Пол Андерсон - Девять королев
Сначала Грациллоний вел отряд по знакомым местам, где они бывали когда-то с отцом. С тех пор почти ничего не изменилось. Гладкие дороги, возделанные поля, пасущиеся на сочных лугах стада коров. Частые перелески и разбросанные кругом селения, обычно в несколько деревянных домов. Длинные одноэтажные дома поделены на две части; в одной живут люди, другая – для домашней скотины в холодную зиму.
По дорогам громыхали повозки. Если груз был слишком тяжел, то крестьянин в грубой толстой куртке и деревянных башмаках, жалея лошадь, шел рядом. Ездили и верхом – на лошадях или на мулах. Но большей частью ходили пешком, с котомками, корзинами за спиной или нехитрым сельским инструментом – лопатой, киркой, мотыгой – на плече. Никто не пугался вооруженных людей, даже женщины. Завидев отряд, крестьяне сначала открывали рты от изумления, затем, спохватившись, сдергивали войлочные шапки и приветствовали легионеров громкими возгласами. Через каждые миль пятьдесят-шестьдесят попадался город. Это был мирный край.
Но чем дальше забирали на юг, тем безотраднее становилась картина. Людей навстречу попадалось все меньше, селения встречались реже. Южные города, как и везде, были обнесены защитными стенами, однако сделанными наспех, из всего, что под руку попало. Даже из могильных плит и обломков статуй. Такие стены через год давали усадку, покрывались трещинами и достаточно нелепо смотрелись в качестве защитных сооружений. Вряд ли они могли надолго задержать варваров. Скорее, это были свидетельства страха и бессилия. Даже внутри городских стен жители не всегда чувствовали себя в безопасности. Они бросали дома на окраинах и со всем скарбом перебирались поближе к центру. Вид обыватели имели, как показалось Грациллонию, растерянный. Обычно многолюдные торговые площади пустовали. Возле таверн, где горожане предавались безрадостному пьянству, правда, царило оживление. В провинции дела обстояли не так печально – у селян в отличие от обитателей обреченных городов было вдоволь своей еды, но большинство их было сервами. Часто встречались заброшенные поместья, и, проезжая мимо очередного дома с пустыми глазницами окон, со снятой черепицей, отвалившейся штукатуркой и побегами зелени, проросшими сквозь рассохшуюся дранку, Грациллоний с грустью вспоминал отца и с проклятьями – Луготорикса, сборщика податей.
Провиант можно было добыть двумя способами: реквизируя его у населения – центуриону было дано это право – или получая при армейских гарнизонах. Грациллоний предпочитал второй путь. Правда, гарнизоны зачастую состояли из ауксиллариев, вспомогательных войск, набранных в дальних провинциях. У них были свои представления о солдатском пайке, не всегда совпадавшие со вкусом британцев. Обычно Грациллоний брал обжаренное зерно, бобы, чечевицу, хлеб, сыр, копченую колбасу или мясо, орехи, свежую или соленую капусту, яблоки, изюм, вино. С вином дело обстояло хуже. Варвары с имперских окраин не знали толк в вине, большинство из них и попробовало-то его, лишь оказавшись в армии. Разумеется, поставщики бессовестно надували армейских интендантов и подмешивали в вино воду, а то и вовсе продавали прокисшее. В таких случаях Грациллоний требовал заменить вино пивом. Сам он пил мало, пьянства не поощрял, но редких минут у костра с кубком вина, пока готовится ужин, легионеры всегда ждали с нетерпением.
Как-то они разбили лагерь на окраине обширного сельского выпаса. Трое местных парней, видно пастухи, робко приблизились к легионерам. Босые, чумазые, с волосами, свалявшимися, как пакля, они, словно по команде, оперлись на длинные жердины и застыли в немом восхищении. Легионеры, предвкушая ужин, были в благодушном настроении и беззлобно подтрунивали над селянами. Грациллоний распорядился подать в палатку котел с нагретой водой, губку и перемену белья. Ему не терпелось сбросить груз дневных забот, поскорее смыть с себя дорожную пыль и вместе со всеми посидеть у вечернего костра. Он требовал, чтобы солдаты блюли себя в чистоте и перед ужином умывались. Сам он мылся отдельно от всех, в своей палатке, как того требовали правила субординации.
Будик осторожно внес в палатку котел. Поставив его в изголовье сплетенного из ветвей ложа, он выпрямился, шагнул было к выходу, но замешкался, переминаясь с ноги на ногу. Облизнул губы, вздохнул, желая сказать что-то, но не решаясь. Грациллоний вопросительно взглянул на него.
– Могу я… просить центуриона… об одолжении? – Будик запнулся.
– Можешь, – с улыбкой ответил Грациллоний. – Но это не значит, что ты его получишь.
– Я не ем мяса. Сейчас не ем. Если бы вы распорядились выдавать мне двойную порцию хлеба и сыра…
– Тебе что, разонравилось мясо?
В палатке был полумрак, но Грациллонию показалось, что солдат покраснел.
– У нас Великий Пост.
– Пост… Вот оно что. Долгий христианский пост. Ты уверен? Я слышал, что христиане сами никак не могут решить, когда им праздновать свою Пасху.
– Не знаю, я совсем забыл об этом. Поход, и вообще… Я потерял счет дням. А там, на корабле, вспомнил. После драки… Просил у Христа прощения за мой постыдный гнев и вспомнил. Я думаю – это ничего, если я и опоздал немного. Христос простит и поймет, – от волнения голос его дрожал. – Я знаю, что вы не христианин. Но вы добрый человек.
Грациллоний помедлил с ответом. Ему не хотелось ставить кого бы то ни было в особое положение – это могло вызвать недовольство легионеров. Но ведь солдат отказывался от своей порции мяса. И вряд ли кто-то еще вспомнит о посте и последует примеру Будика. Легионеры у него в отряде не слишком-то благочестивы. По крайней мере, он ни разу не слышал жалоб на то, что им не удается соблюсти воскресенье, святой день как для митраистов, так и для христиан. Будик пришел в армию недавно. Он нравился Грациллонию. Застенчивый, худой и невзрачный, в бою этот парень превращался в дикую кошку. Он отчаянно дрался в прошлогоднюю войну, был честен и исполнителен. Отказать в такой просьбе значило бы навсегда оттолкнуть его. Он был хороший солдат, несмотря на свою веру, к которой Грациллоний не испытывал особого уважения. Наверное, в родной деревне Будика христиане были в редкость, и сверстники издевались над ним. А может, он и в армию пошел в надежде обрести друзей и единоверцев.
– Что ж, если это для тебя так важно… – сказал Грациллоний. – Только не уговаривай других следовать твоему примеру. Пусть каждый поступает по своей вере и совести. Ступай предупреди кухонный наряд.
– Благодарю вас, центурион! – Будик вспыхнул от радости. – Храни вас Бог!
Грациллоний обтерся губкой, переоделся и вышел из палатки. Ему оставалось назначить часовых и наряд на завтрашний день. На площадке в центре лагеря весело потрескивал костер. Походный котел уже закипал, и к дыму примешивался густой дух мясного бульона. Будик сидел на корточках поодаль от костра. Его окружили несколько солдат с кубками в руках. Они оживленно жестикулировали и время от времени разражались хохотом.
