Убийца избранных: Конрад (СИ) - Белоусов Николай
Ответа не понадобилось. Конрад и сам понимал, что никто не станет торопиться просто из-за того, что избранный с каждым днем вносит все больше изменений в своё окружение.
— Я забылся. — сказал Конрад и склонил голову.
— Прекрасно. Тогда смотрим, слушаем, и ждем чертежи.
Конрад шел домой с мыслью, что за два месяца или даже за этот год он бы уже успел съездить, придушить другого избранного и вернуться. Как раз писари Нарайи закончили бы работу, все согласовали план и предоставили ему самое простое — задачу, где ему надо устроить переполох. Но нет. Ему придется ждать два месяца. Два месяца только для того, чтобы продумать план. А что дальше? Ждать еще полгода только ради одной ночи, когда всем остальным будет удобно.
— Проклятье. — выругался Конрад.
Лежащие рядом нищие встрепенулись, посмотрели на него недоумевающим взглядом.
— Я не вам, просто… — заговорил он и понял, что использует западное морское наречие. Слишком шипящее и рваное для этих земель.
Сплюнул и пошел дальше, больше не пытаясь оправдаться. Его разрывало на части от ожидания. Никаких дел, никаких занятий кроме одного — ждать. Ждать, когда где-то…
Он понял, что гоняет мысли по кругу и бросил это, вернулся в трактир и заказал еды.
По крайней мере, он мог есть. В эти моменты не думаешь. Просто ешь, забиваешь брюхо, хотя треклятые боги одарили его возможностью обходиться и без этого. Просто привычка, просто небольшое удовольствие, которое способно заглушить мысли, сбить тремор с рук и вернуть спокойное дыхание. Он готов был делать что угодно, лишь бы не думать.
— Тебе работник нужен? — спросил он с набитым ртом.
Владелец чайхоны удивился, хмыкнул.
— У меня с посетителями проблем нет. Тем более, ты работаешь уже на Халу.
Конрад вздохнул.
— Не работа, а сплошное ожидание.
— Дык, для вышибалы склад ума нужен соответствующий.
Конрад поднял на него взгляд, прожевал еду, проглотил.
— Ты подумал, что я собирался избивать здесь людей?
— А что еще? Химшан и Унрук надеются еще встретиться с тобой.
— Это… — Конрад понял и ахнул. — те из переулка? Проклятье.
— Для кого-то они, для кого-то ты. — хозяин чайхоны развел руками. — а для кого-то я. Мы все проклятья.
— И несем одним смерть, другим страдания.
Конрад поднялся наверх и попытался заснуть, но не вышло. Вся информация, которую он услышал от заговорщиков казалась… казалась… Что им просто плевать.
— У меня есть все время мира. — сказал он себе, стараясь успокоиться. — всего лишь год. Год и затем пойду дальше.
«А надо ли его убивать?» — скользнула предательская мысль.
Она появилась и исчезла, не задержавшись и секунды, но оставила после себя ощущение брошенного в воду камня. Всё новые и новые идеи проникали в разум Конрада, путая его, заставляя сомневаться.
Ему пришлось сесть на кровать, чтобы успокоиться. Казалось, что омут рассудка снова покрыла гладь давно принятых решений. Но под ней всё же скрывался тот камушек, рядом со множеством таких же. И Конрад боялся, что рано или поздно, их уже невозможно будет спрятать.
Он вдохнул и выдохнул. Обычное спокойствие уже не могло им овладеть. Хотелось действовать или забыться в деле.
— Опять. — Конрад схватился за голову, в которой стучало «Действуй!»
Затем встал и вышел на улицу. Ночь? Плевать. Больше всего он боялся потерять самообладание. Ни грабителей, ни дураков, решивших показать свою удаль, нет. Если Конрад не найдет себе занятие, чтобы закрыть те перерывы между встречами с Халой, то сам превратится рано или поздно в одного из таких переулочных самоубийц.
Ноги его несли по улицам, мимо стражников, торговцев и прохожих. Люди, стены, повозки, барахло, здания, смыслы, смыслы, смыслы. И вместе с тем всё было для него бессмысленно. Прямо сейчас. Он готов был пойти проситься в стражники, чистить нужники, лишь бы избавиться от того гона, что засел в голове.
Неожиданно для себя он почти столкнулся с охранником уже знакомой стройки.
— Эй. — крикнул мужчина с факелом. — Я тебя знаю. Ты ж здесь работал?
