Дэйв Дункан - Воин поневоле
Он стал быстро подниматься по ступеньками Паломники опять встали на колени и повернулись к нему спиной. Вскоре он смог различить свод храма, поднимавшийся огромным куполом. Никаких опор не было. Невозможным казался сам факт существования подобного сооружения, и Уолли опять уверился, что все это – сок В дальнем конце храма он увидел идола. Так вот она, его цель! Он пойдет и поговорит с этой богиней о ее мире и обсудит некоторые необходимые нововведения.
Он прошел между стоявшими на коленях паломниками. Двое воинов в коричневых юбках вскочили, увидев его, и вытащили мечи для приветствия. Он не обратил на них внимания, прошел через арку и вошел в неф. Путь его лежал прямо к идолу, стоящему у дальней стены этого невероятно огромного храма. Окна здесь украшали огромные витражи, на которых яркими, живыми красками горели чудесные цветы, животные, птицы. Возьмите все величайшие церкви, соборы и мечети Земли и соедините их в одно…
Жрецы и паломники, прогуливающиеся неспешным шагом, в недоумении смотрели ему вслед, когда он проносился мимо. Несомненно, вскоре все узнают, что он здесь. Интересно посмотреть, кто отреагирует на это известие первым – старичок Хонакура или же этот темный, пользующийся дурной славой Хардуджу.
Размеры храма обусловлены размерами идола Но это – вовсе не идол. Это было естественное горное образование, коническая колонна какого-то голубоватого оттенка, видимо, метафорического происхождения. Так, во всяком случае, пришло ему в голову, хотя в геологии он разбирался немногим лучше, чем в ботанике. В то же время в очертаниях этой глыбы можно различить фигуру сидящей женщины, закутанной в покрывало и обращенной лицом к водопаду. Человеческие руки над этой скульптурой не трудились: в ней не хватало симметрии. Следовательно, получается, что жертвы умирали во имя причудливого куска обнаженной породы. Пятеро в день, если подобные спектакли происходят ежедневно, – а всего двадцать семь тысяч лет… нужен калькулятор… сколько у них дней в году?
Он подошел к серебряному возвышению и остановился. Молящиеся, которые стояли, преклонив колени, с беспокойством воззрились на него, жрецы нахмурились. Символом жрецов были волнистые линии.
Вид идола, этого огромного обломка скалы, впечатлял, но постамент выглядел просто отвратительно. Вокруг него громоздились золотые сосуды с монетами – тут были и золото, и серебро, но больше всего – меди. Видимо, это приношения паломников. Такое еще можно понять, но дальше, за этими сосудами – горы других сокровищ: кубки, драгоценности, чаши, резное дерево, кинжалы и даже мечи, ценности всех сортов, слоновая кость и кожа, полированное дерево и яркие ткани, сумрачный блеск металла и сияние граненых самоцветов. Чем дальше от него, тем старее становились вещи. Сначала медь и бронза покрывались зеленью, потом чернело серебро и желтела слоновая кость, а у самого постамента ткани, кожа и дерево сгнили, и даже золото и хрусталь потускнели под слоем пыли. Богатство веков напоминало огромную мусорную кучу.
В полном недоумении уставился Уолли на эту невероятную картину. С таким кладом не могли сравняться все богатства фараонов, шахов, раджей и сынов небес. Выкуп Атауальпы – жалкая подачка… Сначала – вчерашнее пиршество, а теперь – эти неисчислимые запасы! Да, если уж бред, то бред на всю катушку, алчность без границ!
Он подумал о той нищете, что царит в городе, и страданиях, облегчить которые могла бы лишь малая часть всего этого…
Должно быть, Уолли простоял так довольно долго. Оглянувшись вокруг, он обнаружил, что замкнут, окружен и изолирован от прочих богомольцев полукругом жрецов и жриц, молодых и старых, от Третьих до Седьмых, молчаливых, возмущенных и грозных. Сзади подходили новые жрецы, и во всей этой толпе не было ни одного сочувствующего взгляда. Что же теперь делать? А какое это имеет значение?
Потом баррикада раскрылась, чтобы пропустить маленького Хонакуру, он был взволнован и тяжело дышал, в своем голубом одеянии он был похож на мунускул; смуглая лысина казалась еще более гладкой по сравнению с лицом, покрытым густой сетью морщин. Он посмотрел Уолли в глаза – для того, несомненно, чтобы выяснить, кто перед ним – Шонсу или Уоллисмит.
– Следует преклонить колени, светлейший, сказал он.
Чары рухнули.
– Преклонить колени? – взревел Уолли. – Я не собираюсь преклонять колени перед куском скалы! Я видел, что происходит там, у водопада. Ты убийца, а твоя богиня – бессмысленный истукан!
Толпа зашипела подобно клубку змей, и к богохульнику потянулись чьи-то руки. Хонакура в тревоге отпрянул.
Уолли уже открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но передумал. Бесполезно. Он не собирается затевать революцию на религиозной почве, по крайней мере здесь.
Толпа опять расступилась, пропуская на этот раз воинов охраны.
Толстяк впереди в замысловатой синей юбке с рубинами – не кто иной, как Хардуджу. На обращенном к Уолли грубом, порочном лице светились радость и глубокое презрение. За ним шли три дюжих, мрачно ухмыляющихся Четвертых в оранжевом. Жрецы немного отступили, чтобы дать им дорогу, правитель самодовольно скалился и ждал. Видимо, Уолли должен был заговорить первым.
Он не знал, что сказать, поэтому не сказал ничего.
Рукоятка меча сползла куда-то за левое плечо.
Хардуджу просиял еще больше. Неуловимым движением он выхватил меч и ловко засвистел им, выписывая острием сложную фигуру.
– Я Хардуджу, воин седьмого ранга, правитель храма Богини в Ханне, и я благодарю Высочайшую за то, что Она позволила мне уверить тебя, что твое счастье и процветание всегда будут моим желанием и предметом моих молитв. Он вложил меч в ножны и стал ждать.
Уолли не успел даже подумать о том, что же ему сказать в ответ, как Хонакура вышел вперед и поднял хрупкую руку.
– Светлейший правитель! – резко выкрикнул он. – Схватите этого богохульника!
Хардуджу взглянул на Хонакуру и злорадно рассмеялся.
– Я сделаю по-другому, священный. – Он подозвал своих людей. – Я объявляю этого человека самозванцем. Арестуйте его.
Уолли повернулся спиной к постаменту, прекрасно понимая, что это – ненадежная защита. Три молодых головореза, усмехаясь в предвкушении добычи, осторожно двинулись к нему с разных сторон. Возможно, они не были ни моложе, ни сильнее, чем он сам, но их было больше.
Он понимал, что, если он вынет меч, – он мертвец, а они, видимо, не собирались доставать свои мечи первыми. Они хотели схватить его живым, а значит, живые в его ситуации завидуют мертвым… Он стал нащупывать меч, и тут они разом набросились на него.
Левой рукой он отбросил одного из нападающих, потом чьи-то лапы стиснули ему правую руку, он получил мощный удар по голове, а затем последовал безотказный, старый как мир довод – удар ногой ниже пояса.
