Жан-Луи Фетжен - Час эльфов
Дождь прекратился. Жалкий лучик солнца осветил промокшую листву и кусты. Прямо перед собой, буквально под носом, он заметил спелые ягоды ежевики и начал их срывать. Поскольку стальная кольчуга, закрывающая ноги, причиняла ему боль при сгибании коленей, он уселся поудобнее, набрав полную пригоршню черных ягод, и стал смотреть, как отряд Мейлира неторопливой рысью продвигался по узкой тропке, ведущей к форту. Они пропали из виду на долгие минуты. Войско хранило молчание, но все равно не было слышно ничего – ни шума, ни криков. Затем передовой отряд появился и трижды взмахнул ярко-красным флажком, как было условлено.
Вся армия пришла в движение. Облака немного рассеялись, и яркое солнце отразилось в лужах на дороге. Однако сердце каждого воина с каждым шагом сжималось все сильнее. При приближении к ангарду стали заметны следы сражения, все более очевидные, все более многочисленные. Вонзившиеся в землю стрелы, почерневшие балки, выломанные ворота, толстые доски которых были разбиты в щепки, кровь на бревнах внешней ограды… Но ни единого тела, ни одного выжившего, даже ни одного ворона в небе, готового поживиться человеческими останками…
Кармелид пустился в галоп и вскоре ворвался в ангард. Ни скотины во дворе, ни одной собаки, ни курицы – ничего. Лишь тишина, все более пугающая. Лю-Аи Мейлира с оружием в руках обыскивали каждый уголок, но напрасно. Никого там больше не было. Ни оружия, ни охапки сена, ни какой-либо еды. Форт был отныне лишь пустой скорлупкой, полностью выпотрошенной, обескровленной и бездушной…
– Ничего нет, мессир герцог, – сказал подошедший Мейлир де Трибюи. – Никогда такого не видел…
Лео де Гран кивнул. Он посмотрел на север, и старый рыцарь угадал его мысли.
– Люди Соргалля должны быть в четырех-пяти лье, не больше, – сказал он. – Два-три часа верхом… Для пехоты – в два раза дольше. Можем добраться туда до наступления ночи.
Герцог снова кивнул. Нужны были сведения.
– Поезжай. Возьми разведчиков и всю кавалерию. Я остаюсь с войском, мы догоним вас к вечеру.
Мейлир широко раскрыл глаза и что-то недовольно проворчал в бороду, но Лео де Гран прервал его нетерпеливым жестом, пока он не высказал свои замечания. Как все рыцари, Мейлир не мог допустить, чтобы армия лишилась кавалерии, и, вероятно, считал, что герцог слишком рискует. Однако пересеченная местность герцогства Соргаллей была очень неподходящей для передвижения верхом, и их единственным козырем, в глазах коннетабля, была лишь скорость.
– Вперед, – сказал он снова. – И береги себя.
Утер не приходил в сознание три дня. Рана была хотя и не смертельной, но весьма серьезной. Лекари, толпящиеся у его изголовья, лишь демонстрировали свое бессилие. Впрочем, король не выглядел страдающим, дыхание его было ровным, он спокойно лежал в своей постели под присмотром королевы и брата Блейза, его исповедника, призванного своими молитвами отгонять дьявола.
Глубокой ночью, когда зажгли вторые после заутрени свечи,[16] король пошевелился. Игрейна заснула, Блейз сам клевал носом, оба были утомлены долгими часами бодрствования. Утер застонал, резко повернувшись и замахав руками, словно отгонял невидимого врага, и от его стона королева и монах мгновенно проснулись. Он почти полностью сбросил простыни, Все его тело было в поту и конвульсивно вздрагивало. Его веки часто моргали, а приоткрытые губы, казалось, силились что-то произнести. Королева бросилась к нему, пытаясь усмирить его непроизвольные и беспорядочные метания.
– Брат Блейз, помогите мне! – закричала она.
– Надо воды, – пробормотал спросонья старый монах. – Надо ослабить жар…
Вдруг жестокая судорога выгнула тело Утера дугой, такая резкая и мощная, что Игрейну отбросило на пол. В тот же миг он закричал, и во всем дворце отозвался эхом его безумный вопль.
– Феотан беорн гебедда!
– Что он сказал?
– Я… я не знаю.
Но Блейз побелел как полотно, и Игрейна поняла, он лжет.
– Я хочу знать, что он сказал.
– Это священный язык эльфов… Я думаю, что это во сне. Нет… Это более, чем сон. Я думаю, что он снова в ней… Я думаю, он снова стал Пендрагоном.
Тенями среди теней, бегущими в потемках подлеска через густую поросль и валежник, словно стадо оленей, эльфы стекались к опушке Броселианда. У большинства из них были луки и длинные заостренные кинжалы из оленьих рогов, к которым лесной народ имел особое расположение. Некоторые были вооружены рогатинами, а иные бежали с пустыми руками, подгоняемые общим чувством спешки, одним и тем же немым, бессознательным призывом, разбудившим их среди ночи, а теперь гнавшим вперед с бьющимся сердцем.
Лес был в огне. Деревья корчились в пламени, стонали от корней до самых крон и душераздирающе молили о помощи треском своей коры.
Ллиэн бежала, как и все, едва не задыхаясь, и уже заметила зловещее зарево, разрывающее ночь. Как и ее соплеменники, она слышала жалобные голоса деревьев, как и они, она бросилась спасать лес и, не задумываясь, покинула свой остров, своих подруг и дочь. Как и они, она чувствовала себя готовой убивать, готовой умереть, лишь бы защитить Элианд. Но ужас от этого надругательства породил в ней что-то другое, помимо ненависти или страха. Какая-то новая, несоизмеримая сила заструилась в ее жилах, заставляя трепетать от сознания собственного могущества. Все эльфы видели в темноте, но Ллиэн видела не только сквозь потемки: она видела сверх них, видела все внутри, под охваченной огнем корой и вплоть до самой последней жилки съеживавшихся на углях листьев. Она угадывала кипение растительных соков и сгорание колючих кустарников. Когтистую руку и пылающий факел, жуткие оскаленные усмешки поджигателей, их черное оружие, сверкающее в языках пламени. Она видела липкий яд, стекающий с их клинков и обтрепанных штандартов, видела волков и темные доспехи войска, растянувшегося по краю леса и со смехом взирающего на пожар. Все эльфы бежали быстро, но она неслась подобно ветру, сминая колючие заросли, даже не чувствуя, как они царапают кожу, бежала без всякого усилия, даже не участив дыхания.
В нескольких туазах от кромки леса она наткнулась на распростертое тело гоблина, запутавшегося ногами в колючих кустах и с разбитым о корень дуба затылком. Иногда деревья могут защитить себя сами…
Она первой добежала до опушки Броселианда, пересекла линию огня, топча угли, и выскочила из пламени, как богиня, возникшая из преисподней, размахивая своим длинным кинжалом. Одним ударом, даже не останавливаясь, на бегу, она снесла голову гоблину, обагрив себя его черной кровью. Ее одежды загорелись, но она ничего не чувствовала. Темные фигуры монстров, освещенные факелами и красными отблесками пожара, кружили вокруг нее с яростными криками, и ее клинок разил подобно серебряной молнии их ряды, но ни одному из них не удалось даже коснуться ее.
