Тимур Вычужанин - Бастард
И именно среди этих унылых, небритых и недовольных лиц ехал сейчас одинокий всадник, разбавляющий яркие цвета гербов, палаток и туник своей печальной и давящей на сознание однотонностью. Он, как ни странно, был совершенно один на самом деле. Все его спутники остались на окраине лагеря, поскольку дозорные не решались впускать столь подозрительную группу, в которой два человека были вооружены и ещё двое явно относились к магической братии, к которой, судя по косым взглядам, здесь многие относились если не полностью отрицательно, то уж точно с недоверием и осторожностью. Разумеется, и сам Адриан частенько ловил на себе удивлённые и не слишком дружелюбные взгляды вояк, которые, видимо, принимали его за одного из ополченцев, поскольку все остальные, кто был в этом маленьком угрюмом мирке, носили те или иные цвета, относившие их к определённым отрядам (храмовники тоже носили определённую форму одежды, что было известно солдатам, хоть они и видели людей из этого подразделения редко, потому что те не горели желанием выходить за пределы того места, где кучно расположились их палатки). Конечно же, при таком массовом заблуждении более тёплого приёма ждать принцу и не приходилось, а потому он просто продолжал ехать через лагерь, не обращая ни никакого внимания и всё больше укутывая себя плащом, хотя и так уже походил просто на груду тряпья на лошади, нежели на человека, и только едва видневшиеся ноги, глубокое дыхание и изредка позвякивавшие ножны Диарниса сообщали о том, что это не новая одежда для солдат, а кто-то чужой в этой среде, скорее всего, принёсший дурные вести, ведь иначе бы за ним следовали несколько человек, а на окраине лагеря уже знали о посланце доброй воли и успели бы разнести эту весть, подобно лесному пожару, по всему лагерю, благо болтливости некоторым воякам было не занимать. Бастарда никто не остановил, даже когда он завернул своего коня на ту дорогу, которая вела к холму, на котором расположился главнокомандующий. Зато вот на границе, отделявшей лагерь регулярной армии от отрядов храмовников ему пришлось немного задержаться, однако и там всё было достаточно быстро лажено и он смог продолжить свой путь, уже спешившись, потому как вряд ли бы этому скакуну доставило бы удовольствие взбираться на холм, поросший травой, сейчас мокрой из-за дождя, а потому Адриану пришлось проделать эту малоприятную процедуру полностью самостоятельно пусть и по-прежнему в полном одиночестве, поскольку ни один из числа новоиспечённой гвардии не горел желанием сейчас тревожить Дорниса. В голове бастарда было невероятно тихо, хотя он ждал шквала бурлящих мыслей, которые, пытаясь перекричать одна другую, полностью заняли бы его сознание, не давая мыслить здраво и чётко, что стало бы настоящей трагедии в том, что он собирался сейчас сделать. Но всё же волнение, конечно, он чувствовал, и это было видно по тому, как нервно он то сжимает, то разжимает пальцы, как периодически сбивается его дыхание и как он пару раз чуть не съехал вниз по холму, весь перепачкавшись в грязи. Но вот он уже у самого шатра, откуда доносится запах, привычный любому, кто когда-либо бывал в тавернах, так обычно пахнут места, где круглосуточно горят факел. Кажется, так было и тут, потому как, несмотря на день, принцу всё же удалось различить внутри отливающие оранжевым тени, которые пламя факелов отбрасывало не стены этого переносного временного дома, где через пару минут должен был состояться разговор, который, возможно, решит судьбу многих людей, хотя они не будут знать даже о самом факте, не говоря уж о личность, между которыми эта беседа проводилась. На какое-то мгновение Адриан испугался возложенной на него ответственности. Ему захотелось убежать как можно дальше с этого ставшего вдруг ужасно страшным холма, забиться в какую-нибудь нору и больше уже никогда не вбираться оттуда к людям, оставив мир и собственное королевство на произвол жестокой судьбы, которая уже почти полностью повернулась спиной к жителям Ланда, да и вообще всему этому миру. В голову прокралась одна единственная мысль: "А что если я не смогу? Если я всё сделаю не так?". Однако он сумел быстро взять себя в руки, успокоиться и если не окончательно убедить себя в успехе, то, по крайней мере, уверить в том, что он сделал всё, что мог, всё, что было в его силах. Адриан вздохнул, снова сжал кулаки и откинул в сторону ткань, которая служила в этой своеобразной хижине чем-то наподобие двери, прошёл внутрь, услышал, как за ним, казалось, невероятно медленно ткань опускается на своё прежнее место, будто бы давая бастарду последний шанс сбежать, но он убил в себе эту мысль сразу же, как только она появилась, ибо понимал, что после этого шага пути назад уже нет и всё решится прямо здесь и сейчас. Больше нет времени на планы и раздумья, пришла пора приводить всё это в исполнение, пришла пора действовать, ведь если не он, то никто этого не сделает. И ведь даже сама эта палатка будто бы намекает, что все его потуги на самом деле никак не отразятся на мире в целом, если не касаться населяющих его разумных цивилизаций, поскольку все эти следы будут стёрты, как когда-нибудь этот шатёр исчезнет с холма, но он всё равно не хотел принимать этого. Люди стали такой же частью мира, как и холм, а потому заслуживают право на то, что бы остаться в этом мире, а для этого нужно было сейчас всего лишь одному человеку остановить гражданскую войну и войну мировую, развернув армии сильнейших человеческих государств. Невероятное, казалось бы, дело, но для человека ведь нет абсолютно ничего невозможного. Пора, пора, не стоит больше тянуть резину, хватит.
Однако всё началось не совсем так, как себе представлял Адриан. Он думал, что Дорнис тут же его заметит, разозлиться, что храмовники впустили сюда кого-то даже не состоящего в армии, что находилась под его командованием, начнёт рвать и метать. Конечно, если не узнает принца, потому что в противном случае он, скорее всего, несказанно обрадуется тому, что ему больше не придётся посылать людей на поиски, с которых они слишком часто не возвращались. Будет воодушевлён мыслью о том, что его станут хоть чуточку менее сумасшедшим, потому как, несмотря ни на что, бастард всё-таки оказался жив, как он и говорил, хоть почти никто в это и не верил, поскольку многие своими глазами видели, как Адриана поглотили языки пламени на самой большой площади столицы Ланда, как медленно его силуэт исчезал за стеной бушующего яркого огня и дыма, поднимающегося от деревянного помоста, на котором и свершалась казнь, бывшая, если верить тому суду, совершенно справедливой, ведь только смерть могла оправдать отце и братоубийцу, который после этого ещё и надеялся взойти на трон. Вот только Дорнис всегда утверждал обратное и изо дня в день не уставал напоминать об этом своим подчинённым, говоря, что на самом деле убийцей был совсем не принц-бастард, что на самом деле он сумел каким-то образом выжить и теперь лишь он является единственным законным претендентом на престол. Вот только с совсем недавних пор почему-то эти заверения прекратились, чего, однако, солдаты совсем почти и не заметили, полностью занятые своими повседневными делами, обязанностями и обдумыванием тех событий, что произошли накануне. Но Дорнис пока не то, что не спешил проявить хоть какие-то эмоции по поводу столь внезапного появления Адриана, которого его люди искали уже очень и очень давно, ведомые лишь идеями своего командира да смутной надеждой на то, что бастард действительно жив и, взойдя на престол, сможет, наконец, остановить это кровавое безумие и бойню, в которую вот-вот готов был превратиться Ланд, если армия всё же переступит границу и начнёт свою кампанию, цель которой, разумеется, сохранение целостности государства и прочее, хотя многие уже втихомолку называли подобную операцию никак иначе, как карательной, ведь, по сути, так оно и было, ведь пока что в основном им приходилось лишь атаковать и брать те пункты, где остались лишь мирные жители, но их это не останавливало и они всё равно обнажали мечи и закидывали дома факелами. Конечно, многие из солдат понимали, что приверженцы идей новых государств тоже неправы, потому как своими действиями подвергали всю структуру Ланда опасности, можно сказать, разрушали его изнутри, но с другой стороны и сами принимали их идеи, ведь им на самом деле тоже были не очень близки те король и королева, что сейчас оккупировали трон, ведь всем было понятно, что к власти они пришли совершенно незаконным путём, пусть и было безвластие, пусть и те, кого назначили временной властью не могли справиться даже с самыми рядовыми проблемами, но всё же эти новые власти нельзя было назвать действительно законными и любимыми даже их приверженцами. По крайней мере, теми, кто ещё сохранил здравый смысл, рассудок и разум, а не превратился в фанатиков, которые оголтело вопят на каждом углу о том, что пора уже избавиться от всего этого "мусора", который сейчас ещё и хочет в придачу собственных государств, что единственные, кто могут жить в Ланде, так это только коренные ландестеры и никто больше, совершенно закрывая глаза на то, что королевство Ланд всегда было одним из самых многонациональных государств в мире, да и появилось как самостоятельная полностью независимая страна не так уж и давно, особенно если сравнивать его с такими стариками, как Мортремор, Княжество Шан и Султанат. А их идеи о том, что можно ещё и получить помощь от почему-то вдруг ставшего невероятно враждебным Княжества Шан и вовсе казались этим полоумным чем-то вроде святотатства и даже за одно косвенное упоминание подобного они готовы были заживо сжигать людей в их собственных домах. Те же, кто всё ещё сумели в этом хаосе остаться людьми, на самом деле дико устали от подобной неоправданной жестокости и борьбы без каких-то явных идеалов, ведь не было у них командиров, которые долгими часами толкали свои вдохновляющие цели, оправдывая таким образом многие из тех приказов высшего начальства, что начинали казаться даже самым твердолобым чем-то грязным и чёрным, недостойным людей, но тогда они хотя бы считали, что у них хорошая цель, которая отмывает их от невинной крови, а вот сейчас такого не было, а потому многие из простых солдат чувствовали, что уже вот-вот они не выдержат подобного и просто-напросто дезертируют из армии, а если учесть количество голов, в которых подобно крысе или другому паразиту поселилась эта мысль, то можно предположить, что тогда силам новых королей уже нечем будет вершить своё высшее правосудие и устанавливать лучший порядок, выколачивая из ополченцев абсолютно все мысли о независимости и прочих недопустимых в этом едином королевстве глупостях. Люди с обеих сторон уже окончательно устали от насилия, от этого противостояния идей и идеалов, которые, на самом-то деле, у большей части тех, кто выполнял здесь просто роль рабочей силы, были абсолютно одинаковыми, ведь чаще всего в подобных войнах сами солдаты только и хотят того, что бы вернуться домой, к своим семьям, забыть об этом кровавом и грязном кошмаре навсегда, зажить снова своей старой спокойной и мирной жизнью, где нет больше месту лязгу мечей, свисту стрел, скрежету проламывающихся под ударами тяжёлых латных доспехов, крику раненых и умирающих, этому вездесущему запаху смерти, который, казалось, въелся даже в некогда красивую и пёструю тунику теперь уже полностью прибредшую какой-то странный монотонный оттенок, при одном взгляде на который тут же хотелось вывернуть всё содержимое желудка наружу, а спасало от этого лишь то, что он обыкновенно к этому времени и так пустовал благодаря всему увиденному на поле боя. Они хотели мира и спокойствия, прекращения войны и только им, поверьте, было совершенно плевать на то, за что там их посылают на смерть сильные мира сего, прикрывая свои личные интересы красивыми формулировками, приманивая солдат и говоря им, что на самом деле только таким способом и можно добиться желанного всеми мира, а те мужчины по другую стороны баррикады никто иные, как враги, не желающие, чтобы солдаты вернулись к свои жёнам и детям, что, конечно же, было лишь едкой ложью, потому как и эти ужасные враги хотели того же самого, что и бегущие на них приступом воины, но первые не покидали свои укрепления по той же причине, что и атакующие, они тоже благодаря тщательной промывке мозгов верили, что могут только так отстоять своё законное право на мир. Ну, или, во всяком случае, думали, что верили, ведь на самом большая часть из них готова была сдаться прямо сейчас, бросить оружие на землю, чтобы его уже больше никто и никогда не поднял, чтобы прямо вот на этом месте оно заросло травой и, проржавев насквозь, рассыпалось в прах, больше уже не напоминая о гнилой эпохе братоубийственной гражданской войны, которая велась не самими людьми, но теми, кто ими командовал, при этом прикрываясь идеями для людей. Они хотели выйти уже навстречу друг другу и обнять, поняв, что если бы они не сделали такого мужественного поступка, то могли бы умереть от той руки, что сейчас утешительно легла на плечо. Но никто из них не мог этого сделать, поскольку помнил о том, что их генералы страшны в свой злости, что месть их рано или поздно настигнет и тогда уже точно не будет никакого шанса скрыться и выжить, а так оставался хоть малейший шанс, что им ещё удастся вернуться домой пусть и не всем, а потому они продолжали стоять на смерть, а кровавые магнаты потирали руки, считая прибыль и прогнозируя будущие доходы.
