Леонида Подвойская - Тьма
По тому, как изменилось поведение барона, можно было понять - гадалка рассказала ему что-то из увиденного. Что-то невероятное, чему тот до конца не верил. И не знал теперь, как держаться. Правда, пришёл уже не в халате, а в каком-то парадном цыганском прикиде. И незамедлительно перешёл на Вы.
- Мне сказала Рада о вашей проблеме. И о вашем согласии на дальнейшую… помощь нашему табору. Это… великодушно с вашей стороны и это… большая честь для нас. А паспорт… Какую фамилию указать?
- Черный. Максим Леонидович Чёрный.
- Завтра… нет, послезавтра получите. Вы ведь не успеете… решить нашу проблему? А теперь, если вы готовы, может… моего сыночка?
Исцелять сыночка не хотелось. Не понравился он Максу. Этакий хлыщ, да ещё на цыганско-баронский манер. Преемничек. Лет семнадцати. Смуглая кожа. Глаза на выкате. Мохнатые, не широкие, а именно - мохнатые брови. Широкие цыганские губы и цыганские же чёрные волосы. Его сестре эти фамильные черты придавали своеобразную пронзительную красоту. А этому «принцу» - что-то неприятное, гадостное.
- Давно это у тебя? - поинтересовался Максим, чтобы завязать хоть какой разговор.
- Давай, лечи, если подрядился - выдавил, как выплюнул пациент.
- Ну, по большому счёту не подряжался, - тут же окрысился Макс.
- Ты давай, занимайся делом. Не зли. Или…
- Или? Что «или», хотелось бы знать? - перешёл на такой же жёсткий тон юноша, вставая со своего кресла.
Слепой, не отвечая, что-то закричал на своём языке. И тотчас явились всё те же - барон, гадалка, Роза и золотозубый. Слепой что-то надрывно кричал, его отец властным тоном пытался его переубедить, а женщины помогали барону своими визгливыми восклицаниями. В конце концов они его убедили. «Наследный принц» хмуро кивнул головой.
- Вы извините нас за это недоразумение. Продолжайте. Он больше не будет, - мило улыбнулась Роза. Остальные согласно покивали, и вся компания вновь исчезла.
- Извини. Не знал. Все эти врачи, экстрасенсы, целители… Достали понимаешь?
- Но я же твою сестру…
- Тем более… Думал, теперь права качать будешь, цену набивать.
- Теперь не думаешь?
- Они сказали, кто ты… можешь быть.
- И кто?
- Но я же сказал "прости". Что ты ещё хочешь? Чтобы на колени стал? Лучше слепым буду! - вскочил цыган. Но глубоко вздохнув, опустился в своё кресло.
- Прости. Видишь, как срываюсь? Тьма, тьма пол-года. Невеста уже с другим тайком - он скрипнул ослепительно белыми зубами. Пацаны от рук отбились. Отец уже о моей замене подумывает. А мне - милостыню просить?
- Пол-года? А у Розы - год? Но отчего?
- Не знаю. Никто не знает. Ты всё- таки будешь меня лечить?
«А было бы невредно тебе милостыню попросить, гордыню немного поломать» - со вздохом подумал Макс, касаясь висков пациента. Болезнь была не так задавнена, как у девушки. И возиться, терпеть длительную боль ради этого пацана не хотелось. Мужик. Выдержит. Одним ударом, как с мальчишкой, не получится. Но если двумя.
- Будет больно. Раз. Потом ещё раз.
- Потерплю, - усмехнулся парень.
Собравшись с духом тоже «потерпеть», Максим ударил по чёрным точкам одним мощным импульсом. Не выдержал, застонал. Но пациент, разом покрывшись потом, не пикнул.
- Молодец! - вырвалось у Макса.
- Когда бьют кнутом - больнее, - сиплым голосом ответил цыган.
- И такое бывает?
- У нас остались свои… традиции.
- Ясно. Подожди. Надо передохнуть.
- Я и не спешил вроде. А ты стонал. Тоже больно?
- Меня кнутом не били.
- А ремнём?
- Один раз. И то… так.
Максим вышел во дворик. В памяти ярко вспыхнул тот день. Уставшая от весенней возни подростков на уроках, нелюбимая классная руководительница расписала красным цветом всю страницу дневника.
- Покажешь отцу. Завтра принесёшь с его подписью.
В тот вечер отец был выпивший, и, кажется, добрый.
- Па, вот, почитай, - протянул он послание классухи.
Отец читал, наливаясь краской. Затянулся неизменной сигаретой, перечитал опять.
- Вот - протянул Максим ручку.
- Зачем? Что я с этим должен делать?
- Только прочитать и расписаться.
- Только? Подожди- ка! - выскочил Белов - старший из комнаты.
Такое поведение было странным. «Огорчился. Ничего, сейчас успокоится, подпишет», - решил Макс. Но жестоко ошибся. В комнату отец вернулся с офицерской портупеей.
- Я сейчас распишусь, - пообещал он вскочившему сыну. И не здесь - он разорвал страницу дневника и шваркнул его об стену. - На твоей заднице распишусь - махнул он портупеей.
На свою беду, ошеломлённый Максим попытался увернуться очень неловко и удар пришёлся по лицу. Всхлипнув от унижения - боли он и не почувствовал, Максим кинулся в комнату к Рыжику и упал на койку.
«Бить? Сына бить? По лицу? Ремнём? Ладно. Пусть приходит и бьёт. Пусть убьёт совсем! Если заслужил!» - думал Максим, давясь слезами обиды. В глубине души он не верил, что «заслужил». Но отец не шёл, экзекуция откладывалась. Максим включил свой плеер, нашёл любимые записи и, вновь и вновь переживая происшедшее, тем не менее, потихоньку уснул.
Утром отца уже не было дома. Служба. Возле ранца лежал дневник с аккуратно подклеенной страницей и подписью отца. Макс не знал почему, но именно это, а не ремень, потрясло его душу. И с тех пор во всех своих проделках в школе он не переступал грань, отделяющую устные замечания от записей в дневнике. Гораздо позже он узнал, как вымучился за ту ночь отец. Какие только жуткие последствия не представлял! Не хотел же он вот так - по лицу. Вообще это не по-людски. А если глаз! - в ужасе думал он. Или даже не глаз, а губа. Это же молодой парень! Среди ночи он не выдержал, вошёл в комнату к спящему сыну, и тихонько подсвечивая фонариком, осмотрел Максима. И счастливый вышел - склеивать порванную страницу. Вчитавшись в замечание, покачал головой, пробурчал что-то нехорошее в адрес автора записи. Вздохнув, расписался. А назавтра, ужиная на просторной для двоих кухне, долго молчали.
- Прости, па. Больше никогда, слышишь, никогда…, - всхлипнул Максим.
- Ладно тебе, сынуля, сгрёб в свои объятия его отец. - Я тоже… никогда… чтобы не случилось… - прижался к сыну почему-то мокрой щекой Белый-старший.
Вспомнив об этом, Максим вытер набежавший слёзы. «Папуля! Как же я по тебе соскучился! Зачем мне всё это надо, а папуля? Когда же я тебя увижу! Нет… Не в таком виде!» Он вздохнул и пошёл долечивать баронова отпрыска.
- Скажи, что ты хотел бы от меня? - уже зрячим взглядом изучал целителя наследник после второго сеанса. - Ты понимаешь? Не от отца. От меня. Лично.
- Ай, - махнул рукой измученный болью Макс.
- Не надо «Ай». У вас всех представление о цыганах, как о подлецах неблагодарных. Но мы всегда с добром к тем, кто и к нам также.
