Уэйн Барлоу - Демон Господа
— И служанку свою в узде держи. Пора положить конец ее беспрестанным путешествиям.
Конец фразы уже мало походил на речь и утонул в нервном жужжании. Наверху трона слышалось легкое трепетание слюдяных крылышек, оно усиливалось по мере того, как все больше мух приходило в возбужденное движение. Лилит стояла на месте, взглядом обыскивая темное пространство под куполом, замечая признаки движения.
Глаза обманули ее. Адрамалик видел, чего стоила ей покорность, в том, как она держала голову, как напряглись ее руки, свободно висевшие до того вдоль тела.
Уж в который раз Адрамалик внимательно следил за происходившим и никогда не мог уловить: действительно ли процесс собирания тела властелина или же его распадения на хаотично мечущиеся тучи мух начинается с одной особи, с одной зеленой искорки — главной, которая и была Вельзевулом? Он не понял до сих пор. Государь поднимался вверх, и его одежды медленно падали к земле, а Адрамалик ловил их, уже набив на этом руку.
Он никогда не мог оторваться от зрелища того, как приходит его господин. И прежде густой воздух вокруг трона стал еще плотнее от облака мух, льющегося сверху, словно вспыхивавшего крошечными зелеными молниями. Они кружили под куполом, смешиваясь с проблесками тусклого света снаружи, их облако становилось все плотнее, пока наконец почти сформировавшееся тело не завертелось вокруг подвешенных там кож. После нескольких прихотливых, трудноуловимых оборотов рой неожиданно собрался в нескольких ярдах от Лилит — в темную, отдаленно похожую на человека форму. Она висела в паре футов от пола, ее лицо постоянно двигалось. И вдруг все мухи, подобно крохотным частичкам какой-то живой мозаики, заняли свои места, словно исчезли, и получившееся существо поставило на пол свою когтистую лапу. И стало государем Ада.
Адрамалик поспешил вперед, помог государю облачиться в кожаную тунику, алый с золотом плащ и тяжелые наплечные цепи — знаки власти. Он проделал это ловкими, легкими движениями, не касаясь отливающих холодными цветами радуги слегка вибрирующих крыльев, из которых состояла спина Вельзевула. Когда магистр отступил на шаг, на груди Мухи, бросая мрачный отсвет на его лицо, огненными знаками сияли его символы.
Оставшиеся свободными мухи продолжали носиться кругами, как шаловливые щенки, льнущие к хозяину, затем перекинулись на Лилит. Она их как будто не замечала, уставившись в пол склепа.
Адрамалик отступил на несколько шагов, глубоко вздохнул, с почтением следя за лицом Вельзевула. Прошло немало времени с тех пор, как хозяин появлялся в Ротонде в последний раз.
— О, Лилит… — выдохнул государь.
Она посмотрела на него. Адрамалику лицо хозяина всегда казалось прекрасным, в нем сочетались черты человека и мухи, причем больше здесь было от насекомого. Глаз на царственном лике на сей раз, подсчитал Адрамалик, было пятнадцать. Число их менялось постоянно.
Адрамалик попробовал представить себе, что думает Лилит, глядя в это лицо, смягченное недостойной страстью, которую питал к ней Вельзевул. Сам магистр понять этого чувства не мог. Похоть, в любой ее форме, была ему, естественно, знакома, но не ее «дополнительные украшения» — их он считал признаком слабости и зависимости. Конечно, Вельзевулу свои размышления на сей счет он высказывать не спешил.
Вот Вельзевул вытянул вперед когтистую лапу — не повелительно, а чуть ли не умоляюще. Она без колебаний, не дрогнув, вложила в нее свою руку. «Научилась, — улыбнулся Адрамалик, вспомнив давние тяжелые уроки. — Тысячелетия научат. А еще — палачи…»
Государь подтянул любимую к себе. Он возвышался над ней и, только когда мухи чуть разошлись в местах суставов, смог к ней нагнуться. И, нежно взяв руками ее голову, приблизил ее к свисавшему из центра своего лица хоботку.
Лилит закрыла глаза. Этому она тоже уже научилась.
Он поцеловал ее — длинный, толстый мушиный хобот проник в ее рот, в горле затанцевали сотни мух.
Лилит переносила объятия государя терпеливо — не двигаясь, не сопротивляясь. Вельзевул этого либо не замечал, либо даже наслаждался ее холодностью. Адрамалик смотрел на них не отрываясь.
Магистр понимал, что она научилась не обращать внимания на паранойю Мухи, на его самодурство, мании, припадки бешенства. Такое она могла простить. Но Адрамалик знал, что Лилит не могла простить Вельзевулу. Не могла простить его любви и его страсти.
Не в силах отвести взгляда, Адрамалик стоял и смаковал ее безмерно распаляющую холодность.
IX
С каждым шагом Элигор падал духом. Он приземлился вместе с Саргатаном и Валефаром перед Западными воротами, называемыми Порта-Висцера, и теперь демоны стояли перед ними. Как и все пять ворот Диса, они представляли собой угловатое строение высотой в пятьсот футов, состоявшее из нескольких башен синевато-серого камня. Между воротами тянулись толстые, грубые стены. Больше всего Элигора поразило то, что они были утыканы острыми крюками на расстоянии примерно фута друг от друга, и на этих крюках были нанизаны высушенные части человеческих тел. Чаще всего на крюках болтались совершенно ненужные в Аду сердца, однако тут и там попадались другие части человеческих останков. Кишки, половые органы, даже глаза — все они шевелились от порывов ветра, и это делало стену похожей на странный колеблющийся ковер, сотканный из остатков прежней жизни. Меж крюками порхали мелкие абиссали — украдкой, опасливо отщипывали кусочки, хотя никто их не отгонял. Подойдя ближе, Элигор заметил, как по стене вниз-вверх накатывают волны каких-то многоножек — они щипали, грызли и рвали давно замученную плоть. Сгнившие и объеденные куски то и дело срывались, иной раз падали у ног проходящих в ворота, а то и на их головы, и сметались прочь специально приставленными душами-уборщиками.
Пройдя ворота, демоны вступили на широкий проспект Девяти Иерархий. Он шел под уклон, открывая панораму древнего города. Процессию возглавил Валефар — он прокладывал путь и старательно огибал загромоздившие улицу кучи гнилой требухи. В отличие от Адамантинаркса здесь повсюду валялись куски тел, под ногами скрипели кости, кое-где мостовая была скрыта под ними полностью. В гнилье рылись крупные, толщиной с руку мелкого беса, черви — они то и дело показывались из сумрака переулков. За пищу тут дрались отчаянно. За какую-нибудь жалкую крошку схватывались сразу несколько странных крючконосых тварей — извиваясь, душа друг друга в кольцах длинных тел. Некстати подвернувшаяся душа вполне могла окончить день в желудках сразу нескольких обитателей мостовых, поэтому большинство здешних душ опасливо жалось вдоль стен. У Элигора, привыкшего к абиссалям Пустошей, здешняя юркая нечисть вызвала полное отвращение, и он нещадно давил ногами зазевавшихся — только панцири хрустели да жижа из их лопавшихся оболочек брызгала.
