Елена Хаецкая - Гуляки старых времен
«Обратно выйдет хуже, – прикидывал Ковпак, изучая капризы течения. – А ведь придется волочить за собою плоскодонную баржу».
Между волн уже скакали льдины. Редкие солнечные лучи, продравшиеся сквозь низкое, вязкое небо, поблескивали на ледяных корочках.
Пер старался не думать о сиренах. Черная глубина уже не страшила – манила. И это было плохо. Но на счастье сорвался шкот, и обледеневшая веревка рассекла лицо Ковпаку. Холод обжег рану, крови почти не было. Ковпак отвлекся. Рыча от боли и плюясь проклятиями, он добрался в Совиную. Там было спокойнее. Вода вяло шевелилась, словно покрытая пленкой прогорклого масла.
В трактире он влил в себя два стакана джина, пахнущего дымом. Третий стакан плеснул себе в лицо. Рана оттаяла, и кровь потекла.
– Обождите шквал, – сказал ему рыбак, карауливший баржу.
Пер махнул рукой и спросил еще стаканчик. Пока он пил его, раскрылась входная дверь и в чаду стало темнее. В смерче холодного пара укутанная и мокрая фигура оглядывала комнату.
– Вы узнаете меня? – спросила госпожа Ракоша. Она сняла капюшон. Ковпак не ответил. – Помните, я сказала, что хочу вас отблагодарить?
Она улыбалась.
– Вот ваша свобода. Я знаю ваше имя и кто вы. Вас помиловали, давным-давно. Больше года. Но бумаги ваши затерялись.
Она из-за пазухи извлекла конверт со знакомой уже печатью.
– Это удача, что вы здесь. Мне сказали, что за углем придут из тюрьмы обязательно. Но теперь вам можно не возвращаться.
– Нельзя, – подал голос Пер.
– Вот как?
– Я один вышел в море.
– Ох! – сказала женщина.
Помолчали немного.
– Хорошо! – Она тряхнула головой. – Я подожду вас до завтра. Вы вернетесь, вас перевезут.
– Не перевезут, – сказал Ковпак. – Некому.
– Глупости, – встрял старый рыбак. – Начинается тура, ветер-убийца. Всякий, кто попадет в волны, погибнет.
Госпожа Ракоша топнула ногой.
– Это какая-то недобрая выдумка, – заявила она.
– Послушайте, уезжайте отсюда, – сказал Ковпак. – Вам нечего делать здесь. Спасибо за помилование, извините, что придется ему подождать полгодика.
Женщина разозлилась.
– Да кто вы такой, чтобы мне указывать? Я найду, чем себя занять. Сколько вас не будет? Два месяца? Три?
– Пять, – сказал рыбак. – Пять месяцев.
– Я подожду.
Она присела на скамью и положила руки в митенках на колени, словно так и собиралась ждать все пять месяцев.
Пер Ковпак рассмеялся.
– Зачем вам это все? – спросил он.
– Незачем, – госпожа Ракоша пожала плечами. – Я одна. Отец умер… – Она снова рассердилась. – У вас сегодня скверное настроение?
Пер коснулся кровоточащей щеки и кивнул.
В трактир впал высокий костистый парень, совершенно ошалевший и пьяный.
– О, каторга! – закричал он. – Ты тут? Эт-то напрасно. Шторм. Тура идет! Ветер усиливается. Катись поздорову, а то через час совсем не выйдешь. Потопнешь еще в бухте. Уматывай! Если останешься, тебя забьют деревенские.
Сказав, парень притопнул весело и убрался наверх, гремя заиндевевшей одеждой.
– До весны, – молвил Пер.
Женщина смолчала. В ее глазах отражались огоньки свечей.
Когда карбас соскакивал с волны и летел вниз, хуже всего было, что баржа, влекомая буксирным тросом, падала следом и почти сокрушала корму. Ветер орал. Кожаная шапка улетела за борт.
– Тура! – кричал Ковпак. – По мою душу? Кто меня слопает раньше, ты или сирены?
Сирены пели испуганно и злобно. Пер боролся с рулем. Плоскодонную баржу бросало волной то влево, то вправо. Буксир натягивался и гудел, карбас разворачивало, и он получал другой волной, как кулаком по скуле.
«Меня снесло с курса, – отметил Пер. – Теперь надо держать право, на юго-запад».
Он пил прямо из горла и не пьянел, только злился.
– Ну, гадина, – орал он на волну, – только тронь меня! А-ах!
И карбас снова получал по скуле.
Румпель неистово дергало. Только Пер ложился на него, чтобы не пустить в одну сторону, как он летел в другую, и Ковпак падал на соленые мокрые доски.
Черепушка маячила уже близко. Ее сигнальные огни выскакивали то слева, то сзади, то справа, но почти не отдалялись. Это радовало.
– Ну и крутит, ну и вертит! – пел Ковпак.
И тут сзади, над кормой, возникла змеистая волна и замерла. Ковпак побледнел и обхватил руками голову.
Сирена лежала на самом гребне. Зеленовато-черная, в пятнах, нагая женская фигура, отлитая из переливчатого металла, венчалась страшной и бессмысленной харей глубинной рыбы. Во рту, распахнутом хищно, торчали спицеобразные зубы. Выпученные глаза, красные, неживые, остановились на Ковпаке. Сирена исторгла пронзительную ноту и провалилась в воду, когда Ковпак бросил в нее бутылку. Пошатываясь, Пер переложил парус, уперся о румпель спиной и обвязал себя веревкой. Второй конец он примотал к трюмовой решетке. Он терял силы и боялся, что ветер утащит его за борт.
– Это глупо, – сказал он себе. – Согласиться на пять месяцев ада… Как глупо…
Он принялся думать о госпоже Ракоша.
– Чудачка! Приехала… такая чудачка… Неужели дождется? Кого? Меня?
Ему стало смешно.
Он не заметил, как сирена выбралась на борт карбаса. Из холодной тьмы выпрыгнула рыбья пасть. Пера обдало вонью. Ему были видны глаза ее и ниточки слизи, висящие на зубах.
Сирена передвигалась по палубе, как гусеница. Сдвоенный черный хвост был ободран и сочился белым. Вероятно, ураган настиг ее неожиданно и унес из гнезда, и теперь она пыталась спастись. Инстинкт загнал ее на этот странный плавучий остров, инстинкт велел ей теперь избавиться от человека.
Чешуя на ее загривке приподнялась и зашуршала. Пер закричал на нее и топнул ногой.
Она ударила его головой в грудь, и Пер вылетел за борт. От холодной воды он оцепенел, но, ухватившись за веревку, стал выползать, прилипая к мокрому борту.
Сирена почуяла его и кинулась сразу, едва он перевалился внутрь. Длинный зуб пропорол ему левую руку. Помимо пения сирена издавала еще и шипение, от которого все чесалось внутри.
«Все, – решил Ковпак. – Судьба».
Когда сирена бросилась опять, Пер схватил баковый фонарь и ударил ее по морде. Ворвань с шипением растеклась по мокрому телу чудовища. Огонек погас. Теперь только два глаза горели во тьме. Пер шагнул назад, запутался в собственной веревке и упал на спину, ударившись затылком о борт. Сирена шипела где-то рядом. Потом карбас подбросило на волне. Ковпак увидел сзади и сбоку баржу, которая обрушивалась на карбас. Он закрыл глаза.
Послышался треск. Что-то ударилось о палубу, громко и тяжко. Пер приподнялся, но ничего не смог разобрать.
Их несло прямо на Черепушку, мимо отмелей. Ковпак отчетливо слышал звяканье тусклых колоколов на бакенах.
