Робин Мак-Кинли - Красавица
За обедом Грейс сказала:
– Я, в отличие от всех вас, не могу просто оставить без внимания наше решение, вернее, то, что за нас решила Красавица прошлой ночью. Красавица, дитя, я не пытаюсь разубедить тебя… – она замешкалась. – Но можем ли мы что-нибудь сделать? Возможно, ты чего-то хочешь, например, взять с собой?
Ее голос звучал так, словно она чувствовала, что предлагает мне шелковую нить, чтобы построить мост над ущельем.
– Будет так одиноко, – робко добавила Хоуп. – Там даже птиц в лесу нет.
Канарейка пела свою обычную предвесеннюю песенку в начале дня.
Последовало молчание, пока я смотрела на свой суп и думала: а ведь нет ничего, что я хочу взять с собой. Одежда, в которой я сейчас, да одна смена – это и так все, что у меня есть. Платье, в котором я была на свадьбе Хоуп, можно оставить – пусть порежут и сошьют костюмы деткам. Юбку, что я ношу в церковь, можно будет слегка подшить, чтобы носили мои сестры. Если Чудовище хочет, чтобы я выглядела прилично, пусть предоставит собственного портного. Я вспомнила, как Отец описал бархат и кружева и вспомнила, что в моем сне я тоже была богато одета: в шуршащие вышитые юбки и мягкие туфли. Я почти ощутила на своих ногах те туфли вместо своих потертых и грязных ботинок. Все еще смотря на свой суп, я уже видела лишь бобы, морковку и лук: взяла и перемешала все ложкой.
Жэр сказал:
– По крайней мере, хоть Великодушный составит ей компанию.
Я подняла взгляд.
– Я хотела ехать на нем туда, но я отправлю его обратно с Отцом. Вам он здесь нужен.
– Нет, девочка, – произнес Жэр, словно сам не свой. – Он есть не будет, если ты уедешь и оставишь его, так что он отправится с тобой.
Я положила ложку.
– Перестань, Жэр, не дразни меня. Я не могу взять его. Он нужен здесь.
– Мы обойдемся, – уже своим тоном ответил Жэр. – У нас теперь есть еще одна лошадь, не забывай, и мы сможем купить другую, если понадобится – с деньгами, которые твой отец привез из Города. Великодушного они не заменят, но нам подойдут.
– Но… – начала я.
– Ох, да бери его уже, – вмешалась Хоуп. – Нам так будет полегче – словно мы не совсем одну бросаем тебя, если рядом будет твой конь... – она оборвала себя и стала мять салфетку.
– Это твой конь, знаешь ли, – добавил Жэр. – При всем его добродушии, он слушается только тебя и за тобой приглядывает. Не буду утверждать, что он не станет есть, но для меня или кого-то еще из нас не станет особенно надрываться. Он останется большой и сильной лошадью, только и всего.
– Но… – неуверенно начала я снова. Я почувствовала, как слезы собираются на глазах; мне стало ясно, что мне будет не так одиноко, если со мной останется Великодушный.
– Достаточно, – сказал Отец. – Я согласен с Хоуп: ты оставишь себе коня и это нас хоть немного успокоит. Если бы ты была не такой упрямой, тебе тоже стало бы легче, девочка. – И немного нежнее он добавил, – Дитя, ты все понимаешь?
Я кивнула, не смея говорить, и снова подняла ложку. Напряжение рассеялось: мы снова были одной семьей, обсуждали погоду и работу, что должна быть сделана в следующие недели – и все необходимые приготовления для приближающейся поездки младшей дочери. Мы смирились и могли начать учиться жить с этим.
Следующие несколько недель прошли быстро. Осознание того, что я уезжала, не изменило темп нашей жизни намного, как только мы привыкли к новости. Для горожан мы придумали историю о том, что наша старая тетушка, ожидая своей кончины и оставаясь без наследников, предложила одной из нас приехать; и было решено, что мне больше всех это пригодится (да и без меня легче обойтись дома), потому что я смогла бы снова начать учиться. Все наши друзья опечалились, услыхав о моем отъезде, но были рады тому, что они считали "шансом всей жизни" для меня – даже те, кто мало уважал образование, были вежливы и даже радушны, ради моей семьи. Мелинда же сказала:
– Ты должна приезжать к нам, когда будешь дома на праздники – она ведь будет иногда отпускать тебя домой ненадолго, верно?
– О, да, прошу, приезжай к нам в гости, – встряла Молли. – Я так много хочу услышать о Городе.
Мелинда фыркнула: она не одобряла городскую жизнь и слышать о ней ничего не хотела. Она считала, что мы пережили наше бедствие достойно, но хотя она и одобряла мою поездку, понимая претензии тети в такой ситуации, однако все же считала это печальным событием.
– Она видела Город и прежде, – сухо заметила Мелинда и Молли покраснела. Они старались не выспрашивать нас о городской жизни, потому что мы уехали оттуда при весьма неблагополучных обстоятельствах.
– Мы желаем тебе всего хорошего, во всем, Красавица, – продолжила Мелинда. – Но прежде чем уйдем, пообещай, что придешь к нам поболтать, когда вернешься сюда навестить семью.
– Я постараюсь сделать это, – ответила я неловко. – Спасибо за добрые пожелания.
Мелинда немного удивилась моему ответу и сказала, не обращаясь ни к кому конкретно:
– Эта ваша тетя такое чудовище, что ли?
Она поцеловала меня и вместе с Молли отправилась домой. Мы все были на кухне: Отец, задумавшись, курил трубку, Грейс чистила картошку, Хоуп кормила детей; я чинила застежку упряжи Великодушного. Жэр был в кузнице. Мы ни разу не говорили о том, как долго меня не будет – по словам Чудовища, это могло быть навсегда, что невозможно было даже вообразить, так что мы и не пытались.
Чтобы нарушить тишину, я заметила:
– Эта чудовищная тетка, может быть, и не полная выдумка. Возможно, я все-таки смогу возобновить свои занятия: у него наверняка есть библиотека в том большом замке. Должен же он хоть чем-то заниматься, кроме того, что охраняет свои розы и пугает путешественников.
Отец покачал головой.
– Ты не знаешь точно – это ведь Чудовище.
– Чудовище, которое говорит, как человек, – заметила я. – Возможно и читает также.
Грейс закончила резать картошку и положила все в сковороду, где уже румянился лук. Мне стала нравиться жареная картошка с луком с тех пор, как мы уехали из Города; я гадала, будут ли подавать ее в замке. Сама я отказалась бы от такого простого блюда еще пять лет назад, если бы наш повар осмелился предложить нам подобное.
– Красавица, ты думаешь, что все похожи на тебя, – сказала Грейс. – Многие из нас считают чтение самым утомительным занятием из всех. Не говоря уж о латинском, греческом и прочем.
– Мне уже хочется пожалеть это Чудовище, – весело добавила Хоуп, вытирая томатный суп с подбородка Ричарда. – Я все еще помню, как Красавица пыталась научить меня склонениям, к которым у меня совершенно не лежала душа.
