Нил Гейман - Звездная пыль
– Моя сестра Луиза умеет шевелить ушами.
Лохматый человечек свободно пошевелил своими собственными ушами, большими и волосатыми.
– Не совсем то, что надо. Я скорее спрашивал, нет ли у тебя бабушки – знаменитой волшебницы, или дяди – практикующего колдуна, или родственников-эльфов где-нибудь в генеалогическом древе.
– Ничего такого я не знаю, – покачал головой Тристран.
Коротышка сменил тактику.
– Где находится Застенье? – спросил он. Тристран тут же повернулся и указал рукой.
– А где Спорные Холмы?
Тристран снова показал, ни на миг не задумываясь.
– А Катаварские Острова?
Юноша указал на юго-запад. Он представления не имел, что Спорные Холмы и Катаварские Острова вообще существуют, пока лохматый человечек не упомянул их названий; однако он был совершенно уверен касательно их расположения, как, к примеру, насчет местопребывания собственной левой ноги или носа.
– Гм-м… Ну, попробуем дальше. Ты знаешь, где находится Его Обширность Вселасточный Мускиш?
Тристран недоуменно покачал головой.
– А где находится Прозрачная Цитадель Его Обширности Вселасточного Мускиша?
Тристран уверенно показал.
– А где Париж? Тот самый, что во Франции.
Юноша немного подумал.
– Ну, если Застенье там, то Париж, я думаю, примерно в том же направлении – ведь верно?
– Таким образом, – изрек лохматый человечек, рассуждая скорее с самим собой, нежели с Тристраном, – мы видим, что ты способен находить места в Волшебной Стране – но не в твоем собственном мире. Исключение – Застенье, где пролегает граница. Местонахождение живых существ ты определять не можешь… хотя, хотя… скажи-ка, парень, ты знаешь, где находится твоя упавшая звезда?
Тристран немедленно указал.
– Там.
– Гм… Неплохо. Хотя по-прежнему ни шиша не понятно. Проголодался?
– Есть малость. И еще у меня вся одежда порвана, – ответил Тристран, ощупывая лохмотья, оставшиеся от его штанов и пальтеца. Сучья и ветви порвали ткань в клочки, пытаясь задержать его на бегу, да и листья прогрызли немало дыр. – И ботинки не в лучшем виде…
– Что у тебя в сумке?
Тристран открыл свой саквояж.
– Яблоки. Сыр. Полкаравая хлеба. Тюбик рыбного клея. Перочинный ножик. Смена белья, две пары шерстяных носок… Наверное, мне стоило захватить побольше одежды…
– Клей оставь на потом, – предложил его спутник, быстро разделив оставшуюся еду на две равные части. – Ты оказал мне большую услугу, – сообщил он, хрустя яблоком. – Я таких вещей не забываю. Сперва мы позаботимся о твоей одежде, а потом отправим тебя за звездой. Угу?
– Буду очень вам признателен, – нервно отозвался Тристран, делая бутерброд с сыром.
– Вот и ладно, – сказал лохматый человечек. – Давай-ка поищем для тебя одеяло.
На рассвете три лорда Штормфорта спустились по скалистой горной дороге в карете, запряженной шестью вороными лошадьми. У коней на головах колыхались черные плюмажи, карету снаружи покрасили черной краской, и каждый из лордов по отдельности тоже надел траур.
В случае Праймуса это была черная длинная ряса вроде монашеской. Терциус выбрал неброский костюм – так мог бы одеться в траур богатый купец. А Септимус нарядился в черный камзол, облегающие черные штаны и черную шапочку с черным пером, так что стал выглядеть как щеголеватый злодей из второсортной исторической пьесы.
Лорды Штормфорта поглядывали друг на друга – один подозрительно, второй настороженно, третий – безразлично. Они не разговаривали между собой: имейся у них возможность заключить какой-либо союз, Терциус мог бы объединиться с Праймусом против Септимуса. Но никаких союзов быть не могло.
Карета поскрипывала и тряслась.
Один раз она останавливалась – чтобы дать лордам возможность облегчиться, потом задребезжала дальше по ухабистой дороге. Три принца Штормфорта недавно упокоили останки своего отца в Чертоге Предков. Их мертвые братья наблюдали за процессом упокоения от дверей чертога, но ничего не сказали.
Ближе к вечеру кучер закричал: «Тпррр! Деревня Дырквилль!» и остановил карету у обветшалого трактира, выстроенного на каких-то руинах.
Три лорда Штормфорта вылезли из кареты и размяли затекшие ноги. Сквозь бутылочные стекла трактирных окон на них пялились посетители.
Из дверей выглянул трактирщик, раздражительный гном со скверным характером. Развернулся и крикнул в глубь дома:
– Проветри комнаты и поставь на огонь горшок с тушеной бараниной!
– Сколько комнат проветривать? – спросила с лестницы горничная Летиция.
– Три, – отозвался гном. – Бьюсь об заклад, что кучера они отправят спать к лошадям.
– Почему же три, – шепнула служанка Тилли конюху Лейси, – когда каждому видно, что в карете прибыло семеро важных господ?
Но когда лорды Штормфорта вошли в трактир, их в самом деле оказалось трое. Кучеру они приказали ночевать на конюшне.
На ужин подали тушеную баранину и свежий хлеб, такой горячий, что он дымился, когда его разрезали на куски. Каждый из лордов заказал по отдельной бутылке лучшего барагундского вина (потому что ни один из них не согласился бы пить из одной бутылки с братом – так же как и перелить вино в кубок). Такое поведение до глубины души возмутило гнома, который полагал – хотя, разумеется, не высказывал своего мнения при гостях, – что вину надобно позволить дышать.
Кучер съел свою долю баранины, выпил две кружки эля и отправился спать на конюшню. А трое братьев поднялись в отдельные комнаты, и каждый крепко запер за собою дверь.
Терциус успел сунуть в ладошку горничной Летиции серебряную монету, когда девушка принесла ему грелку для постели. Так что он отнюдь не был удивлен, что вскоре после полуночи к нему в комнату кто-то тихонько постучал.
Летиция явилась в цельнокроеной белой сорочке. Когда Терциус открыл ей дверь, девица сделала реверанс и смущенно улыбнулась. В руке она держала бутылку вина.
Лорд задвинул за Летицией засов и повел ее к постели. Там он сперва заставил горничную снять сорочку и внимательно рассмотрел лицо и тело девицы при свечном свете. Потом начал целовать ее лоб, губы, кончики грудей, живот и пальцы ног и наконец задул свечу и занялся с ней любовью – молча, в бледном свете луны.
Через некоторое время он довольно замычал и утих.
– Как хорошо, верно, миленький? – спросила Летиция.
– Ну да, – осторожно ответил Терциус, словно подозревая в ее словах какую-то ловушку. – Хорошо.
– Вы хотели бы еще раз – до того, как я уйду?
Вместо ответа Терциус показал себе между ног. Летиция хихикнула.
