Пол Андерсон - Девять королев
– Посвети, – сказал он. – Только не подожги солому.
В конюшне оказались дети.
– Не бей нас! – высоким голосом выкрикнул мальчик. – Мы будем хорошие, честное слово! Не надо бить!
Мальчик говорил на языке племени белгов. Грациллоний тоже был из белгов, но его предки ушли в Британию несколько веков назад. За это время язык не слишком изменился. Дети были все светлокожие и светловолосые, как и большинство ребятишек в деревнях вокруг его родного дома.
Их было пятеро, три мальчика и две девочки; примерно одного возраста: лет по девять-десять. Лица и одежда у них были грязные. Но одежда – домашняя, добротная. Двоим матери успели повязать на прощание яркие шерстяные шарфы. Дети были заперты в стойле, превращенном в клетку. Доски набили горизонтально на такой высоте, чтобы они не могли выпрямиться во весь рост. В соседних стойлах мирно дремали лошади. Лошадиное дыхание и тепло их больших тел – вот и все, чем могли согреться дети в полупустой конюшне.
Грациллоний присел на корточки.
– Не бойтесь, – сказал он, стараясь, чтобы его хриплый голос звучал как можно мягче. – Я не трону вас. Я ваш друг.
Между досками просунулись руки. Грациллоний сжал детские кулачки в своих больших ладонях.
– Пожалуйста, – проговорила, всхлипывая, девочка, – отведи нас домой.
Он не мог им помочь. В наступившей тишине ему трудно было выговорить эти слова:
– Прости меня, дитя. Я не могу. Сейчас не могу. Может быть, потом… Но вы не бойтесь.
– Ты не Иисус? – это спросил мальчик. – Я знаю, что в городе Бог – Иисус. Он добрый.
– Я не Иисус, – сказал Грациллоний. – Но я обещаю, что Иисус присмотрит за вами.
Девочка, вцепившись в его руку, молча смотрела на него. Он был взрослый, он не бил их, и он был из города, где есть добрый Бог Иисус.
Что он мог сделать? Грациллоний поцеловал ее тонкие пальчики, высвободился и пошел к выходу.
– Спокойной ночи. Спите. Постарайтесь уснуть.
Он вышел на улицу, прикрыл ворота и прислушался. Дети снова зарыдали.
– Видать, рабы. Новенькие, – попытался завязать разговор сопровождающий. Его эта сцена, казалось, позабавила.
– Вижу, – отрезал Грациллоний.
Он быстро зашагал к дому, взбежал по ступенькам и забарабанил в дверь кулаками.
Открыл румяный мужчина с зажженной свечой в руке, хозяин.
– Что вам угодно? – спросил он. Грациллоний был в гражданской одежде. – Уже поздно. Ужина нет.
– Во-первых, это меня не интересует, – отрывисто сказал Грациллоний. – Во-вторых, я центурион Второго легиона Августа, нахожусь в поездке по имперскому делу. И еще: почему у вас дети заперты в конюшне?
– А… – Хозяин на мгновение замешкался, потом ткнул пальцем себе за спину. – Он там, за столом. У него и узнаете. Входите, офицер.
Документов хозяин не спросил – легионер с фонарем, выглядывавший из-за плеча Грациллония, подтверждал его слова лучше всяких бумаг.
Отпуская провожатого, Грациллоний поблагодарил его – он давно взял себе за правило быть вежливым с подчиненными и независимым с вышестоящими. Хозяин провел его в большую комнату, скудно освещенную несколькими сальными свечами. Свечи потрескивали и коптили, распространяя по дому запах прогорклого жира. Запах бедности. Убожества и бедности, в которую впала Римская империя. Вокруг стола сидело четверо мужчин.
– Мир входящему! – воскликнул дородный, богато одетый мужчина, махнув рукой с унизанными перстнями пальцами. – Присоединяйтесь!
Держался он развязно и был в этой компании, похоже, за главного. Остальные держались скромнее и были одеты проще: в галльские туники и короткие штаны. На головах у всех были ночные колпаки.
Грациллоний ничего не ответил. Он указал в гостевой книге имя, звание и цель визита. Хозяин зажег еще две свечи, вручил одну Грациллонию и повел его наверх.
– В этот год у меня прямо прилив постояльцев, – хвастался он по дороге. – Так вы, говорите, из Второго легиона Августа? Это не тот, который в Британии? Понимаю, понимаю… Нелегкие для всех нас времена… Ну, я-то умею держать язык за зубами. Ваша комната, офицер. Располагайтесь, а я пойду старуху разбужу. Надеюсь, вы не слишком привередливы, офицер? Особенного ничего не ждите, а вот котелок доброго чечевичного супа – это я вам обещаю.
Словоохотливый хозяин закрепил свечи в настенном канделябре и отправился вниз будить жену. Оставшись один, Грациллоний осмотрелся. Не слишком роскошно, зато есть все необходимое: кувшин с водой, таз, лежанка на двоих и ночная посудина. Центурион распаковал походную сумку, достал принадлежности и, как смог, вымылся. Переодевшись в чистое, он произнес слова молитвы. Солнце, правда, зашло, но лучше поздно, чем никогда.
Когда Грациллоний спустился вниз, дородный мужчина снова окликнул его:
– Мы ждем, приятель! Или вы дали обет молчания?
Грациллоний отбросил сомнения. В конце концов, он приехал сюда не в поисках удовольствий, как решил префект. Сведения о положении дел на континенте, сплетни, слухи – вот что его интересовало. Обстановка в этой провинции Римской империи была достаточно сложной: набеги неизвестных Грациллонию варварских племен, мятежи окраинных народов, интриги царедворцев. Знание всего этого не добудешь мечом и отвагой, а незнание может оказаться гибельным.
– Благодарю, – кивнул Грациллоний и подсел к компании. Шустрый мальчишка – не то слуга, не то сын хозяина – подбежал с кувшином и наполнил его кубок.
– Секст Тит Луготорикс, – представился мужчина в перстнях и неопределенно обвел рукой вокруг стола. – Мои помощники.
Он назвал их имена, которые Грациллоний пропустил мимо ушей. Помощники глядели исподлобья. Вид у них был разбойничий.
– Гай Валерий Грациллоний, центурион, по особому поручению.
Луготорикс вздернул бровь. У него был короткий приплюснутый нос, утопавший в жирных складках щек, и узкий, как прорезь в забрале, лягушачий рот с вывернутой нижней губой. Он то и дело растягивал губы в улыбке, но белесые, как градины, глаза смотрели настороженно. От него шел дух дешевого ароматического масла. Таким натирались женщины в веселых домах в Аквах Сулиевых. Грациллония слегка передернуло.
– А вы, как я погляжу, не из болтунов, а, центурион?
– Служба такая. А вы чем занимаетесь?
– Я? Я сборщик податей.
– Так я и думал.
– Да… Мы-то все местные. Только вот припозднились сегодня. В деревне были, по службе. Терпеть не могу эту деревенщину! Дубье стоеросовое. Чуть что – в плач! Плачут, воют, а сами сосчитать не могут даже, сколько пальцев у них на руке. А закон – он ведь для всех закон. Ну, пришлось, конечно, поучить мужланов, так сказать, уму-разуму. Пришлось… А тут как раз и ночь. И ворота на запоре. Теперь с этим строго. Хорошо, уговорили стражу впустить нас. Потом решили – чего по домам идти? Нам и здесь неплохо – тепло, светло, а главное, бесплатно! – Луготорикс хихикнул и заговорщицки подмигнул Грациллонию.
