Сергей Волков - Великое Лихо. Слуги Карающего Огня
Под корнями деревьев прячутся синюхи. Эти на клубок синих змей похожи, только на концах змейских тел не пасти, а пальцы. Коли синюха за порты ухватила — все, конец, утянет в подкорневую нору, оплетет щупальцами и сожрет! От синюхи только добрым мечом отбиться можно, да и то не всякий муж такое совершить сможет.
Теперь — зыпь. Зыпи на наших ляг похожи, только ростом каждая с доброго кабана будет. Мерзкие они, бородавчатые, отравной слизью покрыты, и в пастях у них острые зубы. Прыгают зыпи на полтора дестяка шагов, руку или ногу человеку отхватить для них — что тебе мякушку житную откусить. От зыпей сон-трава помогает, махать ею округ себя надо, и заговор сонный есть, запоминай: «Сон-трава, мурава, соком пролейся, духом развейся, всех кругом усыпи, в землю спать уложи, пусть сон не вечером начнется, не утром кончится, и спать зыпи проклятой-триклятой не до весны, не до осени, а до скончания времен!». Повторить заговор надо трижды, а то не подействует, и уходить тихо-тихо, чуть шумнешь — зыпь проснется и на тебя накинется.
Живут еще в Черном лесу ползюки. Эти на червей дождевых похожи, только белые, и длиной с пару оглобель каждый. По ночам скользят ползюки меж травы, кустов и древесных корней, оплетаю ноги человеческие, присасываются к коже и кровь пьют, пока всю, до капли, не выпьют. Ползюков обережный круг останавливает, еще огня они боятся, и к горящему костру близко не подползают.
И живут, кроме того, в Черном лесу люди, и нежить лесная их не трогает, потому что люди эти Черному богу служат.
Зовут племя их поганое — беры, и многого о них я тебе не скажу, знаю только, что стоит в самой глубине леса капище Чернобога, горят там колдовские огни, а жертвенные камни кругом все в крови людской, звериной и конской, ибо беры своему властелину дань кровью приносят.
Есть у беров и луки и копья, про брони неведомо мне, потому что всегда носят беры черные плащи до земли, лица и тела скрывающие, и лишь глаза их через дырки видны, и горят те глаза в ночи ярче волчьих…
Нежить Черного леса из-под его сени не выходит, ибо силу свою тут же теряет, а с берами все не так: по ночам, а то и днем небольшими отрядами выступают они из леса, нападают на людей, а пуще того — на коней, которых ненавидят лютой ненавистью, и в бою пользуются чарами, чтобы человека запутать, закрутить, околдовать, и увести в лес, Чернобогу на заклание…
Луня слушал волхва, а у самого мороз так и драл кожу — экие страсти, да еще целую луну пути терпеть! Хорошо хоть, знает Шык повадки всей этой погани, авось отобьемся…
Утром следующего дня, когда путники уже собирались в дорогу, глазатый Луня увидал на лесистой равнине человека.
Человек, старик с клюкой, горбатый, косолапый, шагал по едва заметной тропке, которую вчера вечером ни Шык, ни Луня не заметили, причем вела тропка в аккурат к их стану.
— Что делать будем, дяденька? — спросил Луня у волхва, тревожно озираясь — после нава, после засады корья, а особенно — после рассказов о Черном лесе, Луня готов был, как пуганная ворона, шарахаться от каждого куста.
Шык внимательно всматривался в приближающегося старца, словно приценивался, потом кивнул Луне:
— Погодим маленько! Может, что путное скажет старичок. Только по одеже его никак не пойму я, какого он роду-племени…
Дедок, бородатый и с нечесанными патлами волос на голове, тем временем приближался. Одет он был и вправду странно — на голом теле — овчиный тулуп мехом наружу, порты, дыра на дыре, по бокам мохнатятся нитками, посох в руках — коряга лесная, на ногах — грязные лапти, да еще и перепутанные, правый — на левой ноге, а левый — на правой. При всем этом старик без шапки, а из котомки за спиной выглядывает мордочка живого длинноухого зайца.
— Здрав буде, добрый человек! — зычно крикнул Шык, беря за повод своего арпака. Конь вдруг заволновался, всхрапнул, переступая копытами и косясь выпученным глазом на гостя. Луня насторожился — кони всегда нечисть да нелюдь чуют!
Старик ничего не ответил на приветствие волхва, он просто шагал и шагал себе по тропинке, но Луня вдруг оторопел: углядел он чудного дедка у дальней рощи, что окутана утренней росной дымкой, а старичок за считанные миги уже возле них шагает! И идет не ходко, косолапит, корявится на ходу, того гляди, упадет, а добрых пять сотен шагов отмахал! Вот так дед!
Луня обеспокоено глянул на волхва — не уж-то он не заметил? но Шык стоял спокойно, чуть улыбаясь, словно и не произошло ничего. А может, вправду лихой дед отвел ему глаза?
Луня не успел ничего сказать, как старичок уже шагнул к ним, шагнул и остановился, глядя куда-то мимо. «Зраки какие чудные…», — подумал Луня, заметив под седыми кустистыми бровями старика зеленые искорки, как у молодой шалавной девки. Подумал, — и обездвижел, ровно уснул, стоя, с открытыми глазами. Звуки летнего утра потонули в каком-то звенящем шуме, словно вода где-то через перекат перетекала, перед глазами все подернулось сизой дымкой, и мысли в голове ворочались, как бревна в реке во время сплава, неуклюжие и скользкие: «День же, Яр высоко уже, в дорогу пора… Чегой-то я стою-то… Шыка не видать… Дед, зараза, зачаровал, не иначе… Муха летит вон, медленно-то как, даже видно, как крыльями машет…»
— Оу-оу-оу-оу! — донеслись до слуха Луни протяжные, басовитые звуки. Равнодушно, словно со стороны, смотрел он, как дедок отбросил свой корявый посошок, растопырил руки и начал расти, раздаваться в ширь и в высь, как менялась его личина — разползались в стороны глаза, жуткой, клыкастой щелью обернулся рот, из пальцев полезли зеленовытые, загнутые, как у медведя, когти, а над единственным ухом вырос из спутанных, зеленоватых же волос кривой рог.
«Лешья…», — запоздало понял Луня: «Как куры в ощип, попали… Съест теперь, и костей не оставит… А что это он в поле-то… И Полевого Деда не испугался…»
— …Луня!!! — в самое ухо влетел оглушающий вопль волхва. Луня дернулся — и маревая дрема спала с глаз! Исчезла пелена, вернулись звуки, и мысли полетели, как положено, быстрее ветра.
— Обходи его! — Шык, выставив посох, медленно отступал от приближающегося чудища. Лешья, подняв когтистые лапы, шел на волхва, и широкий, на зеленоватый блин похожий язык плотоядно облизывал торчащие из пасти клыки.
Луня выхватил меч, длинным шагом, как учил воевода Скол, ушел из-под взмахнувшей лапины лешьи, прыгнул и оказался за спиной страхолюдины. Вскинув меч, Луня со всей дури рубанул по шишковатой широкой спине. Рубанул — и чуть не выронил клинок, зазвеневший жалобно и печально. Деревянная спина у лешьи, да и сам он весь таков, как это Луня забыл! Меч об лешью тупить до закат можно, ему хоть бы хны! Тут иначе надо…
