Гарри Гаррисон - Молот и крест
– Дергать зубы, вправлять кости, лечить лихорадку, – сказал Торвин. – Лекарю всегда найдется занятие у женщин и воинов. Он может идти к моему другу Ингульфу. Если доберется до него. Послушайте вы, двое. Если мы пройдем по лагерю и дойдем до моей кузницы и палатки Ингульфа, вы в безопасности. Но до того времени... – он покачал головой. – Многие желают нам зла. Даже некоторые друзья. Рискнете?
Они молча пошли за кузнецом. Но разумно ли это?
Вблизи лагерь выглядел еще более грозно. Его окружал высокий земляной вал, со рвом снаружи. Каждая сторона лагеря длиной в ферлонг. Сюда вложена большая работа. Много поработали лопатами. Значит ли это, что они намерены оставаться долго? Или просто викинги всегда так поступают?
На валу была установлена ограда из заостренных бревен. Ферлонг. Двести двадцать ярдов. Четыре стороны... Нет, Шеф неожиданно понял, что с одной стороны лагерь ограничен рекой Стур. Он даже видел с той стороны в медленном течении носы кораблей. И удивился. Но потом понял, что викинги вытащили на берег свое самое ценное имущество – корабли, сцепили их крючьями, и теперь они составляют одну из стен крепости. Много. Сколько? Три стороны по двести двадцать ярдов каждая. Каждое бревно в ограде примерно в фут толщиной. В ярде три фута.
Мозг Шефа, как часто и раньше, пытался справиться с проблемой чисел. Трижды три по двести двадцать. Должен быть способ получить ответ, но Шеф не мог его найти. Ну, все равно, очень много бревен, и очень больших. Такие деревья трудно отыскать на местных низинах. Должно быть, привезли бревна с собой. Смутно Шеф начал воспринимать новую для себя концепцию. Он не знал, как это назвать. Делать планы, может быть. Планировать на будущее. Думать о вещах раньше, чем они происходят. Для этих людей нет незначительных деталей, о которых не стоило бы позаботиться. Он вдруг понял, что для них война – не только дело духа, славы, речей и унаследованных мечей. Это профессия, и связана она с бревнами и лопатами, подготовкой и выгодой.
Они приближались к валу, навстречу попадалось все больше и больше воинов. Некоторые просто бродили, кто-то сидел у костра и жарил мясо, другие бросали копье в цель. Шеф решил, что они очень похожи на англичан в своей домотканой шерстяной одежде. Но было и отличие. В любой группе, которую раньше встречал Шеф, всегда было какое-то количество калек, людей, которые не могут участвовать в битве; людей малого роста, деформированных; людей с помутившимися от болотной лихорадки глазами или со старыми ранами головы, которые отражались на их речи. Здесь таких не было. Не все большого роста, как с удивлением заметил Шеф, но все выглядят уверенными, закаленными, готовыми ко всему. Немного подростков, совсем нет мальчиков. Есть лысые и седые, но совсем нет параличных старцев.
И лошади. Вся равнина покрыта лошадьми, они пасутся. Для такой армии нужно много лошадей, подумал Шеф, и много пастбищ. Возможно, это их слабое место. Шеф понял, что размышляет как враг – враг, ищущий возможности подобраться. Он не король и не тан, но по собственному опыту знает, что ночью невозможно охранять все эти стада, как ни старайся. Сколько патрулей вокруг ни поставь, опытные охотники все равно сумеют подобраться, обрезать привязи и вспугнуть лошадей. Может, ночью заманить в засаду охрану. И как тогда будут викинги относиться к обязанностям охранников, если те регулярно перестанут возвращаться после ночного дежурства?
Когда они подошли к входу, Шеф снова дрогнул. Никаких ворот, и это зловеще само по себе. Дорога уходит прямо в брешь в валу в десять ярдов шириной. Как будто викинги говорят: «Стены защищают наше добро и удерживают рабов. Но чтобы прятаться за ними, они нам не нужны. Если хочешь сразиться, приходи. Попробуй пройти мимо нашей стражи. Нас защищают не бревна, а топоры, которые их свалили».
У бреши стояло и лежало сорок или пятьдесят человек. Вид у них был основательный. В отличие от остальных, все были в кольчуге или коже. Около каждого копье, щит. Эти люди через несколько секунд готовы вступить в бой, откуда бы ни появился враг. С той минуты, как группа Торвина: он сам, Шеф, Хунд, всего восемь человек – появилась, они не сводили с нее глаз. Пропустят ли?
У самой ограды вперед прошел рослый человек в кольчуге, задумчиво посмотрел на них, ясно дал понять, что заметил двух новичков. Через несколько мгновений кивнул и пальцем указал внутрь. Когда они прошли, он бросил им вслед несколько слов.
– Что он сказал? – шепотом спросил Шеф.
– На твою голову. Что-то в этом роде.
Они вошли в лагерь.
* * *Внутри, казалось, царит полное смятение. Но в нем чувствовался железный порядок, ощущение целеустремленности. Повсюду люди: варят еду, разговаривают, играют в бабки или сидят над игорными досками. Во всех направлениях холщовые палатки, оттяжные веревки создают невероятную путаницу. Но тропа перед палатками никогда не закрывается. Она тянется прямо, в десять шагов шириной, и даже лужи аккуратно заполнены гравием, на истоптанной земле видны следы телег. Эти люди умеют работать, опять подумал Шеф.
Маленькая группа шла дальше. Через сто ярдов, когда, по расчетам Шефа, они оказались в самой середине лагеря, Торвин остановился и подозвал их двоих к себе.
– Я буду говорить шепотом, потому что нас ждет большая опасность. В этом лагере говорят на многих языках. Мы должны пересечь главную дорогу, которая идет с севера на юг. Справа, к югу, у реки, территория самих Рагнарсонов и их ближайших сторонников. Мудрый человек туда не пойдет добровольно. Мы пересечем дорогу и пойдем прямо к моей кузнице у противоположного входа. Пойдем прямо, не глядя в сторону реки. И когда доберемся до кузницы, сразу войдем в нее. А теперь пошли. И подбодритесь. Уже близко.
Шеф упорно смотрел под ноги, когда они пересекали широкую дорогу, но ему так хотелось бросить туда взгляд. Он пришел сюда ради Годивы – но где же она? Посмеет ли он спросить ярла Сигварта?
Они медленно пробирались через толпу, пока почти прямо перед собой не увидели восточную ограду. Тут, немного в стороне от других, стояло наспех сколоченное сооружение, открытое с обращенной к ним стороны, а внутри знакомые принадлежности кузницы: наковальня, глиняная печь, трубы и меха. Вокруг нити, на них висят яркие гроздья рябины.
– Мы пришли, – Торвин облегченно вздохнул. Но тут он взглянул мимо Шефа, и лицо его неожиданно побледнело.
Шеф обреченно повернулся. Перед ним стоял человек, высокий человек. Шеф понял, что смотрит на него снизу вверх, понял также, что ему редко приходилось в последние месяцы так смотреть. Но этот человек необычен не только ростом.
На нем такие же домотканые брюки, как на всех остальных, но ни куртки, ни рубашки. Верхняя часть тела завернута во что-то вроде широкого одеяла, это плед ярко-желтого цвета. На левом плече он заколот, правая рука остается обнаженной. Над левым плечом торчит рукоятка огромного меча, он так велик, что если бы его подвесили к поясу, он волочился бы по земле. В левой руке человек держит маленький круглый щит с ручкой в центре. С наружной стороны из центра щита торчит железное острие длиной в фут. За человеком с десяток других в такой же одежде.
