Дэвид Геммел - Призраки грядущего
— Похоже, что так, Мастер Меча. Вот этому парню пробили башку.
— Веди его в мою комнату.
— Я не хочу здесь задерживаться, — сказал Финн. — Я ненавижу толпу, ты же знаешь.
— Да, помню. Но хоть час-то удели мне, Киалл покажет тебе дорогу.
Чареос отошел к Салиде, который сидел у трактира.
— Я встретил старых друзей, капитан. Буду у себя в комнате, если вам захочется поговорить со мной.
Салида кивнул:
— Достань своему другу новую саблю. Эту я отвезу князю.
— А как же я? И как же вы?
— Отправляйся куда хочешь, Чареос, и благослови тебя Исток. А я... кто знает? Я не всегда командовал гвардией — в жизни есть и другие занятия. Но боюсь, что князь пошлет за тобой других. Там, где дело касается тебя, разум ему изменяет.
— Будь осторожен, Салида.
— Непременно. Этот мир создан для осторожных людей, — сказал Салида, кивнув на поле битвы.
Из трактира вытаскивали тела, оставляя кровавые следы на половицах. Восточная часть зала превратилась в лазарет, где солдаты зашивали и перевязывали друг другу раны. Жена хозяина хлопотала около мужа. Наза, весь белый, с глубокой раной в плече и шишкой на голове, еще не оправился от потрясения. Женщина устало улыбнулась Чареосу:
— Спасибо за помощь, сударь. Они бы меня наверняка убили.
— Чего они хотели от вас?
— Лесорубам завтра должны платить жалованье. Серебро спрятано тут, у нас. Рабочих четыреста человек, а платят им четыре раза в год — сумма внушительная.
— Понятно. Можно мне взять на кухне немного еды? Мы с приятелем так и не ели.
— Сейчас вам что-нибудь приготовлю, — всполошилась хозяйка.
— Не надо. Оставайся с мужем, я и сам отлично управлюсь.
— Вы очень добры, сударь.
На кухне перевернули столы и перебили посуду, но большой горшок, где тушилось жаркое, еще шипел на плите. Появилась служанка, маленькая и хрупкая, с темными вьющимися волосами. Она присела перед Чареосом:
— Что прикажете, сударь?
— Подай в верхнюю комнату еды — жаркого, хлеба, чего угодно. Вина тоже принеси и захвати пять кубков. И еще полотна на бинты. Только скорее, хорошо? — Он дал ей серебряную монетку, и она снова присела.
Чареос вернулся в свою комнату. Финн сидел на широкой кровати, смачивая рану на голове Маггрига. Порез был мелкий, но на виске вздулся кровоподтек. Бельцер устроился у огня с кувшином пива, Киалл стоял у окна, глядя на место побоища. Он сам себя удивил, когда повел лесорубов на врага, — его в тот миг охватило небывалое возбуждение, и все страхи как рукой сняло. Теперь он чувствовал себя воином. Какое голубое небо, как чист и свеж воздух! Он улыбнулся Чареосу и перевел взгляд на Бельцера. Да, этот малый урод, но топором машет, как сказочный великан. Маггрига и Финна Киалл в деле не видел, но одно лишь то, что он находится в одной комнате с героями Бел-Азара, наполняло его гордостью.
Служанка принесла еду, однако Киалл больше не чувствовал голода. Бельцер взял свою долю, а Чареос сел напротив него, глядя в огонь. Финн перевязал Маггригу голову, и тот уснул. Никто не разговаривал. Киалл пододвинул себе стул и сел. У него начали дрожать руки, к горлу подкатила дурнота. Чареос, заметив это, передал ему краюху черного хлеба.
— Поешь-ка. — Киалл кивнул, стал жевать корку, и тошнота прошла.
— Ну и что же дальше? — спросил Бельцер, отставив в сторону пустой кувшин. — Опять рубить дрова и колошматить дровосеков?
— А тебе чего бы хотелось? — отозвался Чареос.
— Я хочу, чтобы все стало опять как было.
— Ничего уже не будет так, как было. И скажу тебе, дружище Бельцер, — так никогда и не бывало.
— И ты полагаешь, я это пойму? Ты всегда был большим умником. Но все это чушь собачья. Я еще не стар и со всяким справлюсь. Могу выпить целое озеро пива, а потом поднять над головой мешок с песком, а в бою против меня и вовсе никто не выстоит.
— Может, оно и так, — согласился Чареос, — но ты уже не молод. Сколько тебе, пятьдесят?
— Сорок восемь. Это еще не старость.
— Это больше, чем было Калину в Бел-Азаре. А разве ты не советовал ему отправиться домой и предоставить воевать молодым?
— Я просто шутил. И я тогда еще не знал того, что знаю теперь. Боги, Чареос, должно же в жизни быть хоть что-то для меня!
Чареос растянулся на стуле, протянув ноги к огню.
— У меня есть сейчас одно дело, — сказал он. У Бельцера заблестели глаза.
— Расскажи!
— Я помогаю молодому Киаллу освободить женщину, похищенную надренами.
— Благородную даму? Принцессу?
— Нет, деревенскую девушку, дочь свинопаса.
— Что такое? В чем же тут доблесть? Надрены воруют женщин веками. Кто воспоет спасение дочери свинопаса?
— Никто — но если ты предпочитаешь остаться здесь и колоть дрова...
— Я этого не говорил — нечего мне подсказывать. Чья шайка ее украла?
— Неизвестно.
— А в какое становище они направились?
— Тоже не знаем.
— Если ты смеешься надо мной, я тебе шею сверну. А что же вам известно?
— Что она похищена. Остается только найти ее и вернуть обратно.
— Тебе нужен Покрытый Узорами — а он ушел. Может, его уже и в живых-то нет.
— Я тоже о нем думал, — кивнул Чареос. — Я поеду в Долину и поищу его — если ты не предложишь ничего получше.
— Что угодно лучше, чем это. Они снимут с тебя голову и высушат, чтобы носить на поясе. Ты даже их языка не знаешь.
— Зато ты знаешь.
— Мне надо еще выпить, — заявил Бельцер и вывалился из комнаты.
— Кто такой этот Покрытый Узорами? — спросил Киалл. — И что это за Долина?
— Врата в иной мир, — ответил ему Финн. — И только умалишенный отважится соваться туда. Что ты затеял, Чареос? Ничья нога не ступает в эту Долину.
— Что поделаешь, Финн. Мы не сможем выполнить то, что задумали, пока не найдем человека, способного странствовать путями духа. А известен ли тебе хоть один такой же, как Окас?
— Нет, — признался Финн. — Но Долина? Я даже ради спасения собственной души не пошел бы туда. И Бельцер не пойдет. Там не любят непрошеных гостей.
— Я с тобой, — заявил Киалл. — Я пойду куда угодно, лишь бы найти Равенну.
— А ведь и мы когда-то были такими, — задумчиво произнес Финн. — Это просто диво, Мастер, что мы еще живы. Но если тебе неймется умереть, почему бы просто не прыгнуть с утеса или не вскрыть себе вены острым ножом? Покрытые Узорами убьют тебя медленно — сам знаешь.
— Прекрасно знаю, Финн, — улыбнулся Чареос, — и без Бельцера туда не пойду. Окас почему-то питал к нему привязанность.
— Возможно, тут все дело в запахе. Окас — единственный известный мне человек, от которого воняло еще хуже, чем от нашего великана. Но так оно или нет, меня туда калачом не заманишь.
