Эйв Дэвидсон - Феникс и зеркало
— Авант! Авант!
— Осторожно, друзья! Только осторожно!
И снова клекот горна, визг гончих, пыхтение волкодавов, стук копыт, шум ветра в ушах…
Олень уходил от погони настолько легко, что мог позволить себе время от времени останавливаться и глядеть назад. А потом вдруг остановился, оглянулся и в одно мгновение исчез из виду, словно бы моментально скрылся в каком-то тайном убежище.
И новый сигнал горна возвестил поиск.
Увидев по левую руку павильон с коновязью рядом, Вергилий приотстал от остальных и направился туда, к этой постоялой станции — так назывался павильончик. По дороге он дважды останавливался, и слуги дважды разбирали перед ним заграждения и поднимали сети — устроено все это было для того, чтобы олень не мог уклониться от заранее спланированного маршрута охоты. Рано или поздно, но он неминуемо окажется неподалеку от павильона. Тут его дожидались псари с гончими последних свор, тут же имелись и арбалетчики, которые, в случае необходимости, произведут роковой выстрел.
Снаружи вовсю светило солнце, внутри же павильона было сумрачно, пол устилали горьковато пахнущие травы, а стены были украшены свежесрезанными ветками и цветами. Тут были кушетки, застеленные шелковыми покрывалами, и стол, на котором стояли блюда с фруктами и освежающие напитки.
А еще тут были Корнелия и вице-король.
— Ах, — вздохнул Агриппа, на полуслове обрывая разговор с Корнелией, если бы еще минуту я следовал за гончими, то, не сомневаюсь, сам бы принялся лаять… Ну уж нет. Все эти развлечения хороши для недалекой аристократии. Чем им еще заниматься? Интригами, конспирацией, заговорами и бунтами. Нет, пусть уж они занимаются охотой, так будет лучше всем остальным. Ну, понятно, кроме оленя. Говоря же о его судьбе, могу лишь процитировать некоего желчного израилита Самуэлидеса, выразившегося так: «Судьба его предопределена и известна. Пусть себе бежит куда хочет. И пусть бежит как хочет — быстро, не спеша. Все равно никуда не уйдет».
Корнелия взглянула на Вергилия, и впервые, кажется, в ее взгляде появилась робость. Он заговорил первым.
— Это не было необходимо, — сказал он. — Совсем нет. Я помог бы вам и так. Думаю, вы это знали. Если бы сколь угодно малая частица вашего сердца принадлежала мне, вы бы это знали.
— Мое сердце… — едва слышно произнесла она, мягко покачав головой, мое сердце принадлежит тому, кого я страшусь увидеть… Нет, я не знала, я не понимала ничего, простите меня. Но что я могу поделать теперь? События приняли новый оборот.
— Вы видели меня нагим и в страхе, — вздохнул Вергилий. — Как вы должны презирать меня…
— О нет, нет! — В глазах ее вспыхнул протест. — Нет же! Я ценю вашу дружбу и ваше уважение. Надеюсь, я не потеряю их никогда. Но я была бессильна, совершенно бессильна предотвратить то, что произошло… Взгляд ее блуждал, словно бы она глядела куда-то далеко сквозь него, сквозь толщу воздуха, далеко-далеко… — Из людей никто не может принудить меня ни к чему, никто, только один… Я сделаю для него все, все… кроме одной вещи… а хочет он от меня именно это…
«Туллио? — мысленно спросил себя Вергилий и тут же сам себе ответил: Нет. А кто же тогда?» Ответа не было.
Звякнула тарелка. Корнелия прямо и бесстрастно глядела на него.
— Я приношу вам свои извинения, — произнесла она твердо и холодно, однако зерцало должно быть изготовлено.
Вице-король ушел в глубину павильона, принес оттуда корзину с отборными фруктами, наполнил бокалы охлажденным во льду вином, передал бокал Вергилию и сел против него — по другую сторону неширокого стола. Достал из-за пазухи маленький, изукрашенный драгоценностями ножичек, очистил грушу и принялся делить ее на дольки.
— Невежество и косность провинциальных царьков, доктор, весьма огорчительны для столь изощренного ума, как ваш. Я отчетливо представляю себе, какие горы дукатов идут ежегодно на то, чтобы дож мог устраивать охоты, содержать угодья, парки, леса и прочее. А едва наступает время платить налог на содержание имперских дорог, проходящих через его владения, — налог, воистину, смехотворный по сравнению с тратами на охоту, то — о, Юпитер, защити меня! — сколько стенаний и сетований на нищету мне приходится выслушивать…
— Да, несомненно, — согласился осторожно Вергилий, — дороги — это вены и артерии империи.
Что-то словно бы слегка приоткрылось в вице-короле, и он слегка опешил. Впрочем, он моментально пришел в себя, и голос его, когда он продолжил, оставался все таким же ровным и уклончивым.
— Да, несомненно. И вы легко поймете, досточтимый доктор, что для дальнейшего процветания империи, равно как и ее союзников, конфедератов, да и для всей Ойкумены, для всего цивилизованного западного мира насущной необходимостью является безопасность этих дорог. А среди них, — продолжил он, пригубив вина, — Великая Горная дорога не из последних. А если столь высокопоставленная путешественница, как госпожа Лаура, сестра нашего конфедерата короля Карса, не смогла преодолеть этот путь, то куда уж дальше? Несомненно, речь может идти о разбойниках. Где-то там, на дороге, есть место, опасное для нас всех. И император — да, сам Август Цезарь желает знать, где именно. И желает узнать это без промедления. Так что, сударь, мы всецело зависим от вас, от вашего искусства и вашей науки. Отыщите нам это место. А мы, в свою очередь, не будем иметь ничего против вашего желания вознаградить себя за сей труд мешками дукатов или чем угодно подобным. Несомненно, Цезарь сумеет возместить вам ваши издержки. Хотя бы… — Он замолчал. Улыбнулся. Пожал плечами. — Несомненно, отказа вам не будет ни в чем.
Агриппа передал Вергилию тарелку с дольками груши. Вергилий принял ее, взял дольку в рот. Груша была холодна, ароматна и таяла на языке. А за стенами павильона все слышней становились звуки охоты.
— Конечно же, господин вице-король, — сказал он медленно, — я был бы глупцом, когда не обратил бы внимания на ваши слова.
Вице-король быстро и выразительно вздохнул и немедленно сменил тему разговора:
— Ну так что же? Взглянем, как обстоят дела с охотой?
Два длинных сигнала горна, два коротких, снова два длинных и еще один длинный, затухающий — олень выскочил из леса и несся по лугу, мимо гигантских деревьев, продираясь сквозь высокую траву к лощине, петлял, стараясь сбить с толку гончих, попытался залечь в болоте, но передумал, выбрался к открытой воде, вошел в нее и поплыл. Новый сигнал горна известил охотников и об этом. Олень поплыл вниз по течению, скрывался под водой, выныривал вновь и наконец выбрался на берег, кинувшись на следовавших вдоль его курса пеших охотников. Новый сигнал горна известил об опасности, оленя обложили со всех сторон, гончие взвизгивали, пытаясь добраться до его ног, мрачные алануты наседали на зверя в полном молчании.
