Клыки и монеты (СИ) - Яшкин Алексей
Симон повесил на плечо ценный короб, и они неторопливо пошли к выходу из города. По пути Симон внимательно смотрел по сторонам — пока он не успел тщательно изучить эту часть Альзенбурга. Когда они проходили мимо здания магистрата, часы отбили семь часов вечера.
— Герхард, а сейчас не слишком поздно? Мы же в ночи доедем.
— Я понимаю. Мы заночуем в поле и утром въедем в деревню. Но по-другому организовать не получилось.
Вскоре они дошли до площади у Южных ворот. Городская стена уже давно не служила защитой сильно разросшегося города, а отделяла один район от другого. Собственно, самих ворот уже не было, деревянные створки сняли еще до рождения Шрайбера. А перед воротами устроили рыночную площадь, где торговали приезжавшие в город крестьяне из окрестных деревень и сел.
Торговля на рынке уже почти закончилась. Часть прилавков уже опустела, припозднившиеся продавцы собирали продукты. Герхард осмотрелся, после чего уверенно повел ученика в дальний конец площади.
— Вон он, в своей карете.
Посмотрев в указанную сторону, Симон увидел небольшую двухосную телегу, запряженную пегой кобылой. Заднее левое колесо отличалось по цвету, дерево было существенно светлее. Похоже, недавно его поменяли.
Охотник поднял руку и помахал, привлекая внимание.
Когда они подошли, с козлов спрыгнул Готтлиб. Симон с интересом посмотрел на высокого сухощавого мужчину, на вид сверстника Герхарда. Он так себе и представлял обычного крестьянина — сильно загорелого, с непокрытой головой, в простой одежде, явно домотканой, когда-то крашенной в синий и красный, но теперь выцветшей.
— Готтлиб, знакомься, это мой ученик Симон Эйбенхост.
— Опаздываешь, господин Шрайбер.
Несмотря на почтительно обращение, в голосе крестьянина слышалась насмешливая интонация. Стало заметно, что он считал себя по меньшей мере ровней охотнику.
— Тогда не будем задерживаться, друг мой Готтлиб. Симон, боюсь, тебе придется прокатиться вместе с капустой, на козлах хватит места лишь для двоих.
— Только осторожней! Я прикупил полезной мелочевки, раз уж мы едем в глухое место, то привезу на перепродажу. Не порежься и не поломай ничего.
Симон послушно забрался назад, принял короб со склянками и аккуратно поставил рядом с собой. В телеге оказалась не капуста, а репа. Видимо, не распроданные за день остатки. Осторожно отодвинув сверток с товарами на продажу, Симон сел, вытянув ноги. Шрайбер запрыгнул на правую половину козел. Готтлиб махнул вожжами, заставляя кобылу идти.
— Герхард, а что ты забыл в Зольрштейне?
— Говорят, там происходит что-то странное. Возможно, там живет кто-то из наших с Симоном друзей. Но, сам понимаешь, мы городские. И нужен опытный взгляд человека от плуга и сохи.
— Если не хотят, чтобы чужие увидели — то мы и не увидим, — покачал головой Готтлиб.
— Опять-таки, говорят, что место глухое. К приезжим не привыкли и от посторонних странности не скрывают.
Они ехали к выходу из города в сторону Вольтенского тракта. Как оказалось, в телеге было тряско и Симон обрадовался, когда брусчатка сменилась утоптанной землей, по которой колеса шли намного мягче. Герхард с Готтлибом тихо переговаривались. Симон поначалу пытался прислушаться, но спутники говорили вполголоса и не удавалось вникнуть в суть разговора. В итоге Симон устроился удобнее и постарался задремать.
— Симон, не спи!
Вздрогнув от резкого оклика, Симон сел и вопросительно посмотрел на Шрайбера.
— Не отлынивай от своих ученических обязанностей. Смотри по сторонам, запоминай выезд из города, слушай наш разговор и учись. Готтлиб, как и всякий земледелец, неиссякаемый источник народной мудрости.
Они ехали несколько часов. Уже окончательно стемнело, но ночь была безоблачной и света луны хватило, чтобы ехать по тракту. Первое время по левую руку можно было слышать море, но по мере их движения на юго-запад звуки волн стали почти не различимы.
Когда лошадь стала идти заметно медленней и тяжело дышать, Готтлиб попросил охотников:
— Глядите по сторонам. Скоро должен быть верстовой столб.
