Дэвид Геммел - Призраки грядущего
— Что же там такого страшного? — спросил Киалл. Финн почесал бороду.
— По словам Окаса, это жаркая страна, и там водятся звери, которые едят человеческое мясо. А тамошние жители снимают с врагов головы и высушивают их с помощью волшебства. Лет двадцать назад один дворянин — его звали Карсис — отправился с небольшим отрядом в эту Долину, и их высушенные головы насадили на пики у входа. Десять лет эти головы подстерегали неосторожных путников. Я сам видел их как-то раз — и слышал. Они вещали об ужасах ада.
— Но теперь их там нет? — спросил Киалл.
— Нет. Регент послал туда уланов — они развели большой костер и сожгли головы.
— А Покрытые Узорами приходят на наши земли?
— Иногда приходят. Тогда люди запираются в своих домах и бодрствуют всю ночь с мечами и луками наготове. Ты еще не раздумал ехать туда?
Киалл сглотнул.
— Я пойду куда угодно, если потребуется.
— Герой, да и только, — хмыкнул Финн.
Дверь открылась, и вошел Бельцер с двумя кувшинами пива.
— Я иду с тобой, — объявил он Чареосу.
— А этот просто дурак, — отозвался Финн.
Солдаты вырыли мелкий ров в полумиле от поселка и побросали туда тела надренов, сняв с них доспехи и оружие. Одиннадцать погибших солдат завернули в одеяла и бережно уложили в повозку, чтобы с почестями похоронить в Тальгитире.
Салида приказал забросать надренскую могилу камнями, чтобы волки и лисицы не разрыли ее. Уже смеркалось, и он устал до крайности. Семеро из тех, кого он потерял, были еще совсем зелеными новичками и четверо — закаленными ветеранами. В числе этих четверых был его денщик Кафес, прыткий, веселый малый. В Тальгитире у него осталась жена и пятеро сыновей, и Салиду ничуть не радовало предстоящее посещение этого дома. Он обернулся на стук копыт и увидел Чареоса, скачущего к нему на огромном сером жеребце. Чареос спешился и подошел к капитану.
— Я хотел удостовериться, что у вас не осталось сожалений относительно меня.
Салида заглянул в его темные глаза, но не сумел прочесть его мыслей.
— Не осталось, — сказал он, и Чареос кивнул:
— Ты хороший человек, Салида. Вот — я принес тебе саблю Логара. — Чареос подал ножны капитану и достал из седельной сумки мех с вином и две медных, обтянутых кожей чаши. — Выпьешь со мной?
— Не откажусь. Только отойдем. Тут разит смертью — я уже весь пропитался ее запахом.
— У тебя усталый вид. Я думаю, не только бой в этом повинен?
Они отошли к куче валунов и сели. Салида снял с себя железный панцирь и положил рядом.
— Нет, не только. Я теперь семейный человек, Чареос. Были времена, когда я верил, что солдаты могут что-то изменить. — Он принял чашу с красным вином и пригубил ее. — Но теперь у меня трое сыновей и красавица жена. Надиры между тем опять собирают войско, скоро они перевалят через горы и уничтожат Готир. Что станется тогда с моими сыновьями и с их мечтами?
— Может, надиры еще и не придут. Готир перестал быть богатой страной, им нечем здесь поживиться.
— Они видят смысл жизни не в наживе, а в войне. А что мы можем противопоставить им? Наша армия урезана до двух тысяч человек. Мы даже Бел-Азар теперь не смогли бы удержать. — Салида допил свое вино и снова протянул чашу. Чареос молча наполнил ее. — Не вовремя я родился, вот что, — с натянутой улыбкой сказал Салида. — Мне бы быть офицером в те дни, когда Готир занимал надирские земли до самых Дельнохских гор.
— Все идет по кругу, — сказал ему Чареос. — У готиров были свои времена, так же как и у дренаев и вагрийцев. Теперь мы живем во времена надиров. Но и они пройдут, и какой-нибудь офицер будет сидеть в последнем укреплении надирской империи, сетуя на судьбу и спрашивая себя, что станется с мечтами его сыновей.
— Скорее бы он пришел, этот день, — усмехнулся Салида. — Правду ли говорят, что ты — дренайский князь?
Чареос улыбнулся и подлил себе вина.
— Так уверяют сказители.
— Ты не думал о том, чтобы вернуться на родину?
— Моя родина здесь. Но я и правда подумывал когда-нибудь побывать за Дельнохскими горами... и, может быть, побываю.
— Я был однажды в Замке Тенаки. Диковинное место: шесть крепостных стен, а в самом замке кладка трехфутовой толщины.
— Я знаю эту крепость как Дрос-Дельнох. Говорили, что взять ее нельзя. Я вырос на рассказах о Друссе-Легенде и Реке, Бронзовом Князе. Не странно ли, что в конце концов крепость завоевал один из потомков Река? Мне не нравится это название — Замок Тенаки.
— Ты ведь встречался с ним, верно? С великим ханом?
— Да. Давным-давно — в другой жизни. — Чареос встал. — С твоего позволения, я поищу своему спутнику другую саблю. Сомневаюсь, что у надренов найдется нечто подобное, впрочем, и он боец неважный.
— Незачем тебе рыться в надренском оружии — это все жалкие, кое-как выкованные железяки. Я как-то подарил саблю моему денщику — хороший клинок, и Кафесу он больше не нужен. Прими его с моим благословением. — Салида подошел к повозке и достал кавалерийскую саблю в деревянных, обтянутых кожей ножнах. — Она остра и хорошо уравновешена.
— Спасибо, друг, — сказал Чареос, и они обменялись рукопожатием.
— По крайней мере я смогу рассказать сыновьям, что сражался рядом с героем Бел-Азара.
— Да пребудет с тобой Исток, Салида. Капитан посмотрел, как Чареос садится в седло.
Конь взвился на дыбы и помчался вскачь. Салида постоял еще, глядя, как всадник исчезает вдали, и вернулся к своим занятиям — приказал запрячь повозку и привязать к ней сзади оставшихся без седоков лошадей.
Печальным будет их обратный путь в Тальгитир.
4
Странная тишина словно плащом окутала округу, когда над трактиром занялся рассвет. Киаллу казалось, будто селение покинуто. От битвы почти не осталось следов, кроме пятен засохшей крови на снегу. Бельцер взвалил котомку на плечи и топнул ногой.
— Терпеть не могу, когда холодно.
— Мы еще не вышли в путь, а ты уже жалуешься, — сказал ему Финн.
Киалл никак не мог продеть руки сквозь лямки своего мешка, и Маггриг помог втащить ему котомку поверх толстого козьего полушубка.
— Он мне велик, — сказал Киалл.
— Вот благодарность за все труды, с которыми я его добывал, — проворчал Бельцер.
— Ты содрал его с мертвого надрена, — заметил Чареос.
— Но сперва-то мне пришлось этого надрена убить!
Чареос, не отвечая, надел свою котомку. Финн одолжил ему подбитый мехом плащ с глубоким капюшоном, который Чареос и завязал теперь под подбородком. Отойдя в сторону, он достал саблю, сделал несколько пробных выпадов, вернул ее на место и ослабил лямки. Когда он опустил руки, котомка упала с плеч, и сабля тут же сверкнула в воздухе. Чареос проделал это еще дважды и, наконец удовлетворившись, вернулся к остальным. Котомка висела теперь слишком низко, веревки резали плечи, зато ее легко будет сбросить в случае нужды — ради этого стоило потерпеть.
