Евгения Лифантьева - Звездный расклад
— Уважаемая фаа Мелитэлийен! Я уже разговаривал с вашим отцом и получил у него предварительное согласие. Теперь все зависит от вашего решения.
— Согласие — на что?
— На ваш брак с моим сыном Альуинэлем. Вы не можете не признать, что он — лучшая партия, которая может вас ждать. Племянник императрицы и наследник Башни…
— А что же вы, фа Альтуниэль? — Только произнеся это, Тэль поняла свою бестактность. За год, проведенный в столице, она слишком отвыкла от южных манер.
Старший из мужчин удивленно поднял брови, но продолжил:
— Благородный фа не должен говорить о своих достоинствах. Они сами говорят за себя. Для тех, кто умеет видеть.
— Ваше предложение так неожиданно, — Тэль попыталась загладить бестактность. — Я даже и не знаю, что сказать… Мы слишком мало знаем друг друга… Слишком недолго знакомы… К тому же вы предлагаете мне стать в будущем Владычицей. Но у меня нет дара Благословляющей. Я — Видящая…
— Моей силы хватит на двоих, — вмешался младший фа.
Тэль привычно прищурилась, взглянув на потенциального жениха "двойным" зрением. Ореол вокруг его фигуры — не меньше, чем у отца, но оттенок другой: вместо чистой зелени — желтоватые всполохи.
"Да тебе самому не стоит быть Владыкой, — подумала Тэль. — Слишком много пьешь гэта и палинки". Но вслух сказала:
— К тому же я еще не задумывалась о замужестве. Пока меня больше привлекает служба при дворе…
— Гри может служить только своей земле, а не каким-то там фаям. — Поморщился Старший Владыка.
— Я и служу своей земле: Серебряной империи. Ваша собственная сестра — Благословляющая всех земель, входящих в империю…
— То есть вы отказываетесь от предложения? — С угрозой произнес фа Альтуниэль.
— Нет… Но… Мне нужно время.
— Хорошо, мы поняли, — старший Владыка Рассветной Башни резко встал. — Желаем вам, благородная фаа, всего хорошего.
5.
Окрестности Лиу.
В тот миг, когда усталая Тэль наконец-то избавилась от общества надменных Владык, Малтилора закалывала неизвестно какого по счету жреца. Все получилось как всегда: хуже, чем хотелось, но лучше, чем могло бы быть.
Как только троица возникла из серого тумана временного входа, дверь в маленькую комнатку, где спал малыш, распахнулась, и на пороге появились облаченные в парадные одежды жрецы Тарла. Малтилора схватила ребенка, сунула его в руки Мирлирину:
— Уходи!
— А вы?
— Выполняй приказ!
Гри растворился в воздухе, а принцесса уже отправила первый огненный шар в направлении вваливающей в закуток толпы. К счастью, дверь была слишком узкой, а свободного места — слишком мало, чтобы жрецы могли наброситься все сразу. Дюжина шаров — предел для возможностей Малтилоры, и она выхватила узкую, сделанную специально под ее руку, гледу. Напарник, которого принцесса не успела толком рассмотреть, уже орудовал парными клинками. Не сговариваясь, они встали с двух сторон от двери. Захлопнуть ее уже не удалось бы: в проеме образовалась баррикада из мертвых тел. Если бы нападающие были профессиональными военными, то они давно прекратили бы атаку: никуда защитники крохотной коморки не денутся. Но фанатики Тарла не имели представления о тактике. Зато почетная смерть в бою против святотатцев, посмевших осквернить святилище, была для них верным путем к подножью престола великого бога… Поэтому они лезли и лезли, с трудом преодолевая завал из трупов и сразу же попадая под удары мечей.
Долго так продолжаться не могло. Теперь все зависело от того, как быстро солдаты смогут проникнуть внутрь храма и добраться до их каморки. Больше всего Малтилора боялась, что клинок застрянет в чьем-нибудь теле — и тогда она окажется безоружной перед толпой разъяренных ругинов, чьи когти по длине и прочности не уступают кинжалам. Да и силы ее не бесконечны.
На какой-то миг атака прекратилась, и принцесса прислонилась к стене, активизируя медальон связи с командиром горных стрелков.
— Где вы?
— В центральном зале. Тут пусто. А вы?
— Не знаю, окон нет. Но ищите за алтарем: жертв не таскают слишком далеко.
Напарник, которому пришлось во время разговора взобраться на кучу из тел, вдруг поскользнулся: какой-то догадливый служка успел полоснуть его когтями по ноге. Сразу же в проем кинулся еще один фанатик, навалился на бойца, старясь добраться до горла. Но принцесса успела ударить его в спину, и напарник ("Это же аспид!" — сообразила принцесса) с невозможной ловкостью вывернулся из-под мертвого тела. Не успев еще встать, почти напополам рассек следующего нападающего. Еще фанатик — еще труп. Принцесса — аспид, аспид — принцесса…
Малтилора давно уже вошла в подвластное только фаям состояние: "красного мира", когда боец не способен воспринимать ничего, кроме своего противника, да и то в виде мерцающего силуэта, зато движется во много раз быстрее, чем обычный человек. Но и аспид не отставал, и принцесса, взглянув случайно на напарника, увидела вместо фигуры переливающуюся, мерцающую черноту. Клинки измененного полыхали мертвенным светом…
Когда все кончилось, Малтилора несколько мгновений простояла, прислонившись к стене. "Красный мир" сменяло обычное зрение.
— Вы ранены? — Подбежал к ней лейтенант Бернгадер.
— Не знаю. Царапины…
Аспид перемотал ногу чистым полотном (фаи деликатно отвернулись, чтобы не рассматривать покрытую чешуей кожу). Хромая, вышел в коридор. Только здесь он понял, как им повезло: в каморку, в которой содержали малыша, вел лабиринт тесных переходов — двум толстякам не разойтись, не задев друг друга. Везде — десятки трупов.
— Эти идиоты оставили только внешнюю охрану, а все, кто были в капище, зачем-то помчались сюда, к камерам смертников. — Прокомментировал картину круглолицый фай, устроившийся на ступеньках, ведущих в какой-то совсем уже узкий лаз.
— То есть? Каких смертников?
— В Лиу уже четыре года запрещены человеческие жертвоприношения. Но здесь мы нашли с дюжину девиц, который искренне уверены, что сегодняшней ночью их собирались скормить Великому Змею.
— А как добраться до алтаря?
— Вон по той лестнице вверх, потом — направо, — махнул рукой фай.
Чем ближе к алтарю — тем меньше попадалось трупов. В главном зале храма их не было вовсе, словно все жрецы ушли, внезапно прервав приготовления к обряду. Аспид побродил между колонн, подошел к алтарю. Белый камень, покрытый затейливой резьбой, а над ним — бронзовое изваяние Змея. Огромная кобра казалось живой, с той только разницей, что на затылке у нее, вместо обычного узора, было изображено человеческое лицо. Почти уродливые в своем совершенстве черты. Бесконечно холодный, равнодушный взгляд мерцающих какими-то камнями глаз. Брезгливый изгиб губ.