Мартин Гринберг - Дорога Короля
— И рожать тебе бастардов? — спросила я, по-прежнему на него не глядя. — Спасибо, не хочу! Я отказалась от подобных развлечений шесть лет назад во время Великого поста.
Он засмеялся.
— Такая хорошенькая и такая умница в придачу! Да ты настоящий бриллиант в этой навозной куче!
Я резко остановилась.
— Санси — не навозная куча!
Я настолько разозлилась, что даже осмелилась на него глянуть. Он же, казалось, ничуть не рассердился. Напротив, он продолжал весело усмехаться.
— Ишь, какая горячая! Мне как раз такие и нравятся! — воскликнул он.
И вдруг его жеребец, изогнув шею, попытался меня укусить. Тут уж я сдерживаться не стала и как следует его огрела. Жеребец испуганно шарахнулся, а его хозяин едва не упал и злобно выругался. Наконец-то и я позволила себе рассмеяться! И увидела, что мы уже подошли к воротам монастыря. Я поздоровалась с сестрой-привратницей, и мы направились в приемную аббатисы.
— Я вернусь назад вместе с тобой! — заявила Лиз.
Мы снова сидели в гостиной матушки Адели. Правда, на этот раз Жискар прихватил с собой адъютанта — то ли для охраны, то ли в качестве свидетеля, не знаю. Этот офицер стоял за креслом своего господина и молча смотрел на нас, но все его мысли легко было прочитать по лицу: каким-то слабым женщинам ни за что не выстоять против его повелителя!
Лиз сидела, сложив руки на коленях и как бы обнимая ими свой огромный живот; пальцы она то сплетала, то расплетала.
— Я думала всю ночь, — сказала она, — но ничего больше не придумала. Я отдам тебе то, что ты просишь, Жискар. И вернусь с тобой в Монсальва.
Я открыла было рот, но поняла, что говорить сейчас не время и не место. Мессир Жискар был явно доволен. Лицо матушки Адели осталось совершенно бесстрастным.
— Ты, значит, так решила? — спокойно спросила она у Лиз.
— Да, — сказала Лиз, и мессир Жискар улыбнулся ей самой своей обворожительной улыбкой.
— Я позабочусь, чтоб тебе не пришлось жалеть о своем решении, — заверил он ее.
Лиз посмотрела на него в упор. Посмотрела так, как обычные люди не смотрят. И я услышала, что он затаил дыхание, а его адъютант в ужасе скрестил пальцы, надеясь защитить себя от нечистой силы, и осенил себя крестом.
Лиз улыбнулась и сказала адъютанту:
— Это тебе не поможет, Рэмбо.
Тот густо покраснел, а Лиз снова всю силу своего взгляда устремила на Жискара.
— Да, я вернусь с тобой в Монсальва, — повторила она. — И стану твоей ведьмой. И, если захочешь, твоей любовницей — но после того, как родится моя дочь. Ведь мне, изгою, в конце концов, больше не на что рассчитывать. И в этом мире у меня нет ни средств к существованию, ни родных.
Его радость явно угасала. Но в моей душе радость пока что пробудиться не успела. Однако по лицу Лиз, по ее какой-то свирепой улыбке я видела, что она и не думает сдаваться!
— Но прежде чем я покину Санси, — продолжала Лиз, — и прежде чем ты примешь меня в своем доме, ты должен знать, что именно тебе досталось.
— Я и так знаю, — бросил он, пожалуй чересчур резко. — Ты колдунья. И ты никогда не состаришься, никогда не утратишь своей красоты. Огонь готов служить тебе. Звезды сходят с небес, стоит тебе позвать их…
— Да, и люди тоже мне служат, — промолвила она тихо, — когда я этого хочу.
На мгновение в его глазах мелькнула неприкрытая алчность, и он постарался скрыть ее, но не очень умело, точно жадный мальчишка.
— А еще ты способна заглянуть в будущее. Мне об этом Эймерик сказал.
— Вот как? — Лиз удивленно изогнула бровь. — А он обещал мне, что никому не скажет.
— Я заставил его сказать. Правда, к этому времени я уже и сам догадался — ведь он многое мне рассказывал.
— Он никогда не умел ничего скрывать, — сказала Лиз. — Да, у меня есть и этот дар.
— Величайший дар, — промолвил он. — И поистине ужасный!
— Значит, у тебя хватает ума понимать это? — усмехнулась Лиз. — А может, тебе просто кажется, что ты это понимаешь?
Она встала, и адъютант Жискара испуганно от нее шарахнулся. Сам же милорд сидел неподвижно и лишь немного прищурил глаза. Лиз вышла на середину комнаты и остановилась прямо перед ним. Рука ее лежала на вздувшемся животе, словно защищая его от опасности.
— Хорошо, давай заключим сделку, господин мой. Я согласна уступить твоему желанию, но прежде чем ты увезешь меня отсюда, я бы хотела прочесть твою судьбу. И если тогда ты по-прежнему будешь уверен, что именно я должна играть в ней главную роль, то бери меня и делай со мной все, что хочешь.
Он явно почувствовал ловушку. Да и я ее почувствовала, хоть и не была столь знатного рода, как Лиз.
— Отлично задумано! — сказал он. — Теперь тебе осталось только предсказать мне скорую смерть и таким образом от меня отделаться!
— Нет, — возразила она, — я совсем не твою смерть вижу. И я скажу тебе правду, Жискар. Даю слово.
— Поклянись на кресте! — потребовал он.
Она коснулась креста на груди матушки Адели и поклялась. Матушка Адель сидела как истукан, не произнося ни слова. Она, как и я, ждала, что будет дальше.
Поклявшись, Лиз перекрестилась и что-то неслышно прошептала; должно быть, она молилась: было видно, как шевелятся ее губы. Затем она опустилась перед Жискаром на колени и взяла его руки в свои. Я видела, что он сперва будто окаменел, а потом, похоже, хотел вырваться и убежать, но она не пустила. Когда он немного расслабился и обмяк, Лиз посмотрела ему прямо в глаза. И снова он дернулся, словно желая освободиться, и снова она не выпустила его рук.
Я до боли стиснула пальцы. Сердце в груди бешено колотилось. Никаких громов и молний не последовало. И никаких клубов пахнущего серой дыма тоже. Я видела перед собой лишь хрупкую фигурку женщины на сносях, закутанной в мою голубую накидку. В тишине отчетливо звучал ее тихий нежный голос.
Она читала Жискару его будущее, словно по книге. Как он отправится из Санси верхом, а она последует за ним. Как они вернутся в Руан. Как там разгорится война, которая продлится долгие годы. Как снова вернется «черная смерть», а потом и еще раз. Как он будет храбро сражаться на поле брани, как переживет «черную смерть», а потом испытает мгновения великой славы. И она, Лиз, всегда будет с ним рядом: вечно юная, вечно прекрасная, вечно заботящаяся о его благе.
— Всегда, — сказала она. — Всегда буду я с тобою, во сне и наяву, во время войны и во время мира, в твоем сердце и в мыслях твоих. Я стану сутью твоей души, неотделимой частью твоего существа. Каждый твой вздох, каждый взгляд, каждая мысль — все это будет моим. Ты будешь блюсти чистоту, Жискар, ты будешь принадлежать мне одной и сможешь любить только меня. Ибо ни один из твоих поступков не будет совершен без моего ведома. Так было когда-то у нас с Эймериком — безупречная любовь и безоговорочное доверие друг к другу. Так будет и у нас с тобой.
