Южная пустошь - 3 (СИ) - Цветкова Алёна
— Тетушка Елина, — когда мы добрались до дверей в свои комнаты, он все же не выдержал и впервые, с того момента, как увидел гостей, открыл рот, — эта женщина… Она первая жена султана?
Я кивнула, занятая своими мыслями. Мне не терпелось остаться одной и воспользоваться артефактом, чтобы увидеть своих детей.
— Очень плохо, что она здесь, — хмуро заметил Грегорик. — Мой отец говорил, что если хочешь спровоцировать султана, надо бить не по нему, а по его гарему. Хотя женщины в Аддии всего лишь рабыни, но их мужчины больше всего гордятся не богатством или положением, а своим цветником. Если украсть у аддийского мужчины деньги, он пожмет плечами и отправиться в свой гарем. Если забрать у аддийского мужчины милость султана, он пожмет плечами и тоже отправится в свой гарем. Но если лишить аддийского мужчину гарема, то его достоинство не спасут ни деньги, ни милость султана.
Я никогда не слышала такую поговорку. Но вынуждена была признать, в ней много правды. Аддийцы и, правда, слишком много внимания уделяют женщинам и именно женщины являются их слабым местом.
Между тем Грегорик продолжал:
— Если та рабыня первая жена султана, то он не сможет не ответить на такое оскорбление, как ее похищение. И может получиться, что прямо сейчас за ними, в Грилорию идет вся аддийская армия, чтобы вернуть беглянку и наказать того, кто посмел украсть любимый цветок султана.
А ведь он прав! Я улыбнулась. Теперь мне стало понятно, почему первая жена султана решила отправиться в путь вместе с сыном. Она рассчитывала, что ее побег отвлечет Эбрахила от похода в Южную пустошь, и он бросит все силы на поимку беглянки. А тем временем я увезу и спрячу его внучку, которая может лишить Мехмеда титула наследника. Правда, при таком раскладе она сильно рисковала жизнью младшего сына. Никто не сможет убедить султана, что в этой паре главным был не Амил, а его мать. Ведь рабыня это имущество, ей не положено иметь своего мнения, она должна только выполнять то, что ей говорят. А значит вся вина лежит именно на мужчине который отдавал приказы.
Амил не мог не понимать этого. А значит он принял и смирился со своей судьбой, и был готов погибнуть ради того, чтобы его брат не потерял трон. Я невольно прониклась к брату уважением.
— Надо сообщить его величеству о возможном нападении аддийской армии, — снова напомнил мне о насущном Грегорик.
Мальчишка, вне всякого сомнения, был очень умен и проницателен. И нравился мне с каждым разом все больше. Хотя одновременно эти качества немного тревожили меня. Пусть я приняла мальчиков и даже полюбила их, но глупая заноза в сердце никогда не давала мне забыть, что они дети Грегорика.
Но сейчас Грегорик-младший был прав. Я именно так и собиралась сделать. После того, как взгляну в зеркало и смогу убедиться, что мои дети в безопасности и им ничего не угрожает. По-крайней мере, в данный момент. А потом попрошу Фиодора связаться с сестрами и предупредить об опасности.
Они должны немедленно уехать в Ургород. Возможно границы Грилории заставят армию султана остановиться, чтобы не нарушать заключенный между нашими странами союзный договор… Или, в самом худшем случае, у нас будет небольшая отсрочка, пока идет битва между аддийской армией и нашими приграничными гарнизонами. Их, правда, там очень мало, зато они всегда настороже и привыкли убивать измененных тварей пустоши.
В то что Эбрахил, ослепленный жаждой мщения, забудет про Хурру я не верила. Вернее, я верила, что он мог бы отложить похищение наследницы Аддии до поимки сбежавшей рабыни, если бы принимал решения сам. Но сейчас им управлял маг, которому плевать на оскорбленные чувства султана. И значит, несмотря на отчаянный шаг матери Мехмеда и готовность Амила умереть ради брата, их побег вряд ли изменил что-то настолько, чтобы моя дочь могла чувствовать себя в безопасности.
Я бы поставила на то, что армия султана разделилась и движется сейчас в двух направлениях: одна часть — к Южной пустоши, а вторая — к границам Грилории, направляясь в Ясноград.
— Иди отдыхай, дальше я все сделаю сама, — прошептала я Грегорику, замерев у своей двери. За размышлениями не заметила, как мы добрались до своего крыла.
