Олаф Бьорн Локнит - Конан и повелитель молний
Джейвар быстро почесал в затылке, вспоминая завершение своеобразной молитвы – представления новичка. Не вспомнив, положился на собственную выдумку:
– В общем, это храм Бела, бога Ночного Братства. В него можно верить, можно не верить… Лично я предпочитаю думать, что там, в высоких небесах, обитает некто, присматривающий за нашими делишками и не позволяющий нам пропасть задаром. Думаю, что большинство наших тоже на это надеются, хотя вслух твердят, что чихали они на любых богов купно, раздельно и поочередно. Разок я нарочно решил проверить: засел в укромном местечке неподалеку и что ты думаешь – за вечер и ночь здесь перебывали самые рьяные крикуны!
Ученичок беззвучно хмыкнул. Этот странный парень, явившийся с Полуночи, как иногда казалось Джаю Проныре, совершенно не умел радоваться жизни. Или запрещал себе проявление любых человеческих слабостей. Ихние варварские обычаи нормальному человеку понять невозможно.
– Так вот, – Джейвар покопался в поясе, выудил пару серебряных монет, – чтобы наверху знали, что в благословенной и вонючей дыре под названием Шадизар отныне обитает столь жуткое чудовище, как ты, найди-ка денежку, что досталась тебе после вчерашней ночной прогулки, и брось ее во-он туда. Все равно куда попадешь – на пол или в вазу.
– Что-нибудь произойдет? – воспитанник явил легкую заинтересованность.
– Откуда мне знать? – чуть раздраженно ответил Джай.
Ему совсем не хотелось признаваться в том, что, приходя в храм, он всякий раз втайне ожидал этого «чего-нибудь».
Знака какого, что ли. Видения. Предсказания. Ну хотя бы намека на то, что его, Проныру, в ближайшем будущем ожидает блистательный успех и жирный куш!
Монета пролетела серебристой рыбкой и с тихим шелестом канула в горку своих подружек. Даже здесь подопечный не смог обойтись без доказательства своей ловкости и хорошего глазомера. Выбрал самую дальнюю чашу и попал блестящим кругляшом точно в вершину металлического холмика.
Сам Джейвар поступил проще – кинул монетки к подножию алтаря. Они четко и коротко звякнули о мрамор.
– А теперь?
– Теперь можно уходить, – Джай потихоньку попятился к дверям. У него никогда не хватало решимости повернуться к алтарю спиной.
– Странный бог этот ваш Бел, – заметил мальчишка-варвар, разглядывавший старую плиту с барельефом. – Храм у него какой-то… заброшенный. Ему что, все равно, поклоняются ему или нет?
– Кое-кто утверждает, будто для него даже не имеет значения, строят ли люди святилища в его честь, – Проныра досадливо дернул плечом. – Якобы ему достаточно того, что смертные от начала времен залезают в чужие кошельки и всегда не прочь обвести ближнего своего вокруг пальца. А храм этот – самый древний в городе. Его построили лет семьсот или восемьсот назад. Тогда и Шадизара-то не было – так, деревушка.
– Собственно, этому зданию ровно пятьсот восемьдесят два года, – прозвучавший в тишине голос заставил обоих посетителей резко развернуться, шаря взглядами по сторонам в поисках его владельца. – Оно возведено на месте другого храма, который, в свою очередь, проторчал тут ровно триста с небольшим годков и сгорел во время весьма бурной церемонии, посвященной празднованию Кражи Столетия. Это случилось в 335 году от основания Аквилонии, когда шайка Тихони Себека и Ульвы Колдуньи обчистила казну тогдашнего императора Турана. Они умудрились обмануть погоню, привезти золото сюда, в Замору, и потратили его на укрепление строящегося Шадизара. Впрочем, на этом месте всегда располагалось чье-то святилище. Сколько лет плите и кто ее изготовил, сказать не берусь. Ее доставили откуда-то с Полуденного Побережья, что называется, в незапамятные времена.
Знаток истории городских достопримечательностей вышел из полутьмы в полосу света, отбрасываемую факелами. Небрежно привалился к колонне, сунув руки за широкий пояс и с еле заметной полуулыбкой на узких губах созерцая вытаращившихся на него Джая и его спутника. Если ему требовалось броское появление, он мог считать, что преуспел.
Подпиравший гранитный столб субъект точно не относился к заурядным личностям. Предки молодого человека наверняка были выходцами из Шема, однако в потомке причудливо смешалось столько кровей, что вопрос о его национальной принадлежности становился неразрешимей тянувшегося десятилетия спора о том, кто владеет Коринфийской провинцией – Немедия, Замора или все-таки Туран?
На вид незнакомцу исполнилось лет двадцать пять или побольше.
Ростом он чуть уступал долговязому варвару, сложением напоминая не тяжеловеса вроде Рай-гарха, а гибкого зверя из породы кошачьих.
Смуглая кожа, кажущаяся еще темнее из-за ослепительно-белой рубашки с открытым воротником.
Иссиня-черные, цвета лепестков гиацинта, вьющиеся волосы. Горбатый нос, один к одному похожий на клюв хищной птицы, и широко поставленные глаза цвета самой редкой разновидности траурного агата – в которых зрачок сливается с радужкой.
Одевался сей красавчик также, как большинство промышляющих ночным ремеслом горожан, но с завистью подметил Джай, в наилучшее и дорогое, предпочитая черные и белые цвета. Из оружия он таскал длинный узкий стилет, украшенный на гарде желтым топазом. Как заподозрил Проныра, прочие неприятные колюще-режущие сюрпризы таились либо за отворотами сапог, либо под широкими рукавами.
Насладившись произведенным впечатлением, черноволосый осведомился:
– Вы уже уходите? Я только-только собирался запереть дверь, когда услышал, что тут кто-то есть.
– Запереть? – удивленно переспросил Джейвар, с неудовольствием обнаружив, что в горле почему-то пересохло.
Двери храмов Бела никогда не закрывались – ни днем, ни ночью. В святилищах не прятали ничего, что стоило украсть.
Пожертвованные деньги порой тоже исчезали – вору, находящемуся в сильной нужде или влипшему в крупные долги, разрешалось их позаимствовать. Разумеется, с условием непременного возврата. Самоуверенные нахалы, пытавшиеся обойти этот неписаный закон, на свете долго не задерживались.
– С какой радости? Ты вообще кто такой будешь?
– В силу некоторых обязательств и неосмотрительно данных клятв я как бы смотритель сего уютного местечка, – ехидно отозвался незнакомец. – И отныне закрываю его на ночь от всяких проходимцев. Хотя поздно закрывать конюшню, когда лошадь свели, – в бархатистом голосе мелькнуло нечто вроде угрозы.
– А что случилось? – миролюбиво уточнил помалкивавший до того подопечный Джая.
Хранитель святилища несколько мгновений изучал его пристальным взглядом, затем повел рукой, очерчивая круг, и с нарочитым надрывом вопросил:
