Джон Марко - Великий план
– Ах ты, злобный палач! – кипел он. – Ты ее убил!
– Эррит, прекрати! – приказал Никабар.
Он резко оттолкнул епископа от Бовейдина. Трое матросов вмешались в драку, встав между Эрритом и карликом. Когда Эррита потащили прочь, он продолжал рычать на Бовейдина.
– У нас с тобой еще есть дело, карлик! – клялся он. – Я еще увижу, как ты горишь в аду!
– Мы там с тобой встретимся, Эррит! – парировал гном, Никабар удерживал его одной рукой, но Бовейдин отчаянно вырывался, осыпая Эррита проклятиями. – Это твоя война! Ты ее начал.
– Замолчите оба! – загремел Никабар, отшвыривая Бовейдина, словно букашку. – Убирайся, Бовейдин. Я говорил тебе, чтобы ты сюда не поднимался!
– Данар…
– Убирайся!
Ученый бросил на Эррита еще один злобный взгляд, а потом ушел, качая головой. Никабар повернулся к епископу.
– Ты сильнее, чем можно было подумать, – иронично бросил он. – Но я не допущу повторения этого спектакля. Это мой корабль. Хочешь убить Бовейдина? Сделай это, когда приплывешь на Кроут.
– Может, и убью, – прошипел Эррит. – А может, и тебя заодно.
Адмирал Никабар проворчал:
– Идем со мной. Давай я запру тебя в каюте.
Ослабевший после собственной вспышки, Эррит охотно пошел с ним. Никабар провел его через узкий люк, потом спустился по короткому деревянному трапу и прошел по тесному и темному коридорчику. В конце коридора адмирал остановился у двери, открыл ее и жестом пригласил Эррита войти.
– Это твоя каюта, – резко объявил он. – Думаю, тут ты найдешь все необходимое.
Эррит заглянул внутрь. Помещение было нелепо тесным: там были только прикрепленная к стене койка, небольшой столик и стул. На столе лежало письмо со знакомой печатью графа Бьяджио. При виде него Эррит застыл. К столу письмо было прижато необычным пресс-папье – небольшим флаконом с синей жидкостью.
– Ох, нет! – прошептал Эррит. – Ради бога…
– Это от Бьяджио, – объяснил Никабар. – Он знал, что оно тебе уже понадобится. Устройство для введения хранится под койкой. – Адмирал торжествующе улыбнулся. – Поправляйся, Эррит, – сказал он и посторонился, пропуская епископа в каюту.
Эррит заковылял к столу и взял пузырек, ужасаясь необходимости принять решение.
– Тебе следовало бы выбросить его за борт, – сказал он. – Это яд, Данар.
Синие глаза адмирала смеялись.
– Для меня – нет.
– О, ты ошибаешься, – сказал Эррит. – Ты глубоко ошибаешься.
– Отдыхай, – посоветовал Никабар. – До Кроута плыть два дня. После отплытия я пришлю стюарда, чтобы он за тобой ухаживал. Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся ко мне.
Никабар был исключительно вежлив, что вызвало у Эррита подозрения.
– Я не хочу, чтобы меня беспокоили, – сказал он. – Когда мне что-нибудь понадобится, я сам за этим схожу.
– Перестань глупить, Эррит. Ты не знаешь расположения корабельных помещений, а мои матросы не станут слушать твоих приказов. Пусть стюард о тебе заботится. Для того он и существует.
Никабар вышел из каюты, закрыв за собой дверь. Эррит бессильно опустился на неудобный стул. Он рассматривал флакон, испытывая к нему ненависть и любовь, отчаянно желая влить его содержимое в свои вены. Его тело требовало снадобья. Он облизал губы, не зная, что ему делать, а потом вспомнил о письме Бьяджио. Дрожащей рукой он поставил флакон на стол и вскрыл конверт.
«Дорогой мой Эррит, – так начиналось письмо. – Я знал, что ты передумаешь. Спасибо».
Оно было подписано очень просто: «Граф Бьяджио».
Придя в ярость, Эррит скомкал письмо и бросил в угол. Заносчивость Бьяджио не знала предела. Он обладал отвратительной способностью заглядывать в будущее – или манипулировать настоящим так, чтобы получить нужное ему завтра. Эрриту показалось, что он всем телом ощущает холодные руки графа. Его обрабатывали, словно кусок глины. А он чувствовал себя беспомощным.
– Но я не беспомощен! – прошептал он. – Я могу сделать хотя бы это!
Медленно, неуверенно он снова протянул руку и взял флакон. А потом открыл крышечку и вылил все содержимое на пол.
40
Лиссцы
Нарский корабль «Быстрый» пробыл в водах Лисса меньше суток. Капитан Келара, утомленный переходами на Кроут и обратно, почти все время проводил на палубе, осматривая горизонт вместе с наблюдателями. Задача состояла в том, чтобы обнаружить лисские силы вторжения загодя – и остаться незамеченным.
Келара не ожидал увидеть свою цель настолько скоро.
В подзорную трубу он увидел на горизонте большую шхуну и прикинул дистанцию до противника и его скорость. Судя по размерам, это вполне мог оказаться «Принц Лисса». Спустя секунду наблюдатель с «вороньего гнезда» это подтвердил.
– Четыре корабля! – крикнул он. – По левому борту, в десяти градусах!
Боцман Даре, добровольно вызвавшийся плыть с Келарой обратно к Лиссу, бросился к капитану. Он заслонил глаза ладонью и стал всматриваться в океан.
– Я ничего не вижу, – с досадой сказал он. – Где они?
Келаре уже не нужна была подзорная труба, и он протянул ее Дарсу. Боцман поспешно направил ее, застыл на месте – а потом злобно выругался.
– Да, это они, гады! – Он резко сложил трубу и повернулся к Келаре. – И что теперь?
Капитан отошел от ограждения, готовясь отдать приказ.
– А теперь мы возвращается на Кроут, боцман, – объявил он. – Там-то и начнется потеха.
41
Тайны
Оставшись один в каюте, которую делил с Симоном, Ричиус сидел за крошечным откидным столиком и смотрел на свой дневник. Записи в дневнике были старой привычкой, которую он забросил по окончании трийской войны, однако скука долгого плавания заставила к ней вернуться. Это отвлекало от скуки и сомнений относительно будущего. «Принц» отплыл из Лисса уже четыре дня назад. По оценкам Пракны, до Кроута оставалось еще не меньше трех дней. Битва становилась все ближе с каждым часом. Сидя в неверном свете свечи, Ричиус мысленным взором видел ее будущие картины.
«Мы уже совсем близко, – писал он. – Пройдет еще три дня, и мы высадимся на Кроуте. Не знаю, что мы там увидим. Возможно, охранники Бьяджио сдадутся без боя. Если нет, то начнется избиение. Девятьсот сирот, которых я взял с собой, жаждут крови. Я изо всех сил пытался обуздать их ярость, но они по-прежнему рвутся отомстить. Глядя на них, я думаю о себе. Именно таким я не хотел быть».
Ричиус посмотрел на только что написанную строку. Он сожалел о своих чувствах, но деться было некуда: он записал их на бумаге, подтвердив их реальность. Когда-то давно отец дал ему бесценный совет: генералу необходимо любить тех людей, которых он возглавляет. Иначе солдаты это почувствуют и не пойдут за ним. Ричиус печально вздохнул. Любит ли он этих лиссцев? Пожалуй, нет. Он их уважает, он ими восхищается, но он их не любит. Испытываемое им чувство гораздо ближе к жалости. Эта мысль неприятно поразила Ричиуса. Он отложил перо, понимая, что больше ничего написать не сможет.
