dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов
— О, прошу тебя. Давай окончим представление.
Она смотрела ему в глаза несколько долгих мгновений. Он вдруг понял все — с непостижимой и холодной ясностью — понял ее. И простил.
— Твой муж не вернется. Я тебе не муж, и никогда им не стану. Я люблю другую женщину. И ему я не отец, и никогда не буду. У меня есть сын, он живой, и я ему нужен, — сказал он, только чтобы прогнать наваждение. — Если ты правда любила меня…
— Замолчи, — оборвала она его, поднимая обе руки. — И ты, Шейн. Хватит плакать. Он лишь поцарапал тебя. Он не сделает больно.
Она положила руки ему на шею, теплые, гладкие руки, повозилась с узлом — и ожерелье беглеца упало на пол. Драко наступил на него с таким удовольствием, какого в такой момент от себя и не ждал.
Он попятился к двери, не выпуская мальчика и не убирая кинжал.
— Что ты делаешь? Я отпустила тебя, Драко, — Шэннон повысила голос, и, кажется, впервые дала волю своему страху. — Отпусти и ты его.
— Пока не буду там, за порогом.
— Ты сумасшедший! Никто не уходит в ночь. Не здесь, не в краю Полудня!
— Мне надоели эти страхи и суеверия, — негромко сказал он. — Я наелся досыта вашими легендами и прочей ерундой. Ночь кончится очень скоро. Я буду далеко, и не вздумайте высылать за мной. Вы знаете, что сюда едут стражи свободы.
— Врет, все врет, — просипел Шейн, дергаясь и дрыгая ногами, — никто не придет ему на помощь. Мама! Пусть убирается, пусть его сожрут там, в ночи. Пусть его чума заберет, пускай…
Они спустились вниз, миновали стол, на котором сиротливо желтел маленький светильник.
Шейн почти волочился рядом с Драко, спотыкаясь и плача, кинжал оставлял узкие полосы на его красивой шее — и Драко изо всех сил пытался их не оставлять, да иначе не получалось. Наконец, с огромным облегчением, он отшвырнул мальчика в сторону. Загремел резной дубовый стул, Шейн упал на пол и завыл в голос. Шэннон бросилась к сыну.
Драко взял фонарь и толкнул тяжелые двери. Вышагнул в полную темноту.
* * *Он так долго представлял себе побег, что теперь ноги сами несли его — мимо амбаров и колодца, мимо тополей, каменной ограды, и все вокруг было мраком, бархатным, плотным, лишь жалкий круг света от фонаря выхватывал — то бледные головки цветков льна, то высокий серебристо-серый ствол дерева, то вытоптанный пятачок травы под ногами.
В ночь за ним никто посылать не станет — это наверняка. Не станут, скорее всего, и с приходом солнца — да и кто мог бы преследовать?
Шэннон не отпустит сына, а сама не опустится до охоты за беглецом. Лауро? Смешно. Остальные? Девицы, женщины, старухи, беспомощные и глупые.
Нет, побег отсюда был делом совсем простым. Не следовало тратить время и ждать, когда ее сердце смягчится — надо было провернуть все в самом начале.
Собственные нелепые ожидания Драко показались ему такими смешными, что он даже тихонько хохотнул. Чего он ждал, на что рассчитывал?
Женщина сошла с ума без мужчины. Настолько помешалась, что выкупила беглеца и сделала его своим, в полном смысле слова, своим. Не роняя достоинства, не прикоснувшись даже к нему, без поцелуев, признаний, объятий и постели. О, это было довольно ловко проделано.
Драко шагал по льняному полю, спотыкаясь о путанные стебли и камешки, распаляя в себе этот гнев на нее — гнев придавал храбрости, честно сказать.
Ночь была пустотой — совершенной, абсолютной, немыслимой. Ни звука вокруг. Он обернулся. Узкие прорези окон поместья светились тускло-оранжевым — словно глаза какого-то далекого, большого, мирного зверя.
Зашагал быстрее, стараясь унять растущий ужас. Недолго, говорил он себе, недолго. Он будет на дороге, и появится солнце. Высокие травы касались его ладоней, задевали бедра и колени. Прикосновения вкрадчивые, чужие.
Он с облегчением увидел, что шел так быстро — почти бежал — и уже в круге света его фонарика показались две развороченные, блестевшие от влаги, жирные колеи. Драко знал, куда ему идти — к Рубиновому кольцу, повернул и прибавил шагу. В тишине слышал лишь собственное дыхание, да чавкающие звуки под подошвами сапог.
Вот и славно. Теперь он свободный человек, не беглец без одежды и достоинства, а человек, которому всякий рад будет помочь. Ну, хорошо, допустим, и не всякий… В любом мире полно таких, как Кето и Калеб, их всегда больше, чем таких, как Шэннон и Шейн. Ах, Шэннон.
Нет.
Лучше уж корзинщик с его пьяным глупым расчетом, чем такие, как она.
О мальчике он решил больше не думать, не вспоминать. Он чувствовал себя грязным, униженным. Отчего-то все это смешалось в его душе, похоть, низость, собственные притворные поцелуи, и эти запахи — цветы, пот, желание.
Что-то встало за его спиной — он даже не почувствовал, а просто в одно мгновение узнал.
Знал, что нечто большое и равнодушное, и опасное в этом безмолвном тягостном равнодушии, стоит сейчас позади. Драко побежал, фонарь в его руке раскачивался, свет дергался, выхватывая полосы грязи на дороге, его собственные ноги, бесцветные спутанные стебли травы.
Он не выдержал и оглянулся. Сердце билось неистово, кровь пульсировала в ушах, в висках. Его рот стал сухим и жарким, язык еле ворочался.
— Эй! — крикнул он, чтобы самого себя разуверить. — Кто вы? Кто здесь?
Драко поднял фонарь повыше. Свет лег на колею, и вот оно приблизилось — нечто высокое, молчащее, бесстрастное. Он попятился, едва не упал. Высоко над ним горели два мрачных белых глаза — маленькие и близко посаженные, немигающие, глядящие прямо перед собой — не на Драко. В безветрии, в бессловесном покорном упорстве, оно надвигалось прямо на беглеца. Драко шагнул в сторону.
Существо прошло мимо, не остановилось и не оглянулось, он чувствовал, как оно идет — его шаги, мерные и шаркающие, и ужасное это движение бесплотной — и все же невозможно плотной — тьмы рядом с собой. Он опять поднял фонарь, пытаясь разглядеть путника — и увидел Скорпиуса.
Скорпиус был у него на руках — если то были руки, но Драко показалось, что видит длинные пальцы, держащие маленькое тело под коленями, под мышками. Скорпиус спал, там, в высоте, лицо его было мирным и отрешенным, совсем таким, как там, в Малфой Мэнор — короткие светлые волосы, забавная складка маленьких упрямых губ, выпуклые веки, длинные ресницы.
Он не мог этого видеть, не мог отсюда, с того места, где стоял — но видел же, так ясно, так… по-настоящему.
— Скорпиус, — он закричал или зашептал, сам не знал точно. — Скорпиус, это я! Я здесь, пришел за тобой! Здесь, я здесь…
Существо уходило все дальше, двигалось размеренно и бестрепетно. Он побежал было следом, споткнулся, фонарь упал и опрокинулся, масло с шипением выплеснулось в лужицу, загорелось, вспыхнуло. Драко встал на одно колено, и, в свете яркого пламени, увидел, что существо пропало. Скорпиус лежал в колее, обнаженный, он видел его маленькие лопатки и шею с выступающим позвонком.
