Роберт Асприн - Одиннадцать сребреников
Вода была ей по колено. Теперь Ганс видел не только ее прелестное лицо.
Сглотнув вставший в горле ком, он уронил ее одежду.
— Ох, Мигни, — произнес он и начал расшнуровывать ворот своей туники.
***— Так вот как это бывает! И это действительно больно, но совсем недолго! М-м-м! — Мигнариал прижалась губами к Пэуди Ганса.
— Это бывает не совсем так, — поправил ее Ганс. — Лежать вместо постели на куче одежды — это не совсем то, что я…
— Куча одежды с твердыми монетами внутри! — добавила Мигнариал и рассмеялась, поцеловав его плечо. — Но все равно, я так счастлива, что все уже позади!
— Что-о?! — вскинулся Ганс.
— Ох, я хотела сказать — я рада, что все уже.., то есть я имею в виду, как хорошо, что наконец.., ну, я хочу сказать, что теперь мне больше не нужно гадать о том, как это бывает, и волноваться из-за этого, понимаешь, милый? И мне это нравится! Я люблю тебя, — произнесла Мигнариал, прижавшись носиком к его плечу.
Ганс вздохнул и провел рукой по спине девушки. Спина была мокрой, как будто Мигнариал только что вылезла из воды. Впрочем, Ганс тоже взмок. Он поцеловал мокрые волосы Мигнариал.
— Я люблю тебя, Мигни. Кажется, я понял, что ты хотела сказать. Надеюсь, что понял. Однако «это» все-таки бывает не совсем «так». По крайней мере, обычно.
Мигнариал приподнялась на локте и посмотрела на Ганса сверху вниз.
— А как? Расскажи!
— Ну, обычно это.., хм.., длится дольше. Понимаешь, я был так возбужден, что…
— В самом деле? — прервала его Мигнариал. Ее голос дрожал от радостного удивления, глаза блестели. — Дольше?
— Угу. В следующий раз.
Девушка поцеловала Ганса в нос, и ее глаза засверкали еще ярче.
— А сейчас?
— Ух-х…
***— Ганс… Я действительно выгляжу толстой и беременной во всех этих одежках?
— Естественно.
— Ох… Мог бы, по крайней мере, быть повежливее! Ганс хмыкнул:
— Повежливее? Я? Порождение Тени? Мигнариал замахнулась на него. Ганс перехватил ее запястье и поцеловал руку.
— Хм-м. Ну-у.., я думаю, что… Я хочу сказать, что теперь, наверное, мне не надо надевать траур, после того, как…
— Могла бы и сама сообразить. — Ганс начал одеваться. — Мы не будем слушать их советов. Сейчас мы немного вздремнем. На ночь мы здесь не останемся — мы пойдем туда, в лес. Но вот что я тебе скажу. Если бы ты выглядела тогда так, как сейчас, эти сукины дети взяли бы у нас не только серебро и лошадей! Они забрали бы еще кое-что более ценное!
— Ох, милый, — произнесла Мигнариал, поняв, что имел в виду Ганс. Она чувствовала в своей душе такой же прилив любви и нежности, какой испытывал сейчас Ганс. Чувства Мигнариал были даже сильнее — ведь она была женщиной. Ганс как раз натягивал штаны, и страстный поцелуй Мигнариал буквально сбил его с ног.
— Ну ладно, — произнесла девушка, поразмыслив несколько секунд. — Я не буду надевать траурный наряд.
— Но все остальное надень, — отозвался Ганс и неожиданно усмехнулся. — Заодно спрячь и монеты.
Они оба уже оделись, когда Мигнариал вдруг осознала:
— Нам придется идти пешком.
Это было просто утверждение, в голосе девушки не было ни недовольства, ни жалобы, и за это Ганс любил ее еще больше.
— Верно. Ты с одной стороны от Инаса, я с другой, хорошо?
— Х-хорошо. Ты уверен, что не хочешь остаться здесь на ночь и двинуться дальше завтра с утра?
— Нам нужно сделать именно так, как я сказал, Мигни.
— Ну, если ты сказал… Почему нам нужно так сделать?
— Идем, милая. Я расскажу тебе по дороге.
— Ты в первый раз назвал меня так! — И поскольку Ганс уже наклонился, чтобы подобрать конец недоуздка Инаса, Мигнариал, бросившись ему на шею, едва не повалила его наземь. Опять.
***Примерно через полчаса, когда они увидели впереди нечто похожее на настоящий лес — большое и темно-зеленое, Ганс рассказал Мигнариал о том, что он намерен сделать. Однако слово «намерен» в его речи не прозвучало — он говорил, что должен сделать это.
Мигнариал умоляла и уговаривала его, плакала и умоляла, ругала его и плакала и вновь начинала умолять. Потом девушка замолчала и надулась, не понимая и не желая понимать намерений Ганса. Затем ей в голову пришли новые возражения, и она вновь попробовала уговорить его. Ничто не помогало, и Мигнариал ужаснулась. Она не могла понять Ганса. Ганс был мужчиной, и его мужество внезапно подверглось сомнению. Не для Мигнариал, нет. Дело было отнюдь не в ней. Здесь шла речь о гораздо более важной проблеме: еще не до конца устоявшееся мужество Ганса было подвергнуто сомнению в его собственных глазах.
Ради этих денег Ганс рисковал собой. Он приложил немало усилий, чтобы получить их, и едва избежал смерти. Он даже подвергся пытке — и все из-за этих серебряных монет. Он ждал много лет, чтобы выудить их из колодца. И вот какие-то сукины дети, которые не умеют даже правильно говорить по-людски и все время шипят, как змеи, отбирают у него эти деньги только потому, что у них были арбалеты.
Хуже того, они бросили людей в пустыне, отняв у них коней. Шедоуспан был вором, и у него была своя профессиональная гордость. Ни один истинный вор никогда не поступит так. Ни один мастер своего дела не сделает подобной подлости.
— Но у нас же осталось больше половины этих денег, Ганс! Это больше, чем когда-либо было у тебя или у меня!
— Дело не в том. Они увели лошадей. Я должен попытаться.
— Ганс, они тебя убью-у-уут! — заголосила Мигнариал и вновь принялась рыдать.
Ганс и Мигнариал шли по разные стороны от Инаса, переговариваясь через его спину. Они направлялись не туда, куда указал Квеш, и не туда, куда он ускакал. Нет. Они шли к лесу, где, по мнению Ганса, скрылись все четверо тейана. Ганс был уверен, что именно в лесу у этих разбойничков имеется уютное логово.
— Нет, не убьют. Они не убьют меня, Мигни, да и мне не нужно никого из них убивать. Я подожду до темноты. И еще немного. Они не увидят и не услышат меня, Мигни, — до тех пор, пока я не буду готов.
— А потом они убью-у-ут тебя!
— Перестань твердить это! К тому же со мной пойдет Нотабль. Нотабль, ты пойдешь со мной?
Нотабль дремал, примостившись поверх поклажи на спине онагра. Услышав свое имя, кот дернул хвостом и почти приоткрыл один глаз.
— Видишь? Видишь, Ганс? Даже кот знает, что ты глупец! Не делай этого!
— Не смей.., называть.., меня.., глупцом, женщ-щина!
— Я не это хотела сказать. Но то, что ты собираешься сделать, — глу-упо! — И Мигнариал снова заплакала.
— Ох, Мигни! Мигни, перестань, пожалуйста. Я должен это сделать. Ты должна позволить мне делать то, что мужчина должен сделать. А я должен сделать это.