Конрад замер, натянул удивленное выражение лица.
— Да. У Расима ко мне какие-то претензии?
Охранник расслабился и покачал головой, оглянулся на стройку.
— Дык если б. После того, как ты ушел, рабочие нарадоваться не могут. — указал на кучу сложенных кирпичей, сел на неё и продолжил. — Расим стал задумчивым и почти перестал проверять работу. Так, выйдет ненадолго, посмотрит на стены, поморщится, да к себе уйдет.
Конрад перевел взгляд с охранника на здание и обомлел. Здесь было чему поморщиться. Некоторые ряды кладки лежали криво, в других кирпич чуть ли не на половину торчал из стены. Даже олуху было понятно, что если так пойдет дальше, то всё рухнет. И можно было понять каменщиков — им платили за каждый кирпич, но чем занимался Расим, если до такого довел?
Конрад медленно выдохнул.
— Я пройду?
— Конечно. Там уже и брать то нечего.
И правда. Внутри толком ничего не осталось. За всем пришлось бы лезть выше, но Конрад не мог быть уверен, что там хватит для окончания строительства. Он прошел по залу и заметил сразу несколько неправильно положенных плит.
За три с половиной месяца здание из скучной и унылой коробки превратилось в одни из тех руин, которыми богаты бесконечные земли. На это было больно смотреть. Среди всего прочего он увидел и кусок стены, где кирпичи лежали ровнее остальных, но лишь на небольшом участке. Дальше снова навалены, и с каждым рядом всё хуже и хуже.
— Расим! — позвал Конрад, вступая во тьму.
Он почувствовал запах вина и рвоты.
«Надеюсь, в этот раз там нет разлитого масла.»
Он вернулся к охраннику и хотел взять у него запасной факел. Тот поворчал, что у него в руках единственный, но за серебряную монету расстался с ним. И сказал, что будет ждать у входа.
Архитектор спал. Вместо разбитой лампы лежали разбитые бутылки. Карандаши промокли насквозь в вине, несколько чертежей лежали скомканные, еще несколько рваных ошметков валялись под столом рядом с полупереваренными кусочками еды.
Но лампа оказалась целой. К сожалению, в ней не оставалось масла даже на то, чтобы пройтись по коридорчику на улицу.
Конрад потряс архитектора за плечо.
Тот что-то промычал и поднял голову. Слюна блестела в свете огня, а в пустых глазах было раздражение и равнодушие.
— А, это ты? Проклятый чужак. Ублюдок, с верблюжьей колючкой вместо яиц. Ненавижу тебя. Ты… ты…
Он попытался встать и упал бы, если бы Конрад не подставил плечо.
— Выродок пустынной гадюки. Чтоб твои дети дохли на твоих глазах. Бросались с самой самой высокой башни, чтобы это видели все. Слышишь? Видели все и знали, что это твоя вина. Понял, выродок?
Конрад вел его на улицу и не отвечал. Затем посадил скамейку, на которой в три слоя засох цемент, и сел рядом.
— Сиди здесь.
Сходил к колодцу, набрал ведро воды и принес архитектору.
— Давай сюда, хоть будет куда…
Расима вырвало, но желчью. Узкой струйкой, но по звуку казалось, что архитектор выплевывает весь желудок, и чуточку легких.
Конрад поставил ведро, одной рукой прихватил Расима, другой черпал воду и умывал его.
Архитектор отбивался, плевался, ругался, кричал, но Конрад не сдавался. Даже прибежал охранник, но увидел, что ничего страшного не приходит, успокоился, хотя и остался на месте.
— Если он утонет… — начал он.
— То скорее в собственной рвоте. — закончил Конрад. Вылил остатки ведра на Расима. Бросил монету на дно и протянул ведро охраннику. — Набери воды, все что внутри — твоё.
Когда охранник убежал, Конрад сел рядом, не обращая на то, как вода пропитывает его штаны.
— Ты… ненавижу… — пролепетал Расим. — кто так делает?
— Ты про фасадную стену?
Архитектор замер на мгновение.
— Ты про ту? А, да плевать на неё. Кому это вообще нужно? Этим тупорылым рабочим? Они накидывают кирпич как попало. И что из этого получается? Видишь? Видишь? Вон. Там. Выше входа. Кирпич треснутый. Он его положил и сказал, что стоит же, значит, он заслуживает платы. Кто же так делает? — Расим опустил руки и закачал головой. — Я так не могу больше. В этом просто нет смысла.