Иар Эльтеррус - День черных звезд
Ри душила злость, он был в бешенстве. Все, буквально все сейчас было против него — даже искин со своими занудными принципами и правилами. Инженер понимал, что сейчас он, несмотря на то, что они все-таки дошли до станции, остался один на один с обстоятельствами. Единственным вариантом оставался блеф, и Ри решил блефовать. Отчаяние и безвыходность не сломили его, отнюдь. Сейчас инженер был зол, до предела собран и горел желанием действовать.
Через полчаса бесцветный, явно принадлежащий какому-то автомату голос сообщил, что указанные личности будут доставлены на станцию. Ри уточнил, через сколько. Голос ответил, что в течение двух часов.
— Так-то лучше, — уже спокойнее сказал Ри. — Надеюсь, они в целости и сохранности. Скажем, это в ваших интересах.
Ответом ему было молчание. Ри подождал еще немного, затем прервал связь.
— Искин, — позвал он. — Налей выпить чего-нибудь.
— Пилот, а ты не хочешь сначала поесть, переодеться и вымыться? — спросил искин.
— Да пошел ты… нет, не хочу. Пусть увидят, до чего доводят их принципы, — усмехнулся Ри. — Налей немедленно, я сказал!
— Пива?
— В задницу себе это пиво засунь! Что пили Леон и Морис? Вот это и налей.
— Пилот, там пятьдесят градусов. Ты долго не ел, тебе плохо станет.
— Искин, — Ри встал, недобро прищурился и упер руки в бока. — Я у тебя, кажется, не спрашивал совета. И не нарывался на лекцию. Я тебе велел сделать — что?..
— Налить, — хмуро ответил искин.
Рядом с Ри возник столик с одной-единственной рюмкой, наполненной светло-зеленой жидкостью.
— Ты издеваешься? — ласково спросил он.
Рядом с рюмкой появилась высокая граненая бутылка.
— Так-то лучше, — удовлетворенно заключил Ри. Он сел в кресло, взял рюмку и, залпом выпил. — Фух… другое дело.
— Пилот, — грустно сказал искин. — Я очень много раз видел, как люди губят себе здоровье, накачиваясь этой дрянью. И поэтому…
— Нет, ты все-таки издеваешься, — подытожил инженер. — Нас едва не убили, мы черт-те сколько шли без еды по холоду, Ит чуть не погиб, и сейчас… сейчас ты мне пытаешься запретить выпить, потому что якобы печешься о моем здоровье?! Если бы у тебя, железяка, была плевательница, я бы попросил тебя ее заткнуть. Но поскольку плевательницы у тебя нет, я тебя попрошу просто больше не касаться этой темы. Я буду пить что хочу, когда хочу и сколько хочу. Уяснил?
— Уяснил, — ответил искин. — Люди неисправимы. Но ты все-таки не увлекайся, тебе еще станцию выводить отсюда, помнишь?
— Я не собирался увлекаться, — миролюбиво отозвался Ри. — Я просто хотел, чтобы ты понял простую вещь — мне не нужна нянька или лектор. Лучше бы ты в более серьезных вопросах помогал, чем по пустякам спорить. Как там Ит со Скрипачом?
— Скрипач в порядке, боль я снял, вывих уже зарастил, а на перелом уйдет дня три, но ходить он сможет уже завтра.
— Ит?
— Тут немного сложнее, — искин замялся.
— В смысле — сложнее? — встревожился Ри.
— Понимаешь, он сделал что-то, что я не могу проанализировать. Детектор, который дал ему Леон, на подобные вещи просто не способен. Рауф с таким детектором в таких же условиях смог бы обездвижить пятьдесят, ну сто человек, но никак не тысячу. И не надолго, уж точно не на минуту.
— А что произошло бы с самим рауф? — холодея, спросил Ри.
— Он бы умер, — ответил искин. — Потому что такая атака полностью истощила бы ресурс тела.
— Ты хочешь сказать, что он умрет, что ли?!
— Да не хочу я это сказать, что ты выдумываешь, пилот! Ему действительно пока что нехорошо, но умирать он не собирается. Дело в другом… — искин замялся. — То, что он сделал… это его изменило.
— Снова-здорово. Рассказывай.
— Изменился и продолжает меняться ряд показателей, которые для него у меня были выведены, как стандартные.
— Конкретнее!
— Очень много. Например, раньше он весил больше шестидесяти килограмм, почти семьдесят, а теперь, когда он вернется в норму, эта норма — максимум пятьдесят пять. Изменился состав крови. Реакции ускорились в полтора раза, и такими останутся. Есть еще и внешние изменения, которые я не в состоянии объяснить вообще ничем… Ри, я потом дам подробный отчет, сейчас еще рано говорить.
— Но жить он будет?
— Несомненно. Говорю же, он не собирается умирать. Но я в растерянности.
Ри помолчал, налил еще одну рюмку зеленой жидкости и принялся задумчиво рассматривать ее на свет.
— Слушай, искин, чисто теоретически… скажи, как тебе кажется, если бы на его месте оказался я или Скрипач, такие изменения были бы возможны и для нас тоже? — спросил он наконец.
Искин молчал.
— Ты не можешь ответить?
— Не могу. Вернее, могу только предположить, что эти изменения возможны для Скрипача, а для тебя возможно что-то другое. То, что сделал Ит, привело в действие некий механизм, о котором не предполагал ни он сам, ни я, никто. Возможно, что-то подобное скрыто и в тебе тоже, но… пилот, на твоем месте я бы не стал рисковать.
— А ведь ты боишься, железяка, — задумчиво проговорил инженер. — Удивительно, но ты боишься. Чего боятся интеллектронные системы? Чего ты вообще можешь бояться?
— Неизвестности, — ответил искин. — Того, что я не могу объяснить. Задачу, решения которой я не найду.
— Ясно, — Ри встал, поставил полную рюмку обратно на столик. — Пойду, посмотрю, как они там.
В медицинском блоке было гораздо теплее, чем в зале управления, свет искин приглушил, и инженеру тут же захотелось спать. Он зевнул, потер глаза. Какой там спать, не до того. Ри подошел к Скрипачу. Тот спал, по детски положив ладони под щеку. Сломанная нога оказалась стянута тонкой эластичной тканью, но когда Ри провел по ней рукой, ткань тут же затвердела под его пальцами. Ага, понятно. Значит, ткань реагирует на движение, но в состоянии покоя становиться мягкой. Забавно.
Ри подошел к Иту и внимательно всмотрелся в его лицо. Да, созидающий и впрямь выглядел значительно худее, чем раньше, черты лица заострились, стали резче. В черных волосах Ри разглядел несколько белых нитей. Седина?..
— Это еще ничего, — вполголоса сказал искин. — Посмотри сюда, пилот.
Туман, в который было погружено тело Ита, растаял в районе груди, и Ри увидел, что на ней появился тонкий белый шрам, идущий чуть ли не от шеи, и спускающийся до солнечного сплетения.
— Я пытался убрать это, но шрам возникает снова. Он не один. Есть еще несколько. Шрамы очень старые, — пояснил искин. — Они старше, чем биологический возраст тела, на котором появились. Если судить по состоянию келоидной ткани, им больше ста пятидесяти лет. А ему — сорок. Но и это еще не все.
