Елена Клещенко - Северус Снейп и Отвратное зелье
Он оборвал себя, встряхнул головой. Быстро глянул в мою сторону - и тут же прикрыл глаза, тяжело дыша. Я сначала испугалась, но тут же поняла: защитная реакция легилимента, который не может закрыть воспоминание и боится, что его прочтут.
Да елки ж палки! И умела бы я, не стала бы его сейчас читать. Вот абсолютно не хочется знать, что за гадость сделали с ним его подопытные.
Я молча встала из-за стола, подошла к камину и пустила в него Маруську. Засиделась моя подруга в кошельке, пора ей погулять.
Буковые дрова занялись быстро, из камина поднялся рыжий свет. Оглянулась через плечо: Снейп сидел в той же позе, совершенно неподвижно, только губы дергались, будто от стреляющих болей.
Настасья, сказала я себе мысленно, посмотри внимательно на дядю и сделай выводы. Как он говорил - с двадцати лет на Отвратном зелье? Ага. Замечательная вещь. Надежнейшая броня против любых страстей. Холодная улыбка как универсальный ответ. И нестертые, незабытые беды старшего школьного возраста. Крупный ученый, Мастер Зелий, декан одного из четырех факультетов Хогвартса, практикующий легилимент - а внутри у него мальчишка, над которым только что поизмывались однокурсники. И так десять, двадцать лет. Эти деятели, небось, живут как ни в чем не бывало, детей растят... если только не погибли в заварушках с Вольдемортом. А он все еще там, где им и ему пятнадцать и их четверо против одного, и конца этому нет, потому что нет у него ничего, кроме этого... Ты для себя просчитала такой вариант?! То-то и оно.
Я проговаривала все это в уме, чтобы не дать себе воли - не разреветься и не броситься ему на шею. Потом спокойно спросила:
- Сэр, тут совсем темно, будем зажигать свечи?
- Свечи? - он тоже говорил совершенно спокойно. - Да нет, не надо, если вы не собираетесь читать.
Он тоже пересел в кресло. Помолчал и добавил, глядя в огонь:
- Спасибо, мисс Хитрых.
Мы посидели еще немного у камина. Я рассказала про Маруську: ложная кавказская саламандра, разводят в питомниках, почту носит... Он рассказал про свое огнеупорное зелье для рук... А потом я закрыла глаза и откинула голову на высокую спинку кресла. Прижала затылком заколку, она щелкнула, расстегнулась, коса упала и рассыпалась. Я наклонилась вперед, принялась ее раздергивать, чтобы заплести наново.
- Позвольте мне, - сказал Снейп...
Нет, не так.
- Дай-ка я, - сказал Снейп и поманил меня к себе...
Тоже не так. Этот английский... Одно отсутствие разницы между "ты" и "вы" придает почти любому диалогу отчетливый привкус бреда. А эти их фирменные короткие слова, на каждые три буквы по странице разъяснений в словаре Мюллера... Понятия не имею, как в данном контексте следует переводить "let me". Хотя, как ни переводи, предложение нахальное. При этом он сделал образцово каменную английскую физиономию, а жест, наоборот, был вполне фамильярным.
Но тогда я долго не думала. Просто вылезла из кресла и села у его ног.
Он взял заколку, дунул на нее и трансфигурировал в гребешок - маленький, длиннозубый, каким прически закалывают. Потом бережно вытащил одну прядь из моей косы и принялся расчесывать. От кончиков к корням.
Мне до сих пор жаль, что я не видела в это время его лица. Утешает одно: и он моего не видел.
Это продолжалось, наверное, около четверти часа. Косу мне расплели, расчесали, заплели в четыре пряди и снова закололи на затылке. Волосы у меня не такие длинные, как им следовало быть. В пятом классе нормальной школы я поссорилась с бабкой и остриглась почти под ноль. Бабка меня не наказала, не ругала даже, только сказала: придет день, пожалеешь. День пришел. Только к волшбе это не имело отношения.
А потом я села к нему в кресло, благо оно было размером с хороший кухонный диванчик. Устроилась под боком у профессора Снейпа и положила голову к нему на грудь. Как всю жизнь так сидели.
Он обнял меня за плечи. Я набралась храбрости и взглянула ему в лицо, освещенное пламенем. Осторожно коснулась щеки, отвела назад волосы. Те самые патлы Снейпа, над которыми глумились десятки поколений хогвартских выпускников.
У черноволосого зельевара были седые виски. Белые, будто соль.
- Ты завтра уедешь?
- Уеду.
- Пришли мне свою саламандру, хорошо?
- Хорошо. Конечно, пришлю.
- Я тебя найду... когда у нас кончится это все... эти неприятности.
Я зажмурилась изо всех сил, стараясь дышать ровнее. В горле стоял комок.
Оказывается, когда сидишь в обнимку и разговариваешь шепотом, можно рассказать все, что угодно. Даже то, что в полный голос никогда не скажешь.
О чем он мне говорил... - Нет. Ни о чем. Наша национальная особенность: мы способны нечаянно растрепать всему свету любые интимные тайны, свои и чужие, - но только не то, что представляет реальную опасность для жизни. Выучка у нас была хорошая, у всего народа, и у колдунов, и у нормальных. Ни о чем он мне не говорил, начальники. Точка.
Ну вот еще разве, когда острые языки пламени стали таять у меня между ресниц, и Маруська заплясала среди них, превращаясь то в Цветанку, то в рыжую Джиневру с Гриффиндора...
- Расскажи мне сказку, - сонно попросила я.
- Какую сказку?!
- Страшную. Из жизни. Мне бабушка всегда рассказывала. Про войну, как она маленькая была. Про лагеря. Как она в лесу жила... как с дедом встретилась...
- Могу вообразить. Хорошенькое у вас представление о сказках. Хотя... почему нет? Слушай. Страшную расскажу, еще какую страшную. Когда-то, давным-давно, жил в Англии молодой волшебник. Был он очень умный от природы, но порядочный дурак...
Представления не имею, как я умудрилась заснуть под его сказочку. Снилась мне всякая чушь: террорист Вольдеморт - в Кощеевой короне, но молодой и красивый, вспышки зеленого огня, беззвучно кричащие люди... кто-то (во сне я знаю, кто это) лежит ничком на земле... И ужасно, до ломоты в костях, болела левая рука. Наверное, браслет надавил.
Проснулась я в той же больничной палате. На заправленной койке поверх одеяла, вполне одетая, только без кроссовок, и укрытая одеялом с соседней койки. Рядом никого. Дрова в камине сгорели, и Маруська перебралась ко мне, оставив на полу серую дорожку золы.
Коса была по-прежнему заколота на затылке. Я коснулась ее пальцами, очень удивилась, долго соображала, как это расстегивается. Наконец сообразила. Заколка была не моя. Никаких маггловских защелок с пружинкой. Серебристое полированное дерево с тончайшей резьбой: красивая змея неизвестного мне вида, свитая семью петлями, и через две крайние петли вместо шпильки продета английская волшебная палочка в пядь длиной.
