Олаф Бьорн Локнит - Голос крови
Ретта! Золотая Куница из маленького баронства Дюшрек, затерянного в лесах подле границ с Бритунией! Ретта, бывшая моим оруженосцем, любившая бешеную скачку и презиравшая любые опасности! Они удавили Ретту! Не ее ли последний крик я слышала из-за дворцовых ворот?
Рядом с виселицей стояла большая неуклюжая телега, запряженная парой флегматичных тяжеловозов. Над содержимым повозки вился издалека заметный черный гудящий рой. Я тупо подумала, что в скором времени Ретту вынут из петли и бросят туда, к остальным. Моих сторонников лишили прав на достойную смерть и надлежащее погребение – тела вывезут за город и закопают в наскоро вырытой яме. Место перепашут и засеют, чтобы никто не нашел.
* * *
Я полагала, что моя казнь оставлена напоследок, дабы послужить достойным финалом зрелища расправы над мятежниками и бунтовщиками, и не ошиблась. Однако я доселе украшала своей невзрачной персоной черную двуколку, переминаясь с ноги на ногу под пристальным надзором трех или четырех десятков гвардейцев. Зато на помосте с колодой развернулась бурная деятельность.
Пронзительно завыли трубы, извещая о появлении вскарабкавшегося на деревянную постройку королевского герольда в традиционном, издалека заметном наряде с черными драконьими головами и золотыми коронами. Вестник развернул пергамент с болтающимися на шнурках печатями, толпа слегка притихла, и началось чтение. К сожалению, я расслышала мало, хотя находилась невдалеке. Я смотрела на мертвую Ретту и ее соседа по несчастью. Краем уха я уловила собственное имя и оставившее меня равнодушной известие о том, что представители семьи Эрде отныне объявлены врагами трона, а их владения – земельные и денежные – подвергаются баниции в пользу государства (среди зрителей пробежал азартный шепоток, кто-то наверняка начал подчитывать, на сколько обогатился Его величество Тараск).
После оглашения приговора меня под усиливавшийся гомон отвязали от столба и вытащили из двуколки. Жалкая картина: отборная дворцовая гвардия сопровождает маленькую девчонку в серых отрепьях. Могли бы расщедриться и вырядить казнимую преступницу поярче. Хотя какая разница?
Путь лежал мимо эшафота, и я заметила, что мелкий серый песок под этим зловещим сооружением стал буровато-влажным. Сколько крови, должно быть, пролилось на него с утра… На глаза попались выстроенные рядком подле всхода на эшафот здоровенные плетеные корзины, совершенно тут неуместные. Я сделала крохотный шаг в сторону и заглянула внутрь, наткнувшись на пустой и бессмысленный взгляд стекленеющих зрачков.
Головы. Там лежали головы. Навалом, как капустные кочаны на ярмарке. Хуже всего, что я, пусть и с трудом, узнала знакомые лица.
Наш герольд, первый советник Ольтена, бывший капитан королевской гвардии в Бельверусе, безупречный и верный красавчик Крейн – Эдмар Крейн, владетель графства на Соленых озерах… Старый Хальдор из Иштада, козлиная бороденка в крови… Фарли, младший сын барона Леттерна, мой ровесник… Они все собрались здесь. Все остались со мной. До конца, как обещали.
У подножия костра произошла маленькая заминка: решали, кто поведет меня наверх, старший палач, распоряжавшийся на сегодняшней мрачной церемонии, или гвардейцы. Заплечных дел мастер отстоял свое законное право, и меня грубовато подтолкнули к узенькому проходу между топорщащихся вязанок. Оказывается, поленья сложены лесенкой, так что по ним вполне можно подняться. Пару раз я споткнулась, а, добравшись до самого верха, огляделась вокруг. Нет, я очень хорошо сознавала, что жизни мне остается не более четверти колокола, просто это не имело особенного значения. Моя душа и разум умерли на равнине под Демсвартом, и то, что зовется Долианой Эрде – пустая оболочка. Возможно, она способна испытывать боль и будет кричать, но внутри она давно мертва.
По толпе пробегали волны, образовывая причудливые завихрения. Цепь из стражников слегка качнулась, гвардейцы оттесняли горожан назад и угрожающе покрикивали на чрезмерно любопытных, стремящихся пролезть в первые ряды.
На трибуне для высокородных зрителей возникло движение. Мелькнул короткий, ослепительно-яркий блеск, какой вспыхивает на драгоценном камне. Надо полагать, Его величество Тараск не внял убеждениям коронованных соседей и подал знак начинать увеселение. Может, я должна сказать последнее слово? Никто не услышит, даже если заорать во весь голос. Да и что говорить? Мол, сожалею? Это будет неправдой. Я поступила, как мне казалось верным и нужным. Лучше промолчу.
Гвардейцы, стоявшие внизу, зажгли пучок пакли и помахивали им в воздухе, дабы разгорелся посильнее. Над площадью пролетел отчетливо слышимый общий вздох, в котором слились воедино страх, предвкушение грядущего жесткого зрелища, отвращение и любопытство. Стало на удивление тихо, я даже услышала, как трещит занимающийся огнем хворост. Кто-то громко ойкнул, кто-то выругался. Захныкал ребенок, вскрикнула женщина. Просочившиеся сквозь валежник клубы едкого дыма поднялись выше, заставив меня сначала расчихаться, а потом закашляться. На душе стало очень противно: торчу, привязанная к столбу, и целый город глазеет, нетерпеливо ожидая самого интересного – когда же я начну превращаться в факел?
– Так отправилась к Нергалу Дана Эрде, предводительница разгромленного мятежа, бездарная волшебница и несостоявшаяся владелица Алого Камня, – пробормотала я сквозь очередной приступ кашля. Знамя над головой слабо хлопнуло. – До чего же… Ай!
Длинный язык пламени высунулся совсем рядом с моей ногой. Вот теперь я начинала трусить. Дернулась, забыв о веревках. Взвизгнула, заставив сотни головы повернуться в мою сторону. Красные пятна в глазах – словно отблески на гранях Талисмана. Раскачивающееся небо. Воздух, мне нужно дышать! Жарко!..
* * *
Дальнейшего я, разумеется, не видела, и вызнавала подробности стороной, ибо подлинные виновники происшествия на Замковой площади уклонялись от любых ответов.
В возбужденной сверх меры гурьбе обывателей, еле удерживаемой гвардейцами, возникла паника. Поводом стали несколько кувшинов, метко запущенных с крыш окрестных домов и разбившихся. В сосудах находилась знаменитая «туранская смесь» – состряпанная из толченого угля, серы и овечьего сала гадость, которая, если ее поджечь, порождает облачко крайне вонючего и густого дыма. Дюжина таких кувшинов разлетелась по разным углам площади, и неудивительно, что люди, оказавшиеся поблизости, немедля отшатнулись, сбивая с ног своих соседей.
Бельверусские горожане – народ в целом спокойный и мирный, но, напуганные звоном бьющихся глиняных горшков, истошными криками и распространяющимся зловонием, они растерялись. Часть толпы шарахнулась в сторону открытого пространства площадки для казней, смяла оцепление и бросилась наутек.
