Андрэ Нортон - Знак кота. Гнев оборотня
Мой снаряд попал не совсем туда, куда я целился, потому что бродяга присел, собираясь прыгнуть. Камень ударил зверя в плечо, тот взревел и укусил себя там, куда пришёлся удар.
А потом бросился вперёд. Самка двинулась ему навстречу, спина дугой, громкое шипение, переходящее в угрожающий вопль. Чужак зашипел в ответ. И тут самка, прыгнув, опрокинула его на спину и отбросила к скале. Грохнувшись о камни, чужак взвыл от боли и ярости. Должно быть, для него это было большой неожиданностью, ведь у котов самки обычно не дерутся с самцами. Но эта, кажется, всерьёз собиралась сражаться вместо своего раненого самца.
Бродяга заскулил и, кажется, собрался покинуть поле боя. Самка снова кинулась на него, рванула когтями, он вырвался и бросился бежать, самка за ним. Её кот рычал, не переставая, и всё–таки поднялся на ноги, словно собираясь броситься следом. Повязка, которую я наложил на лапу, сдвинулась.
— О Великий, о Могучий Воин, — я опустился рядом со своим подопечным на одно колено, — твои раны ещё не исцелились настолько, чтобы сражаться. Позволь, я перевяжу твою лапу.
Кот, словно понимая всё, что я ему сказал, улёгся и вытянул раненую лапу, так что я тут же принялся за дело.
Остаток ночи я провёл в карауле. Оттащил в сторону крысиные туши, валявшиеся рядом. Воздух изрядно портил неприятный запах, запах крови, смешанный с присущей этим тварям вонью. Однако я не решался убрать их с глаз долой, опасаясь, что кто–нибудь из их сородичей притаился меж камней, выжидая минуту, когда мы ослабим бдительность.
Самка никак не возвращалась, и я начал беспокоиться. Не могло ли случиться так, что бродяга, опомнившись от потрясения, накинулся на неё со всей свирепостью, на которую был способен? Оставалось только надеяться, что она вернётся, и вернётся скоро.
Уже светало. Я снова спустился к озеру, набрал еды на день и стал устанавливать свою палатку. Примочки, которыми я пользовал собственную ободранную песком кожу, сделали своё дело. Напоследок я накормил кота и приволок ему ещё две туши, оставшиеся от ночной битвы, мясо гораздо быстрее восстановит его силы. Но перед этим снял и выскоблил шкуры.
Я, конечно, не собирался поселиться на этом острове, но не мог и уйти просто так, пока не увижу, что кот в состоянии сам о себе позаботиться. Хорошо, что рядом с ним оказалась самка — но сейчас поблизости бродил ещё и бездомный чужак.
Большую часть дня я проспал. А прежде чем проснулся на закате солнца, мне снова приснился сон. Говорят, что в глубокой древности, ещё до того, как пять королевств объединились под властью императора, рождались люди, обладавшие странными силами и умениями. На таких охотились, и в последней великой битве и они сами, и кланы, из которых они вышли, были стёрты с лица земли, чтобы дар — или проклятие — этих родов не мог больше служить ничьим целям.
Последний и самый могучий из них был изгнан на Бесплодные Равнины, и было это так много поколений назад, что только хранители архивов могут сосчитать это. Записи же об этих древних событиях хранятся за семью печатями, и никому не разрешают даже взглянуть на них.
Сохранились только неясные предания об этих событиях, о странных силах и странных снах, но даже об этих преданиях не смели упоминать ни наставники, ни барды.
И всё–таки в эту ночь мне приснился такой сон.
Тёмная комната, единственная лампа освещает стол. Из сумрака комнаты в яркий круг света, отбрасываемый лампой, протянулись руки. В ярком свете было прекрасно видно, что за предмет осторожно сжимают пальцы. Кукла, сломанная кукла, голова отломлена с плеч.
Руки отложили туловище куклы в сторону и взялись за голову. Крошечным ножом, едва ли толще обыкновенной большой иголки, пышный серебристый парик был снят, обнажив аккуратно уложенные волосы. Под нажимом лезвия поддались и они, и верх черепа — если это можно было так назвать — отделился.
Теперь нож был отложен в сторону, и в ход пошёл крошечный пинцет, такой, каким пользовалась моя сестра, работая с самыми мелкими камнями. Пинцет скользнул внутрь головы и вернулся с малюсеньким шариком, блестевшим под светом, как бриллиант. Одна из рук исчезла, чтобы через мгновение вернуться с небольшой металлической коробочкой, бусинка света упала туда, и крышка коробочки захлопнулась так плотно, словно эта бусинка была очень ценной вещью, которую следовало хранить в глубокой тайне.
Голова куклы была быстро собрана, как прежде, и руки исчезли, оставив в круге света только обезглавленное туловище воина.
Когда же я открыл глаза и обнаружил, что лежу под моим навесом, то был несказанно удивлён — это странное видение было настолько ярким, что всё ещё стояло передо мной. Что это значило? Я никогда не имел дел с куклами — этим занималась Равинга. Но среди тех, что она привозила на рынок, я никогда не видел столь искусно сделанной куклы, как эта, даже разбитая. Когда пальцы повернули крошечную голову, и я увидел её лицо — это было вовсе не безжизненное лицо куклы. Нет, на меня смотрело маленькое живое существо. Тут я припомнил другой, недавний сон, с Равингой, её ученицей и ещё одной куклой.
Я обхватил голову руками и попытался сосредоточиться. Несомненно, я был втянут в нечто, чего не мог понять. Чего стоило одно то, что я смог поладить с песчаным котом и его подругой! Я ни разу о таком не слышал, а на рынках всегда с охотой рассказывают и с охотой слушают подобные небылицы. Коты всегда были нашими смертельными врагами — но я так больше не считал. В прошлую ночь я испытал даже нечто вроде сожаления к тому бродяге — ведь он, как и я, был изгнан из своих родных мест и тосковал по старой жизни. А я? Стоит ли мне возвращаться домой, если я выберусь отсюда? Я тут же отбросил прочь раздумья об этом и полез из–под навеса наружу, вдохнуть долгожданную ночную прохладу и заняться делами.
Меня приветствовал короткий рык кота, который, видимо, проснулся раньше. Самка до сих пор не появилась, хотя я ожидал, что она уже вернётся. Мне стало не по себе. Обычно самцы не нападают на самок, но здесь–то она сама набросилась на бродягу… Очень может быть, что он всё–таки собрался с силами, и теперь она лежит где–то там, на камнях, мучаясь от боли, как несколько дней назад её самец.
— О Великий, — я подошёл к своему соседу, чтобы проверить повязку. — Не случилось ли беды там, куда ушла твоя госпожа?
Я попробовал раскрыть свой разум, попытался уловить, не беспокоится ли он. Я делал так раньше, когда приходилось пасти стада и нужно было узнать, не случилось ли среди скотины какой беды.
Но в нём не чувствовалось никакой тревоги. Когда я снял повязку с закрывшейся, но всё ещё болезненной раны, он принялся вылизывать лапу, как это принято у котов. Я оставил его, а сам в который уже раз спустился к озеру.
