Глен Кук - Десять поверженных. Первая Летопись Черной Гвардии: Пенталогия
— У меня ещё в Опале появилось такое чувство.
Политика. Империя Леди претендует на то, чтобы быть единой и неделимой. Десять, Которые Были Повержены, затрачивают на это огромные усилия. И ещё больше сил тратят на ссоры друг с другом. Как маленькие дети, дерущиеся из-за игрушек или добивающиеся мамочкиной ласки.
— Это всё? — угрюмо спросил Капитан Гоблина.
— Всё. Он будет держать связь.
И мы пошли и сделали это. Глухой и тёмной ночью мы взяли эту крепость, она стояла совсем недалеко от Весла. Говорили, что Кочерга и Хромой просто впали в безумство. Представляю себе восторг Ловца Душ.
ГЛАВА 5
Одноглазый сбросил карту.
— Кто-то меня подсаживает.
Гоблин подцепил эту карту и открыл четыре валета. Снёс даму. Он угрюмо усмехнулся. Стало ясно, что на следующем круге он проиграет, не имея на руках ничего приличнее двойки. Одноглазый хлопнул по столу и зашипел. За всю игру он не выиграл ни одного кона.
— Спокойнее, ребята, — сказал Элмо, не обращая внимания на те карты, что снёс Гоблин. Наконец он потянул одну из колоды, посмотрел на всё, что у него было, держа карты на расстоянии всего нескольких дюймов от лица. Элмо открыл три четвёрки и снёс двойку. Похлопывая по столу оставшейся парой карт, он кисло улыбнулся Гоблину.
— Лучше бы это был туз, толстячок.
Шалун, напоровшись на двойку, открыл четыре одной масти и снёс тройку. Он уставился на Гоблина совиным взглядом, мечтая, чтобы Гоблин спасовал. Стало ясно, что даже туз не спас бы его.
Хотелось бы мне, чтобы Ворон тоже был здесь. В его присутствии Одноглазый слишком нервничает, чтобы мошенничать. Но Ворон был в морковном патруле, как мы называли еженедельные походы в Весло за продовольствием. И сейчас на его месте сидел Шалун.
Шалун был нашим интендантом. Обычно он ходил в морковный патруль. Но на этот раз из-за расстройства желудка Шалун отмазался.
— Похоже, не везёт только мне, — сказал я и ещё раз пристально посмотрел на свой безнадёжный расклад. Пара семёрок, пара восьмёрок и девятка, которая бы пошла к восьмёрке, но не той масти. Почти всё, что могло бы мне пригодиться, лежало в колоде. Я потянул карту. Дерьмо. Опять девятка, но теперь у меня есть три карты одной масти. Я открыл их, выбросил ненужную семёрку и стал молиться. Только это и могло мне помочь.
Одноглазый даже не взглянул на мою семёрку. Он потянул из колоды.
— Чёрт! — он бросил шестёрку на мой стрит и ещё одну шестёрку снёс. — Момент истины, Свиная Отбивная, — сказал он Гоблину. — Испытай Шалуна, — и потом, — эти форсбергцы просто ненормальные. Никогда ничего подобного не видел.
В крепости мы уже сидели месяц. Она была немного великовата для нас, но мне она нравилась.
— Они бы могли мне понравиться, — сказал я, — если б только научились меня любить, — мы отбили уже четыре контратаки… Делай дела или слезай с горшка, Гоблин. Ты ведь уже перебил и меня, и Элмо.
Шалун щёлкнул ногтем большого пальца по углу карты и посмотрел на Гоблина.
— У них тут целая своя мифология, у этих повстанцев. Пророки и лжепророки. Вещие сны. Послания богов. Говорят даже, что здесь есть какой-то ребёнок, в которого перевоплотилась Белая Роза, — сказал он.
— Если есть такой ребёнок, почему же он не сражается сейчас с нами? — спросил Элмо.
— Они ещё его не нашли. Или её. Но целая толпа народу только этим и занимается.
Гоблин струхнул. Он вытянул карту, сплюнул, сбросил короля. Элмо тоже потянул из колоды и снёс ещё одного. Шалун посмотрел на Гоблина. Едва заметно улыбаясь, он взял карту, не потрудившись даже взглянуть на неё. На мой стрит он добавил ещё пятёрку и снёс то, что вытянул из колоды.
— Пятёрка? — пискнул Гоблин. — У тебя была пятёрка? Я не верю. У него — пятёрка, — он с треском шлёпнул своего туза на стол. — У него была проклятая пятёрка.
— Спокойнее, спокойнее, — начал увещевать его Элмо. — Вспомни, парень, ты же всё время советуешь Одноглазому остыть.
— Он сблефовал с этой чёртовой пятёркой!
У Шалуна на лице была та улыбка, которая всегда сопровождала его выигрыши. Он был доволен собой. Ему удалось хорошо сблефовать. Я и сам был уверен, что он держал туза.
Одноглазый толкнул карты к Гоблину.
— Сдавай.
— Ну, чего ты? У него оказалась пятёрка, и карты сдавать тоже мне?
— Твоя очередь. Заткнись и работай.
— Где ты слышал про это перевоплощение? — спросил я Шалуна.
— От Щелчка.
Щелчок был тем стариком, которого спас Ворон. Хотя старик и сильно упирался, Шалун всё-таки сумел его расколоть.
Девочку звали Душечка. И для Ворона она была сияющей звёздочкой. Девчушка постоянно вертелась вокруг него и часто просто не давала нам покоя. Я был рад, что Ворон ушёл в город. Можно отдохнуть от Душечки, пока он не вернётся.
Гоблин сдал. Я посмотрел на свои карты. Ничего хорошего я там не увидел.
Гоблин взглянул на свои. Его глаза широко открылись. Он шлёпнул карты на стол, открыв их.
— Тонк! Чёртов тонк! Пятьдесят!
Он сам себе сдал пять дам и королей. Это автоматический выигрыш, требующий выплаты двойного банка.
— Он выигрывает только одним способом: когда сдаёт сам себе карты, — раздражённо прокомментировал Одноглазый.
— А ты не выигрываешь, даже когда сдаёшь, Болтливый Язык, — смеялся Гоблин.
Элмо принялся тасовать карты.
Следующая партия длилась долго. Между конами Шалун кормил нас подробностями истории о перевоплощении.
Мимо пробрела Душечка. На её круглом веснушчатом лице застыло выражение полнейшего безразличия, а глаза были пусты. Я попытался представить её в роли Белой Розы. Нет. Она не подходит.
Шалун сдал карты. Элмо попытался отойти с восемнадцатью. Одноглазый спалил его. У него было семнадцать после того, как он вытащил карту из колоды. Я сгрёб карты и начал тасовать.
— Ну же, Каркун, — подгонял Одноглазый. — Давай не будем валять дурака. Я попал в струю. Сдай же мне тузов и двоек.
Пятнадцать и меньше — это тоже автоматический выигрыш, так же, как сорок девять и пятьдесят.
— О, извиняюсь. Я что-то сильно задумался про этих повстанцев и их суеверия.
— Откуда появилась эта бессмыслица — понятно. Всё это подпитывается заманчивым призраком надежды, — заявил Шалун.
Я неодобрительно на него посмотрел. Его улыбка была почти насмешливой.
— Тяжело проигрывать, когда знаешь, что судьба — на твоей стороне. А повстанцы знают это. По крайней мере, так говорит Ворон.
Наш старик становился близок к Ворону.
— Тогда нам придётся изменить их мышление.
