Марина Добрынина - Империя под угрозой. Для служебного пользования
— Я тебя ударю.
С огорчением понимаю, что он действительно меня ударит, и не раз, если понадобится, но удавку эту все равно оденет. Я, конечно, могу посопротивляться, но давно замечено: женщину синяки не красят. А мне они еще и к форме не подходят. Она у меня оливковая. Синий к ней совсем не в тему.
— Ладно, — мрачно отвечаю я, — давай, изверг, издевайся над своим старым слабым учителем.
Он улыбается и закрепляет на моей шее эту штуковину. Слышу щелчок, и все, я в ошейнике. Гав-гав.
— Можешь шариться, — милостиво позволяет он, — где хочешь. Но при попытке выйти за пределы базы кольцо включится и пошлет два сигнала: один — тебе в мозг, другой — мне на пульт. Ты свалишься там, где стояла, а я найду тебя без проблем. Кроме того, в кольцо вмонтирован маячок, так что я, опять-таки, в любой момент могу проследить, где ты находишься. Все ясно?
Кольцо неприятно давит шею. Я цепочки-то из-за этого не ношу и высокие воротники, не то, что ошейники. Ощупываю замок. Надо будет разобраться с его устройством.
— Есть вопросы и пожелания? — спрашивает он и улыбается. Вот сейчас — вполне нормальный на вид человек.
— Чтоб ты сдох, — отвечаю совершенно искренне.
Глава 6
Он удаляется, не поставив меня в известность, куда, а я начинаю обследовать базу в поисках еды и оружия. В прошлое мое посещение я, оказывается, многого не видела. Она очень велика. Когда мне надоедает это занятие, я одну из найденных мною комнат оборудую под свою конуру. Перетаскиваю в нее найденные мною матрас и два одеяла, вполне годный стул. Кровать там уже стоит, и, вроде бы, она достаточно крепкая. Подушек нигде не наблюдается, ну и ладно, будем беречь осанку.
Два дня проходят, как одна бесконечно долгая минута. Успеваю обдумать ситуацию, в которой я оказалась. Логики как не было, так и нет. Я — сторонник Идеи, я не верю в то, что она могла так просто Ланковича отпустить. Должна быть какая-то причина, по которой он, такой правильный человек, совершает такие ненормальные поступки. Как захват инквизитора, к примеру, который по совместительству его Учителем является. Мне кажется, он заболел.
В процессе размышлений обнаруживаю кухню и запас банок с тушенкой. Ланковича не видно. За стены базы выходить боюсь. Вдруг ненароком ступлю ногой куда не следует, и все, вымру, как мамонт. Ланковича-то нет! Кто вынесет из опасной зоны мое хладеющее тело?
И вот он, мой милый мальчик, наконец-то, появляется. Кидаюсь ему навстречу чуть ли не с объятиями — больно уж достали меня одиночество и тушенка.
— Я отогнал машину к гостинице! — заявляет он, складывая пакеты с едой на кухонный стол, — ты ее плохо спрятала.
Тоже мне, умник! Можно подумать, я ее прятала. Вытаскиваю из пакета зеленое яблоко, быстро, пока не отобрали, обтираю его подолом юбки и начинаю хрумчать.
— А все равно, — говорю, — меня будут искать и найдут.
— Ну да! — восклицает Ланкович с непередаваемой саркастической интонацией в голосе, — очнись, девочка, ты в отпуске! А отпуск у тебя длинный.
— Не надо, — отвечаю, — меня отозвали!
— А ты приказ видела?
— Ну, не видела. Долго ли приказ состряпать? Две минуты и готово.
Глупый, да?
— А зачем его стряпать? Пусть отдохнет бедная утомленная Дровник. Она так рвалась в Чехию! Пусть подольше в ней и остается.
— В Богемию, — поправляю я и задумываюсь о том, а не спросить ли о том, кто подкинул ему эту сугубо личную информацию.
— И кто его знает? — задумчиво продолжает Ланкович, — что ее в наш округ занесло?
Догрызаю яблоко и кидаю огрызком в стену. Ланкович молча следит за моими движениями, а потом как рявкнет:
— Нечего здесь мусорить!
— Не знаю, как ты, — отвечаю я нарочито противным тоном, аж у самой мурашки по коже, — но я здесь жить не собираюсь.
И быстро сматываюсь, пока этот огрызок не полетел в мою сторону. Ланкович терпеливо тащится за мной. Я успеваю уже завалиться на койку с уставом воинской службы в руках (но уж что нашла!), как он заваливает в мою конуру. Ну что такое, ни сна, ни отдыха замученной душе!
— Я не договорил, — заявляет он и аккуратно складывает остатки яблока на мое же полосатое одеяло, — это твое, возьми.
— Так вот, я хотел прояснить тебе некоторые моменты твоей биографии. Чтобы недоразумений не было. Информацией меня снабдил твой шеф. Незабвенный Виктор Анатольевич Тимофеев. Он же и отправил тебя в командировку. Потому что я этого захотел.
Я оскаливаю зубы, изображая 32-каратную улыбку. Любая обезьяна решила бы, что я хочу ее покусать.
— Ты хочешь, чтобы я поняла, какой ты умный?
Но Ланкович оставляет мой вопрос без внимания.
— А ты знаешь, — продолжает он, — на чем я его подловил?
— Ну?
— На педофилии.
— Что?!!!
— Детишек он имел. В Центральном детском доме, что на улице Щетилова. Он ведь его куратор, правда? И Идея ему, знаешь ли, не помешала.
Я тихо выпадаю в осадок. Вот это да! Я ведь и сама в этот детский дом подарки отвозила… Какая гадость!
— Не верю! — кричу.
— А ты зайди в меня, посмотри! — в запале отвечает Ланкович, но только я собираюсь скользнуть в его сознание и побаловаться там немножко, как он с треском захлопывается. Глядит с подозрением.
— Нет уж. Ты — хитрая. Верь на слово. Он тебя из отпуска отозвал, он в командировку отправил, он сообщил о том, что я здесь, когда я понял, что ты левые версии начала разрабатывать. Все он. И только из-за того, что я пригрозил показать его руководству кое-какие фотографии.
Настроение у меня портится дальше некуда. Оно и раньше-то было не ахти какое, а тут…
— И зачем ты мне все это рассказываешь?
— Не знаю, — устало вздыхает Ланкович, — вдруг ты выйдешь отсюда. Так прибьешь гада этого, я, наверное, не смогу. Таких сразу ликвидировать нужно, чтобы Общество своим присутствием не загрязняли. А мне его использовать пришлось. Противно.
Он удаляется, а мне вдруг начинает казаться, что это не он, а я прошла переактуализацию, и у меня крыша уезжает. О, времена! О, нравы!
Глава 7
Сегодня Ланкович слишком бледен. Я замечаю, что он стал плохо ориентироваться в пространстве, натыкается на предметы, иногда ему заметно трудно сфокусировать взгляд. Это плохо само по себе, но для Мастера — просто опасно. Жаль, что свою бредовую идею он не оставляет, так бы я ему, может, помогла.
— Я думал, ты умнее, — заявляет он мне на второй день после своего появления, — я наоставлял столько следов, а ты зачем-то поперлась Завадовских опрашивать. Скажи мне, зачем?