Симон послушно стал всматриваться в темноту. Они уже проезжали несколько резных каменных столбов высотой в полтора человеческих роста, раскрашенных в гербовые цвета города — белый и голубой. Симон боролся с зевотой и желанием откинуться в телеге и попытаться заснуть. Поэтому он не удивился, что первым землемерный столб заметил Шрайбер:
— Вон он, белеет в тридцати шагах. Что там написано? «Десять миль от города». А нужная нам дорога около двенадцатой. Едем дальше или заночуем здесь?
— Здесь. Альба уже устала, не будем мучать животное понапрасну.
— Тебе виднее, — не стал спорить охотник.
Возле каждого верстового столба была расчищенная площадка для ночевки путников, которых ночь застала в пути. В центре было обложенное камнями кострище и запас хвороста на пару часов небольшого огня. Готтлиб вручил Симону кресало, кремень и трут, а сам стал распрягать кобылу. Герхард тем временем копался в телеге, выбирая репу получше на поздний ужин.
Они расселись вокруг костерка. Эйбенхост время от времени подкидывал хворост, Готтлиб сноровисто чистил репу коротким ножом.
— Хочу еще раз повторить план на завтра. Смотрим, но ничего не делаем. Благо, Готтлиб решил подзаработать, и мы вполне можем сойти за бродячих торговцев. С рассветом выдвинемся, когда доберемся до Ольварда, все взрослые будут в поле. Если там действительно что-то плохое, то лучше сначала пообщаться с детьми и стариками. По итогам решим, что делать дальше. Если они от вампиров страдают — то помогаем. Если вампиры у них в почете — то возвращаемся в город.
— Еще с утра надо будет хвороста собрать, — заметил крестьянин. — И здесь оставить. Чтобы потом следующим путешественникам не пришлось искать в ночи.
Симон съел полторы сырых репы, докинул хвороста в огонь и постарался удобнее лечь на прогретой костром земле. Герхард расположился на противоположной стороне, Готтлиб забрался спать под телегу.
* * *
Крестьянин растолкал их незадолго до рассвета. Продрогший за ночь Симон медленно ходил по ближайшему подлеску и собирал упавшие ветки. Готтлиб быстро запряг лошадь, и они двинулись дальше по тракту. Вскоре проехали столб, отмечающий одиннадцатую милю. Герхард предупредил:
— Сейчас смотрим внимательнее, где-то здесь будет отворот направо. В деревню никто не ездит, поэтому он, скорее всего, заросший. Но раз наш друг вербовщик смог найти, то получится и у нас.
Отворот был сразу после одиннадцатого столба. Под углом к тракту в траве виднелись две промятых колеи.
— А вот и путь во владения фрайхерров Зольре. Альберт был здесь верхом, а следы от повозки. Значит, у них все же есть связь с внешним миром.
Готтлиб направил телегу по едва заметной дороге. Лошадь с трудом перетащила повозку через канаву на обочине, но после этого пошла бодро по утоптанной земле. После чего они проехали хвойную рощу и оказались в открытом поле. Шагах в трехстах стояли высокие зеленые посевы, еще дальше — крыши домов деревни Ольвард.
— Это еще что такое?..
— Что тебя так удивило, друг мой Готтлиб?
— Я не понимаю, что засеяно. Не узнаю.
Симон прищурился, пытаясь рассмотреть, что именно росло на зеленом поле. Он не сильно разбирался в культурах и поначалу принял за горох. Готтлиб натянул поводья, заставляя лошадь остановится, и встал на козлах, чтобы лучше рассмотреть.
— Смотри, какое высокое, в человеческий рост. Такое у нас не водится. Герхард, ты видишь это?
— Я не пашу землю и не разбираюсь в ее дарах, увы. Давай подъедем и посмотрим поближе. Но я тебя понял, это действительно подозрительное место и нужно быть осторожными.
Готтлиб пустил лошадь шагом, и они медленно поехали по дороге в сторону поля. По мере их приближения Симон рассмотрел растение, так поразившее крестьянина. Высокое, выше Эйбенхоста, с толстыми стеблями и десятком крупных вытянутых листьев. Когда они оказались в двух дюжинах шагов от посевов и дорога стала заворачивать к деревне, Готтлиб оставили лошадь, спрыгнул с телеги и пошел смотреть вблизи.
