нервными рецепторами мозга сигналы.
— Что за черт! — возмутилась я, а в голове застучали сотни колоколов. Во рту появился привкус крови, отчего сильно замутило.
Еще одна отчаянная попытка открыть глаза, наконец, удалась. Вид, который предстал перед моим взором, угнетал. Комнатка размером три на два метра, железная дверь со смотровым окошком, лампочка над головой.
— Где я? — растерянно пробормотала я, пытаясь, сосредоточится на зрении, и отогнать поднимающуюся тошноту.
Звук отпираемой двери, заставил забыть обо всем. Когда, наконец, невидимый визитер справился с замком, дверь шумно распахнулась и в проеме показалась женщина. Полная, с седыми волосами и серым потухшим взглядом. На ней был надет больничный халат, на голове повязан платок.
— Где я? — снова я задала интересующий меня вопрос.
Женщина удивленно посмотрела на меня и облегченно вздохнула.
— Вернулась, — прошептала она, и направилась ко мне.
— Кто вы?
— Деточка, — по-матерински обратилась она, — сейчас ты находишься на территории психиатрической больницы, а меня зовут Лидия Степановна, я твоя медсестра.
— Ну, ни хрена ж себе! — в голове замелькали яркие образы, но я тряхнула головой, отгоняя лишние мысли, — и давно я здесь?
— Неделю ты лежала в обычной клинике с сотрясением мозга, но так и не пришла в себя, а потом тебе стало хуже, — она выделила последнее слово, — и ты оказалась у нас. Прошло уже три недели, как ты сюда поступила.
— Здорово, — усмехнулась я, — а можно меня отвязать?
— Можно, только обещай вести себя хорошо, — было что-то в ее голосе, что заставило меня вздрогнуть.
— Хорошо.
Она отвязала сначала ноги, потом руки.
Я попыталась подняться.
— Давай помогу, — отозвалась Лидия Степановна.
— Спасибо, — она взяла меня за руки и медленно подняла.
Голова закружилась, перед глазами поплыли черные круги, пришлось опереться на стену.
— Черт, как же плохо… — простонала я, — а что с моим голосом?
— Понимаешь деточка, пока ты была не в себе, ты много и часто кричала, билась головой о постель, поэтому все время лежала привязанной.
— Никогда не думала, что со мной может случиться подобное!
— Знаешь, тебе еще повезло.
— Это еще почему?
— С таким диагнозом мало кто возвращался. Но тут думаю дело в изначальном психическом состоянии человека.
— Это как?
— Вот ты, например, всегда была человеком, живущим полной жизнью. Так?
— Да, к чему вы клоните?
— Ты же никогда не хотела покончить жизнь самоубийством?
— Нет, конечно, что я совсем что ли!
— Вот видишь! Но в твоем случае получилось по-другому, ты получила сильное сотрясение головного мозга, перед этим получив мощное психологическое потрясение, и как результат шизофрения с полной потерей памяти. Знаешь, как ты себя называла?
— Как? — потрясенно выговорила я.
— Тряпичная кукла.
— С ума сойти.
— Так и было, но ты можно сказать уникальный случай. Не мы вылечили тебя, ты сама пришла в себя без постороннего вмешательства.
— А это? — я показала на исколотую руку.
— Успокоительное. Ладно, заболталась я с тобой, пойду, принесу тебе чего-нибудь поесть, за одно доктора позову.
— Подождите! Кто-нибудь знает, что я здесь?
— Да. Твой муж, такой интеллигентный мужчина, каждый день приходит узнать как твое состояние, — благодушно сказала она и вышла из комнаты.
— Муж…
— Мууж, — я попробовала это слово на вкус.
Муж значит! Интеллигентный мужчина! Очень интересно!
И больше никто не знает. А как же мама? Что сказали ей? Неужели никто не искал меня?
Я обхватила голову руками и застонала.
— Меня не выпустят отсюда, пока он не даст команду, а потом? — 'вот в такой ситуации начинаешь осознавать — в какой полной заднице находишься'.
Надо же, я в психушке! Можно сказать, всю жизнь мечтала здесь побывать. А где белые мягкие стены? Где накачанные санитары?
Я истерично рассмеялась и уставилась на железную дверь.
— Никакой романтики!
В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги и в замочную скважину вставили ключ, а я поспешила закрыть рот. Мало ли что подумают про человека разговаривающего самого с собой.
Дверь распахнулась, и помещение вошел врач. Сухонький старичок с бегающим взглядом из-под нахмуренных седых бровей.
— Здравствуйте Александра, как себя чувствуете? — ласковым тоном проскрипел он.
— Ничего нормально, только голова побаливает и тошнит, — он оглядел меня цепким взглядом, — вы меня отпустите?
— Конечно-конечно, как только сообщим вашему мужу, и он заберет вас, — 'не муж он мне!
— Скажите, а кроме него никто не знает что я здесь? Мама, например? — в ответ он покачал головой.
— Сейчас придет Лидия Степановна и покормит тебя, а я пока свяжусь с вашим супругом, обрадую. Ваш случай очень редкий, к тому же память вернулась. Так?
— Да. В полном объеме, — торопливо ответила я, — а позвонить мне можно?
— Нет, исключено, — отрезал он и вышел, закрыв за собой дверь.
— Никольский, увижу, покалечу! — тихо прошептала я, и прикрыла глаза.
А врач-то даже не представился, знает, что вся эта история с душком, и лучше в ней не светиться. Пусть, мне не жалко, он только отрабатывает свои деньги, которые он дрожащей рукой принял от Никольского, за молчание. Возможно, я даже не числюсь в картотеке, и вообще такой больной не существует. Отступать слишком рано, еще осталось, за что бороться.
