Галина Ли - Своя дорога
– А если его срубят? – поинтересовался я.
Колдун молча приложил руку к стволу, и на темной бордовой коре выступил трехпалый отпечаток. Знак демона Мо, означавший, что спать под деревом, трогать его и тем более рубить, вредно для здоровья.
– Ну и все-таки, а если попадется полный невежда?
Я смотрел на юношу и ждал ответа. Лучше заранее знать о неприятных сюрпризах и быть к ним готовым, чем потом хлопать глазами, пытаясь сообразить, за что хвататься.
Агаи задумчиво пожал плечами:
– Тогда он умрет, а проклятье снова отправится по твоему следу. Или, если тебя уже не будет на свете, по следам твоих потомков.
Вот это новость... Некрасиво получается по отношению к деткам, если они, конечно, у меня вырастут. Да и по отношению ко мне тоже не очень хорошо. А ну как проклятие явится, когда я стану беззубым дряхлым стариком, не способным самостоятельно поднести ложку ко рту? Уж лучше сейчас разобраться, чем всю оставшуюся жизнь оглядываться.
Наверное, эти мысли отразились недовольством на моем лице, потому что Агаи схватил меня за руку, сопроводив непозволительную вольность словами:
– Не торопись, Дюс! Я наложил на него удерживающие чары. Даже если дерево рухнет и погибнет, проклятье не сможет освободиться двадцать лет. Так что, не спеши. Ведь ты все равно не знаешь, как с ним бороться! Мечом тут делу не поможешь.
Аптекарь огладил гладкий ствол саженца, словно приласкал деревце. Клейкие листики чуть шелохнулись, отзываясь на нежность.
– Твое проклятие сделал не человек. Людям, даже очень сильным колдунам, не дано оживлять заклинания. Потерпи немного. Наши старцы помогут тебе разобраться и с врагами, и с их волшебством. А пока радуйся хотя бы одному – больше тебе вслед никого не отправят.
– Что, сил не хватит?
– Нет, просто пока первое проклятье не уничтожено, второе не родится.
Оборотень поднялся, потер пальцами покрасневшие от бессонницы глаза и зевнул:
– Я посплю немного, ладно?
Я кивнул, подхватил котелок и пошел за водой. Пора было готовить завтрак для этого сонного царства.
Болотного цвета глаза моргнули, облепленная светло-зеленой ряской голова ушла под воду, оставив за собой расходящиеся во все стороны круги.
Я проследил за рябью. С высокого берега хорошо было видно, как движется под водой продолговатое белесое тело с длинным гибким хвостом.
Охотник... Наверное, ночью не удалось добыть свежего мяса, раз водяной народ не ушел с рассветом на дно. Странно, вчера я хорошо слышал, как в тростнике гоготали дикие гуси. Птица эта хотя и осторожная, но шансов ускользнуть из рук подводного жителя у нее нет.
Постояв еще немного и убедившись, что в воде никто не таится, я снял сапоги, закатал штаны повыше, спрыгнул с откоса и зашел в реку по колено, надеясь зачерпнуть чистой воды с глубины. Лучше, конечно, набрать родниковой, но ближайший подземный ключ отсюда на расстоянии в полдня пути.
Прозрачная, чуть коричневатая от просвечивающего дна вода, отразившая в своей спокойной глади дерево с замершим на ее ветвях водяным охотником, стала моей спасительницей. Я увидел движение краем глаза и ушел в сторону, а в то место, где только что стоял, вонзился длинный острый гарпун. И в тот же миг уже со стороны реки на меня обрушился тяжелый чешуйчатый хвост, норовя сбить с ног. Его хозяин, тот самый, что пялился из-под топляка несколькими минутами раньше, вынырнул из омута фактически прямо у меня перед ногами.
Вот зараза! Чума его забери! И меч, как назло, остался на берегу!
От второго удара я увернуться не смог, полетел в воду и поднял кучу брызг. На мое счастье, упал не в омут, а в сторону отмели, что оставило шанс на спасение. А еще устроившие засаду твари просчитались: может, меч и остался на берегу, да вот только нож у меня всегда при себе, дотянуться несложно, даже если стоишь на карачках в воде.
Острое блестящее лезвие вошло в серо-зеленую кожу, водяной житель взвыл и защелкал острыми хищными зубами, пытаясь освободиться от захвата и добраться до моей руки. Я навалился всем телом, с силой потянул нож на себя, и только потом выдернул оружие. Кровь окрасила воду розовой мутью, а раненый схватился рукою за вспоротый живот в предсмертном стремлении удержать лезущие наружу внутренности. Теперь ему было не до охоты. Впрочем, оставался еще один водяник, тот, что метал гарпун с дерева.
До чего же хорошо, что Ирия дал этим любителям человечинки хвост, а не ноги!
Быстро слезть с дерева у людоеда не получилось, и спрыгнуть он тоже не мог – дерево не нависало над водой. Совсем юнец, не мудрено, что я его заметил. Был бы опытнее, кормить бы мне этим утром подводный народ своей плотью. А теперь охотник изо всех сил пытался добраться до воды. Не успел.
Я оставил водяников в том месте, где они умерли. Одного на отмели, второго у дерева. И гарпун вынимать не стал. Пусть стая убедится – ничего личного у меня к погибшим не было, просто они выбрали неудачную добычу. Я, в свою очередь, тоже ошибся, поторопился: надо было поспать подольше, еще с часок, дождаться, пока солнце выглянет из-за деревьев, и только потом идти за водой. Ведь знал, что в этих краях живет водяной народ! Ну, чего уж тут жалеть, разве что утонувший котелок!
Выругавшись еще раз, я подобрал сапоги и побрел к товарищам. Ребра, принявшие удар хвоста, болели. Колючки, которыми щедро снабжены водяные людоеды, разорвали рубашку и оставили глубокие кровоточащие ссадины. Хорошо хоть шипы не ядовитые.
На поляне было по-прежнему тихо. Танита уже проснулась и сладко потягивалась, запрокинув улыбающееся лицо. При виде меня, мокрого как мышь во время паводка, с изодранной рубахой, пятнистой от своей и чужой крови, глаза девушки округлились.
– Хорошо спалось? – не удержался я от издевки, ведь шум от драки у реки оборотень тоже умудрилась не услышать.
Следующее движение Таниты вызвало у меня приступ сильнейшего изумления, который тут же перерос в ледяную злобу.
Эта... блудливая... кошка... у которой здравого смысла меньше, чем у курицы, оказывается, не страдала глухотой... Нет! Эта дура страдала полным отсутствием мозгов! Она засунула себе в уши затычки!
Даже слов не нашлось, чтобы высказать девице все, что о ней думаю. Да и сил на ругань не осталось, поэтому я просто подошел к рош-мах, забрал овальные шарики и кинул их в тлеющий костер.
Танита вспыхнула, но промолчала. То ли вспомнила обещание оставить ее на дороге, то ли мой потрепанный вид служил слишком наглядным примером ее неправоты.
Я молча переоделся, загрузил вещи на лошадей и растолкал Агаи со словами:
