Коллектив авторов - Зимняя магия. Сборник рассказов.
Но девушка не оборачивалась и не отвечала. Тогда Никс побежал за ней. Он догнал ее, когда она стояла посреди небольшой поляны, окруженной терновником, а у ног девушки, пробивая снег, росли колокольчики с металлическими колокольцами вместо цветов. Луна, как завороженная раскачивалась в такт неслышной музыке.
Никс взял девушку за руку и вновь спросил: «Луна, что случилось?»
— Флейта, — ответила девушка. — Она зовет, она требует. И я не могу сопротивляться.
Как только Луна заговорила, на краю поляны, замерцал морозный воздух и возник Ганконер.
Луна рванулась ему навстречу, желая обнять флейтиста. Но Никс обхватил девушку за талию, взвалил на плечо, и, не оборачиваясь, пошел прочь.
Теперь чарующую мелодию флейты слышал и Никс, но он шел, не останавливаясь. В завораживающую мелодию флейтиста вплелось отдаленное и требующее «Вуб! Ву-вуб!».
Никс снял Луну с плеча, заглянул ей в глаза и, убедившись, что мелодия больше над ней не властна, повел ее дальше.
Вновь началась метель, стало трудно идти, а голоса гвиллионов слышались все ближе. Тогда Никс и Луна побежали.
Внезапно Никс отпустил руку Луны и исчез в снежном вихре.
— Никс! Никс, где ты? — сколько ни звала девушка, юноша не откликался.
Сквозь завывание ветра Луна услышала звук бубенцов. Такой родной и уютный, что решила идти на звук, куда бы он ее не привел.
Она не знала, что это добродушные гили ду сжалились над заплутавшей, и решили вывести ее к дому.
Метель стихла. И Луна увидела, что стоит на пороге дома бабушки и дедушки. Радостно вскрикнув, она побежала к двери. Навстречу ей вышли взволнованные бабушка с дедушкой.
— Где же ты была? — строго спросил дедушка.
— Мы так волновались, — воскликнула бабушка. — Ведь уже без четверти полночь! Фейри тебя заплясали?
Но Луна ничего не могла сказать и лишь плакала, прижимаясь к родным.
Вошли в дом, усадили заплаканную внучку у камина. Бабушка вышла в кухню налить чай, а дедушка пошел за пледом.
Раздался стук в дверь. Луна, несмотря на пережитое, пошла открывать. Что поделать, такой уж странной она была всегда.
На пороге, весь припорошенный снегом, стоял юноша Никс и улыбался. А в руках у него был тот самый снежный шар.
Антея
В гостях у Тишайшего
В синих сумерках загорались фонари, кружились снежинки, подгоняемые лёгкой позёмкой. Никита немилосердно гнал свой маленький «Витц», подаренный родителями ко дню рождения этим летом, он спешил, сегодня им с Настей ещё добираться до дачи, они решили встретить Рождество там, вдвоём. При мысли о Насте Никита невольно улыбнулся. Они были такие разные. Она любила вальсы Шопена, дрожание солнечных бликов на листьях берёз, синеву неба и плывущие вдаль белые облака. А он — тяжёлый рок, любил мчаться на мотоцикле к далёкому, бескрайнему горизонту, так быстро, чтобы ветер свистел в ушах. Любил грозовое небо с набрякшими влажными тучами в длинных сверкающих росчерках молний. Они были разными, и они любили друг друга. Иногда летними вечерами они сидели на балконе, смотрели, как зажигаются звёзды, сливаясь с огнями ночного города, а иногда катались на роликах по ночным городским улицам, держась за руки, скользили среди сияния огней.
Никита с Настей твёрдо решили пожениться, как только Никита закончит архитектурный, а Настя иняз, осталось немного, чуть больше полгода. Никита был высоким, широкоплечим, темноволосым с зеленовато— карими глазами, очень сильным, с детства занимался борьбой, многие говорили, что он удивительно похож на Кларка Кента.
Настя не соглашалась, считала, что Кенту далеко до её Никиты. Настя была гибкой, тонкой, с тёмно-серыми с поволокой глазами, с тяжёлой копной волос, которые изредка заплетала в косу, коса доходила почти до пояса.
Никита говорил ей: «Ты моя Алёнушка». На что Настя отвечала, что она не Алёнушка, а Настя, а он подхватывал её на руки и кружил по комнате. Настя называла его то Ник, то Кит, говорила, что он такой же большой, как Кит. Она любила лошадей и занималась в конноспортивной школе, благодаря Насте и Ник полюбил лошадей и стал ходить в школу. Они очень скучали, если приходилось быть вдали друг от друга. Нику казалось, что Настя часть его, и если её не было рядом — это было тяжело и болезненно. Ник подъехал к Настиному дому, она уже ждала, в руках её была объёмная спортивная сумка.
На дачу они попали часов в девять вечера.
Дом был старый, большой и стоял среди яблоневого сада, сейчас засыпанного снегом. Он их встретил тишиной и холодом, но стало веселее, когда растопили печь, круглый стол посредине комнаты застелили скатертью, уставили привезённой снедью, поставили запотевшую бутылку шампанского, в узкую высокую вазочку три кремовые розы, купленные Ником по дороге. В углу комнаты стояло старинное трюмо, оно, казалось, жило своей жизнью, таинственно отражая свет зажжённых свеч. Настя достала из сумки старинные костюмы для себя и Ника, её мать работала костюмершей в театре, и Настя попросила принести их домой. Когда они переоделись и встали перед зеркалом: она в длинном вишнёвом сарафане, с тёмно-русой заплетённой косой и венчиком на голове, а он в кафтане, подпоясанном кушаком, на голове шапка с узорчатым верхом в сафьяновых сапожках, Насте стало почему-то тревожно на душе, и она крепко ухватилась за руку Ника. Вдруг поверхность зеркала затуманилась, пошла рябью, обозначился узкий, уходящий вдаль коридор. Никита непроизвольно шагнул в него, Настя за ним, и они… оказались в комнате, убранством похожей на светлицу в боярском тереме, такие Настя видела в старых фильмах. Никита изумлённо оглядывался. Оба были в шоке.
— Где это мы? — почему-то шёпотом спросила Настя.
— Не знаю, но, похоже, мы оказались в прошлом, — не сомневаясь (Никита был большой любитель фантастики, особенно его увлекали романы про перемещение во времени), но тоже шёпотом отвечал Никита. — Интересно в каком веке?
Настя выглянула в окошко:
— Странно, за окном осень.
И тут раздалось:
— Ты что это, негодник, в девичьей светёлке делаешь? — Маленькая востроглазая старушка цепко ухватилась за рукав Ника. — Это пока вы несмышлёнышами были, тогда можно было, а теперь всё. Идём-ка, батюшка ждёт.
— Зачем? — Ник попытался отцепиться от старушки, но не тут-то было, бабка прилипла, как репей.
— Как зачем? — изумилась бабуля. — Свататься поедете, к боярину Кукину, старшенькую Марфу сватать будете. В самом соку девка. Ох, идёт, что лебёдушка плывёт, и впереди и сзади всё при ней, — Бабуля осуждающе посмотрела на Настю. — Не то, что Настя, уж до чего тоща, в кого только? Покойница-то, матушка твоя, упокой господи её душу, — бабуля истово перекрестилась, глядя на образа в переднем углу, — очень даже сдобная была, что каравай пышный, свежеиспечённый.
