Алиса Дорн - голова быка
— Дар профессора произвел на вас такое подавляющее впечатление?
Виктор взглянул на меня с отвращением.
— Это еще ладно. Но теперь ваши коллеги заставили его передвигать столы в лаборатории.
— О, — значит, мучения Быка прекратились, и его душа вернулась в мир Духов. В какой-то степени я был рад за него. — Что ж, это практично. Там давно было пора устроить перестановку, а он сильнее нас троих вместе взятых. Не переживайте, он уже ничего не чувствует, — добавил я, заметив укоряющий взгляд детектива. — Осталось только тело.
Эйзенхарт скривился, но предпочел оставить эту тему без комментариев.
— Кстати о силе, вы собирались рассказать мне, как сломали запястье.
— Разве? — удивился я.
В кабинете воцарилось молчание. Каждый из нас обдумывал, что может сказать собеседник, и какие козыри у него есть. Виктор решился открыть свои первым.
— Я знаю, что вы были одним из последних людей, кто побывал в квартире Брина Толлерса, — так вот как его звали, отметил я. — Привратник вас описал, и там повсюду ваши отпечатки.
— Я же был в перчатках, — невольно вырвалось у меня, прежде чем я успел прикусить язык.
Эйзенхарт иронически на меня посмотрел.
После пятиминутной лекции я знал, что полиция также способна снимать отпечатки с кожаных перчаток и идентифицировать их (в этом месте мне поплохело: и почему я надел взамен испорченных краской именно те, что отдал мне во вторник Эйзенхарт?). Впрочем, другая пара меня все равно не спасла бы: по словам Виктора, старавшегося выразиться как можно деликатнее, за что я был ему благодарен, паттерн, оставляемый моими пальцами, был легко узнаваем.
Взамен мне пришлось все рассказать: как я обнаружил следы обыска в своей комнате, как наткнулся на следы краски, как понял, где узнать адрес мистера Толлерса… Я постарался только не затронуть тему его смерти, но знал, что Эйзенхарт все равно к этому придет.
— Я пришлю к вам Брэма, пусть посмотрит ваше жилье, — задумчиво пообещал детектив. — А теперь мне все же хотелось бы узнать, что я увижу в результатах вскрытия Толлерса?
— Ничего.
— Хотите сказать, что вы к этому не причастны? — справедливо не поверил мне Эйзенхарт. — Или что он умер естественной смертью? Потому что я готов поставить свою бессмертную душу на то, что естественного в этой смерти не было ничего.
Ставка была вполне в его стиле: вряд ли у кого-либо еще хватило наглости поставить на кон то, чего у него никогда не было. С другой стороны, он ничем не рисковал; причина смерти мистера Толлерса лежала за гранью обычного хода вещей.
— Нет, — я поморщился, — и нет. Вы ведь читали мое досье, и более полную версию, чем ту, что дали детективу Штромму.
В то время как общество не любит людей, чей Дар непригляден, армия, напротив, в них крайне заинтересована. Военное министерство имеет право проверять всех, кого подозревает в наличии полезной для себя и потенциально опасной для мирного населения силы: кукловодов [7], некромантов… таких, как я. Сильный Дар имеет свойство повторяться в следующем поколении, поэтому, учитывая реноме моего отца, избежать проверки мне бы не удалось, как и скрыть свой Дар от комиссии. Единственное, что я мог сделать — это сдержать его, обмануть проверяющих, заставить их поверить, что, в отличие от Альтмана-старшего, от меня будет мало толка. Подобные результаты, хотя и накладывали на меня определенные обязательства, позволяли мне вести тот образ жизни, который я пожелаю, но вот мое досье навсегда оставалось в красном списке.
— Вообще-то нет, — признался Эйзенхарт. — У меня не тот уровень допуска. Строго говоря, у всех в полиции не тот уровень допуска кроме моего отца. Так что нам с Бертом пришлось довольствоваться справкой с базовой информацией, которую соизволило прислать министерство. Даже не представляю, что написано в полной версии вашего досье. И что там такого секретного… — он выжидающе посмотрел на меня. — Не хотите рассказать?
— Нет.
— Тогда краткую версию? Возможно, не столь засекреченную?
Я объяснил, что — в краткой версии — там было написано, но мой рассказ и не произвел на детектива впечатление.
— Смерть от одного касания? — фыркнул он. — Яд, поражающий все живое? Право, доктор, сначала вы рассказываете про неизвестную субстанцию, которая способна воскресить мертвеца и которую наука идентифицировать не способна — вы сами слышите, как это звучит? — а теперь потчуете меня историями о токсине, не оставляющем следов?
— Аналогия не совсем верна, но…
— Мои подозреваемые и то проявляют больше фантазии, придумывая себе алиби, — перебил меня Эйзенхарт.
— Желаете наглядную демонстрацию, чтобы удостовериться, что это не выдумка? — не сдержался я. В самом деле, для человека, родившегося в мире, полном мистического и необъяснимого, Эйзенхарт проявлял выдающееся упорство по части отрицания реальности.
Как ни странно, он задумался над моим предложением.
— Вы же не размышляете об этом всерьез?
— А почему нет? — откликнулся Эйзенхарт; похоже, это было его любимой присказкой.
— Потому что это глупо и опасно, в числе прочего, — я потер виски. — Если вы не верите в мой Дар, почему вы все время пытались, по вашим словам, вывести меня из себя? Почему вы привезли тело сюда, а не в полицию? Я думал, вы подозреваете…
— Что касается первого, то я полагал, что вы можете знать что-то о его смерти. Как видите, я не ошибся. Что касается второго… должен же я был узнать, почему вы ведете себя так, словно, гм, аршин проглотили, — не давая мне вставить слово, он продолжил. — Нет-нет, дайте я сам угадаю. Сейчас вы скажете, что так проявляется ваш самоконтроль, и вы вынуждены постоянно держать себя в руках, иначе ваш Дар вырвется на свободу и случится непоправимое.
— Вероятность этого крайне мала, но…
Эйзенхарт закатил глаза.
— Духи-заступники! Должно быть, я не заметил, как стал персонажем грошовых ужасов. Не хватает только погони с перестрелкой.
— Хотите сказать, их не бывает в вашей работе? — поддел я его.
— Бывают, — признался Эйзенхарт. — Ладно, вы обещали мне демонстрацию.
Я хмуро посмотрел на него.
— И кого же вы решили для этого убить? Только не говорите, что решили рискнуть собой.
— Ну зачем же, — хмыкнул Эйзенхарт. — Если ваш Дар, как вы заявляете, действует не только на людей, то почему бы вам не попробовать его на… например, на этом фикусе.
С торжественным выражением лица он протянул мне горшок с подоконника.
— Это будет порчей университетского имущества.
— Я куплю вам новый, — пообещал детектив.
