Глен Кук - Десять поверженных. Первая Летопись Черной Гвардии: Пенталогия
Элмо перерезал ему тетиву.
Скользкий остановился. Откликнулся он не слишком вежливо. Страшно ругаясь, он перечислил все те ужасы, которые устроит нам его хозяин.
Я наблюдал за Вороном.
Он в холодной ярости уставился на Элмо. Тот встретил этот взгляд не дрогнув. Он и сам был крутым парнем.
Ворон изобразил свой фокус с ножом. Я перехватил лезвие кончиком своего меча. Ворон ругнулся, бросил свирепый взгляд и расслабился.
— Ты же распрощался со своим прошлым, помнишь? — сказал Элмо.
Ворон коротко кивнул.
— Это труднее, чем я думал, — его плечи поникли. — Беги, Скользкий. Ты не стоишь даже того, чтобы тебя убили.
Позади послышался топот. Приближался Капитан. А та маленькая бородавка из банды Хромого наполнилась самодовольством и завиляла задом, как кот перед прыжком. Элмо сурово посмотрел на него и угрожающе поднял меч. Тот уловил намёк.
— Вообще, мне следовало это знать. Он просто говнюк, — пробормотал Ворон.
Я задал ему один наводящий вопрос. Ответом мне был отсутствующий взгляд.
С громким топотом подъехал Капитан.
— Какого чёрта тут происходит?
Элмо начал один из своих выразительных докладов. Его перебил Ворон.
— Вот тот — один из шакалов Зуада. Я хотел его прикончить, а Элмо и Каркун помешали мне.
Зуад. Где же я слышал это имя? В связи с Хромым. Полковник Зуад. Это злодей номер один у Хромого. Мягко говоря, политическая проститутка. Его имя проскакивало в нескольких подслушанных разговорах Ворона с Капитаном. Так это и была пятая намеченная Вороном жертва? Но ведь, должно быть, за всеми обрушившимися на Ворона злоключениями стоял и сам Хромой.
Всё интереснее и интереснее. И в то же время всё более и более жутко. Хромой — не тот субъект, с кем можно вот так запросто поругаться.
— Я хочу, чтобы этого человека арестовали, — орал офицер Хромого. Капитан взглянул на него. — Он убил двоих моих людей.
Их тела было хорошо видно. Ворон ничего не ответил. Элмо переборол себя и сказал:
— Они насиловали ребёнка. Это их идея умиротворения.
Капитан посмотрел на его оппонента. Тот залился краской. Даже самый отъявленный злодей почувствует стыд, если будет застигнут врасплох и нет никакой возможности оправдаться. Капитан резко повернулся.
— Каркун?
— Мы нашли одного мёртвого повстанца, Капитан. Но всё указывает на то, что они начали тут творить свои дела ещё до того, как он полез драться.
— Жители деревни — подданные Леди. Они под её покровительством? — спросил Капитан пьянчугу. В другой ситуации об этом можно было поспорить, но не сейчас. Он даже не пытался оправдываться и этим только подтвердил свою вину.
— Ты мне отвратителен, — Капитан заговорил своим опасным мягким голосом. — Убирайся отсюда. И не попадайся мне больше. Иначе я отдам тебя на суд своих друзей.
Человек, спотыкаясь, удалился.
Капитан повернулся к Ворону.
— Ты — несчастный идиот. Ты хоть понимаешь, что натворил?
— Да, наверное, кое-что получше, чем ты. И я бы опять поступил так же, — утомлённым голосом откликнулся Ворон.
— И ты ещё удивляешься, почему мы тянули кота за хвост и не хотели тебя принимать? — Капитан резко переменил тему. — Ну и что ты собираешься делать с этими людьми, благородный спаситель?
Ворон не задавался таким вопросом. Что бы ни случалось с ним, он всегда жил целиком днём сегодняшним. Прошлое тяготило его, а о будущем он просто не думал.
— Теперь я отвечаю за них, да?
ГЛАВА 4
Капитан отказался от попыток поймать Хромого. Независимые действия казались теперь наименьшим злом.
Осложнения начались четыре дня спустя.
Мы только что выиграли первое значительное сражение, разбив превосходящий нас вдвое отряд повстанцев. Это было не так уж трудно. Они были совсем неопытные, да и наши колдуны помогли. Спаслись немногие.
Поле боя было нашим. Люди принялись грабить убитых. Элмо, я, Капитан и ещё несколько были тут же, вполне довольные собой.
Одноглазый и Гоблин отмечали это событие в своей собственной манере. Они обменивались насмешками и шпильками устами лежавших на земле трупов.
Внезапно Гоблин застыл на месте. Его глаза закатились. С губ сорвался жалобный стон. Гоблин согнулся почти пополам.
Одноглазый подбежал к нему, опередив меня на пару шагов, и начал бить Гоблина по щекам. Его обычная враждебность испарилась.
— Пропусти-ка меня! — недовольно сказал я.
Я успел только проверить пульс, а Гоблин уже очухался.
— Ловец Душ, — прошептал он, — я вступил с ним в контакт.
В тот момент я поблагодарил судьбу за то, что не обладаю способностями Гоблина. Пустить себе в мозги одного из Поверженных — это ещё хуже, чем изнасилование.
— Капитан, — позвал я, — Ловец Душ.
Капитан подбежал. Он никогда не бегает, если только мы не начинаем отлынивать от работы.
— В чём дело?
Гоблин вздохнул. Открыл глаза.
— Уже исчез.
Кожа и волосы у него были мокрыми от пота. Лицо побледнело. Его начало колотить.
— Исчез? — спросил Капитан. — Что происходит, чёрт возьми?
Мы помогли Гоблину успокоиться.
— Хромой пошёл к Леди вместо того, чтобы во всеоружии двинуться к нам. Он враждует с Ловцом Душ. И он подумал, что мы пришли сюда, чтобы устроить ему какую-нибудь пакость. Он попытался спутать карты, но Ловец Душ — на коне с тех пор, как прибыл из Берилла, а Хромой — в опале из-за своих просчётов. Леди приказала ему оставить нас в покое. Ловец Душ не добился, чтобы Хромого убрали, но считает, что выиграл этот раунд.
Гоблин замолчал. Одноглазый подал ему флягу с остатками воды. Гоблин мгновенно её осушил.
— Он хочет, чтобы мы не переходили Хромому дорогу, а то он может попытаться как-нибудь нас подставить. Или даже натравить на нас повстанцев. Ловец Душ хочет, чтобы мы захватили крепость в Диле. Это спутает карты и повстанцам, и Хромому.
— Ему нужна показуха. Почему бы ему не приказать нам переловить Круг Восемнадцати? — пробормотал Элмо.
Круг — это высшее командование повстанцев. Восемнадцать колдунов, которые думают, что обладают чем-то таким, что даёт им возможность противостоять Леди и Поверженным. Кочерга, несущий Хромому возмездие в Форсберге, тоже входил в Круг.
У Капитана был задумчивый вид.
— Думаешь, здесь замешана политика? — спросил он Ворона.
— Гвардия — это только инструмент в руках Ловца Душ. И это общеизвестно. Загадка в том, как он собирается использовать этот инструмент.
— У меня ещё в Опале появилось такое чувство.
