Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – герцог
Другие рыцари тоже готовы в бой, я перехватывал непонимающие взгляды.
Барон Фрейтаг дергался, менялся в лице, в глазах откровенная ненависть, наконец прохрипел так, словно грыз кость:
– Тогда вы должны ехать с нами.
Я удивился:
– Зачем?
– В крепости его светлости, – пояснил он, я уловил в его голосе скрытое злорадство, – вам окажут достойный прием. И герцог лично огласит приговор.
Я повернулся к графу Гатеру:
– Нам по пути?
Он помотал головой:
– Нет. Но проедем совсем близко.
Я кивнул, повернулся к барону Фрейтагу:
– Сделаем так. Пошлите гонца, чтобы герцог выехал навстречу. Там, на развилке дорог, он и подтвердит, что должен повесить и почему я должен передать ему этого… человека.
Барон Фрейтаг напрягся, лицо окаменело, а голос прозвучал резко:
– Герцог ничего не делает по чужому требованию!
– Это не требование, – сказал я громко, чтобы обязательно услышали его люди. – Это мудрое решение, устраивающее обе стороны. Мы все равно поедем дальше, потеряем какое-то количество наших рыцарей и, перебив всех ваших… Но стоит ли из-за этого спорного человека губить доблестных рыцарей? Не лучше ли вашим и нашим пасть за более достойную красивой гибели цель?
Наступило тяжелое продолжительное молчание, послышался скрип арбалетной тетивы, кто-то из людей барона Уроншида решил подтянуть еще туже.
Барон Фрейтаг наконец крикнул громко, не поворачивая головы:
– Сэр Отто!
За спинами его рыцарей откликнулся молодой голос:
– Слушаю, ваша милость!
– Отправляйся в замок, – велел барон злым голосом, – перескажи герцогу все, что видел и слышал. Пусть решит, как поступить.
– Будет сделано, ваша милость!
– Пошел! – рявкнул барон.
От их отряда отделился всадник в легкой кольчуге и на быстром коне, не отягощенном ни броней, ни даже покрывающей морду и круп попоной. Я узнал одного из тех, что так неудачно преследовали этого Фонтане.
– Ну вот и хорошо, – произнес я с удовлетворением. – Вы приняли мудрое решение, дорогой барон.
Он едва не скрежетал зубами, но вежливо поклонился, что этикет с нами делает, произнес церемонно:
– Рад, что вы одобрили. Мы поедем за вами.
– Очень разумно, – одобрил я. – Только не слишком близко. Вы же понимаете…
Он снова ответил с легким поклоном:
– Да-да, все будет соблюдено.
Я махнул своим и первым повернул коня в сторону дороги. Граф Гатер догнал, пустил своего красавца рядом и заговорил горячим шепотом:
– Я понял, я понял, зачем вы это сделали!
– Зачем? – осведомился я с любезной улыбкой.
Он сказал ликующе:
– Вы же сами проговорились, что их для нас слишком мало!.. А герцог наверняка выведет на перехват все свои силы!.. Вот будет жаркая сеча! Вот когда мы покроем себя неувядающей славой!
Я подумал, кивнул.
– Из вас получится прекрасный стратег, граф. Вы умеете заглядывать далеко и видеть скрытое. Я просто уверен, что в Гандерсгейме ваш талант военачальника проявится и распустится пышным цветом.
Он расцвел так, словно уже завоевал весь Гандерсгейм, раздвинул плечи. Я осторожно оглянулся – раз незаметно не получится, слишком много глаз не отводят от меня взглядов, то хотя бы понебрежнее.
Отряд барона Фрейтага держится на достаточной дистанции. Даже больше, чем достаточной. Думаю, в этом нелегком случае он вообще-то был бы рад в глубине души, пусть сам не признается даже себе, чтобы мы оторвались от них и вообще исчезли.
Фонтане покачивается в седле горделивый, его окружили молодые рыцари и расспрашивают с жадным интересом. Я ощутил укол то ли ревности, то ли зависти, черт бы побрал этого мутителя спокойствия, нам только добавочных неприятностей не хватает, а этот гад цветет, разглагольствует, размахивает руками, а слушают его с огромным удовольствием.
Отдам, сказал я себе твердо. Как только герцог Хеббель выедет навстречу, а он, надеюсь, все же выедет. Если останется в крепости, это многими может быть расценено как недоброжелательный жест в отношении меня, нового герцога Вельденского с владениями в Дасселе, замком Альтенбаумбург, а также землями Маркгрефлерланда и Монферратскими!
Не знаю, велики ли владения, не до того пока, но этот Хеббель, как мне кажется, должен считаться с новой расстановкой сил. А он, судя по взрослой дочери, которую этот гад обесчестил, человек достаточно зрелый. Со зрелостью возраста приходит если не мудрость, то хотя бы осторожность.
Десяток миль, обещанный Гатером, превратился в два, если не три. Я запоздало вспомнил, что в Вестготии из-за частой смены дорог расстояния считают обычно по прямой, как ворона летит.
Нежное и по-южному страстное небо затуманивается жаром полдня, когда разум отступает, а верх берут страсти. Мы проехали мимо заброшенного старого города из древнего камня, на самой окраине под одинокой пальмой стоит, опустив голову, печальный ослик, а у колодца плещется в корыте с мутной водой ребенок.
Рыцари оживились, но из-за руин вышла с охапкой хвороста такая уродливая, хоть и молодая женщина, что все разочарованно отвернулись.
А я смотрел, как далеко впереди в пыльном облаке грозно заблистали короткие злые искры. Гатер тоже вгляделся, возбужденно ударил кулаком по луке седла.
– Вы были правы, ваша светлость!.. Они выслали большой отряд!.. Вот теперь-то мы им покажем…
– Все точно, – согласился я. – Будет жаркий и красивый бой, где все увенчают себя бессмертной славой.
Он оглянулся, крикнул с торжеством:
– Будем готовы!.. Встретим и угостим на славу, пусть кровавый пир запомнится потомкам!
Рыцари заговорили возбужденно, послышался лязг металла. Я сказал с подчеркнутой озабоченностью:
– Только бы этот герцог не выехал навстречу. Все испортит.
Он охнул:
– Ваша светлость! Да зачем ему выезжать, если может выслать вдесятеро больше людей?
– Чтобы полюбоваться на свою победу, – объяснил я.
– А-а-а, – воскликнул он, – тогда да, конечно. Но мы ему испортим удовольствие. Победа должна быть красивой! А красиво, когда десять против ста, а не сто против десятка.
– Точно испортим, – согласился я.
Мы шли на рысях, затем я дал сигнал пустить коней шагом, впереди пыль медленно опускается, у развилки дорог блещет металлом большой отряд рыцарей под пышным штандартом с висячими хвостами. Еще больше, целое войско, застыло в ожидании на пару сот ярдов дальше.
Я отметил, что герцог остановил свой отряд на дороге из своей крепости, а не на самом перекрестке, что означало бы загородить нам дорогу.
Хороший знак, который вообще-то не значит, что разойдемся без кровопролития, но все-таки переговоры – мой конек, мне даже себя иногда удается уболтать.