К счастью никто не заметил, как мы двигались по коридорам для прислуги, хотя мы так торопились, что почти не прятались. Зато успели. Солнце еще не встало, сквозь бойницы, которые заменяли окна на служебной половине, было заметно, что ночь уже отступила, и город накрыли полупрозрачные предрассветные сумерки.
— Я не устал, — так же шепотом ответил Грегорик, не замечая, что постоянно зевает и трет покрасневшие от бессонной ночи глаза.
Я улыбнулась и, потянувшись, взъерошила непослушные вихры, одновременно убирая паутину, прилипшую к волосам. Сейчас Грегорик, как никогда, напомнил мне Лушку. Он часто встречал меня по утрам, когда я работала ночами в своей харчевне, и точно так же зевал и говорил, что не устал.
— Я знаю, — кивнула, отвечая точно так же, как тогда, — ты очень сильный и настоящий мужчина. Но даже тебе надо отдыхать. — И добавила мысленно: «А мне нужно взглянуть в Зеркало»
Оказавшись за дверью, первым делом вынула из-за пазухи артефакт и вгляделась в гладкую поверхность, транслируя свое желание увидеть Хурру. И увидела. Моя дочь мирно спала в своей постели, как всегда раскинув руки и ноги в стороны и отбросив одеяло. Я улыбнулась, желание пригладить разметавшиеся волосы, провести по щеке ладонью и накрыть дочь одеялом, было таким нестерпимым, что я на мгновение прикрыла глаза, борясь с отчаянной тоской по детям.
Зеркало тем временем показало остальных: маленькая Виктория спала, свернувшись калачиком и сладко посапывая. От нее всегда так мягко пахло сонным детским теплом, что каждый раз, когда я была рядом, не могла отказать себе в удовольствии прилечь рядом с младшей дочерью и, притянув ее к себе, вдохнуть этот тонкий запах бесконечного покоя и счастья. Мне казалось, что именно таким и должен быть аромат счастливого детства.
Мои внуки тоже спали каждый в своей кроватке. А вот Анни и Катрила уже проснулись. И о чем-то шептались между собой. На их губах играли улыбки, а глаза сияли, радуясь новому дню. Я не увидела ни в их позах, ни в выражениях их лиц ни капли тревожности, и это успокоило меня, внушив надежду, что все будет хорошо… У нас еще есть время, чтобы спасти Хурру от рабского ошейника. Главное предупредить девочек.
Мне нужно было к Фиодору…
— Ваше величество, — в приоткрытую дверь за моей спиной заглянула горничная, — вы уже не спите⁈ — ахнула она, но увидев мое замызганное платье и покрытую паутиной прическу, исправилась, — еще не спите?
— Помоги мне привести себя в порядок, — я тут же взяла служанку в оборот. — И прикажи сообщить, когда его величество проснется. Я должна с ним встретиться…
— Его величество проснется ближе к полудню, — повесила голову служанка, как будто бы чувствовала себя виноватой. Это было странно. Фиодор никогда не спал так долго. Он привык вставать довольно рано и, вообще, скорее был жаворонком, чем совой. Я нахмурилась и вопросительно взглянула на девицу, которая пояснила, — с тех пор, как у его величества появилась невеста, он несколько изменил своей режим…
Захотелось сплюнуть. Проклятая Живела! Я уже почти забыла о ней!
— Ничего, — тряхнула я головой, — значит я сама разбужу его.
— Простите, ваше величество, — горничная еще сильнее опустила голову, то ли кланяясь, то ли желая скрыть вспыхнувшее румянцем лицо, — но его величество не один в своих покоях… госпожа Живела, — она запнулась и покраснела еще сильнее, — проводит там практически каждую ночь… И они спят без одежды… Я однажды нечаянно зашла…
Я все же выругалась, перебивая исповедь девицы. А она, вероятно, приняла мои слова на свой счет, стала багровой и склонилась так, что почти уткнулась лбом в свои собственные колени.
— Простите, — пискнула она, извиняясь.
Я машинально кивнула, принимая ее извинения, сама же в этот момент думала о том, что никакая мерзавка не остановит меня. Если эта наглая магичка решила, что может помешать мне поговорить с братом, то она очень сильно ошибается. Меня никогда и ни за что не остановит ее присутствие в спальне короля. Я не перепуганная служанка смущающаяся от вида обнаженных тел.
