Ольга Громыко - Профессия: ведьма
– Рен. Просто Рен. Лошадку привела?
Я снизу вверх оглядела Ромашку.
– Да, как ни странно, это действительно лошадка. А я почему-то думала, что ослица.
Ромашка неодобрительно фыркнула и потянулась к разложенным на салфетке ломтям хлеба. Я сорвала длинную травинку с тяжелым колоском на конце и вытянула Ромашку поперек храпа. Лошадь, чихнув, отступила.
– Нельзя ли оставить ее на ваше попечение? Она у меня мошенница жуткая. Никогда не знаешь, что ей взбредет в голову. Вон фартук с утра сжевала…
– С характером, в хозяйку, – беззлобно пошутил табунщик. – Расседлывай, чего уж там. Пусть пасется вместе с табуном.
– А если она мне понадобится? Она ведь такая, захочет – дастся в руки, а не захочет – махнет хвостом, и ищи ее в чистом поле.
– Поймаем, – успокоил меня Рен. – Лошадки у нас спокойные, может, перевоспитают твою капризницу.
Табун как раз приметил новенькую. Кобылицы демонстративно фыркали, жеребцы заинтересованно рыли землю копытами. Их было штук пятьдесят – рослых, поджарых, ухоженных лошадей неизвестной мне породы: длинноногие, изящные, под блестящей шкурой комьями перекатываются мышцы. Большинство – темно-рыжие, ровного окраса, пятнистых нет ни одной, но попадаются и вороные, и светлые.
Ромашка напряглась, вздернула хвост и тоненько, жалобно заржала.
Из табуна выделился снежно-белый, широкогрудый и массивный жеребец. Подозрительно оглядевшись по сторонам, конь зарысил к нам, высоко поднимая ноги. Я быстренько расседлала Ромашку, сняла узду. По лошадиной спине прокатилась волна дрожи. Жеребец остановился в сорока локтях, недоверчиво раздувая крапчато-розовые ноздри.
– Ну иди, что ты жеманишься? – Я шлепнула Ромашку по крупу.
Неодобрительно махнув хвостом, она перебрала тонкими ногами и застыла, трепеща ресницами, как девица на выданье. Жеребец призывно заржал. Кобыла опустила голову и разок-другой щипнула плешинку белого клевера. Кавалер набрался смелости, приблизился к Ромашке вплотную и, вытянув шею, коснулся ее уха шелковистой мордой. Звонкое, сердитое ржание всколыхнуло пряный луговой воздух. Табун раскололся узким коридором, по которому промчался здоровенный, злющий вороной жеребец и, не пригасив галопа, врезался белому в бок. Взметнувшись на дыбы, жеребцы сошлись в нешуточном поединке, кусаясь, лягаясь и яростно визжа. Ромашка воодушевленно внимала, изредка подбадривая драчунов мелодичным ржанием.
Рыцарский турнир проходил с переменным успехом, но белый неожиданно струсил и, оставив в зубах у вороного клок гривы, пустился наутек.
Победитель зарысил было вдогонку, но дезертир улепетывал, как заяц, и вороной мало-помалу замедлил шаг. Постояв в раздумье, он презрительно заржал трусу вослед и вернулся к табуну, демонстративно игнорируя очаровательную причину конфликта. Сорвав еще пучок клевера, моя кокетливая кобылка неспешно побрела вслед за вороным. Жеребец замедлил шаг, и вскоре они паслись бок о бок, переглядываясь, как заговорщики.
– Жалко, – со вздохом протянула я, отводя взгляд. – И чем ей белый не понравился? Такая бы красивая пара вышла…
– Видать, не в масти дело, – развел руками табунщик.
– А чей это жеребец?
– Вороной? Повелителя.
В голубом небе над нами парил коршун. Короткохвостый и самоуверенный, он скользил на распростертых крыльях по восходящему потоку воздуха. По траве бежала размытая серая тень. Табунщик, прикрыв глаза рукой, с умеренным интересом следил за птицей.
– А вы умеете… летать? – задала я давно мучивший меня вопрос.
Боги не обделили табунщика чувством юмора.
– Смотря откуда спрыгнуть.
Я попалась на удочку:
– Ну, скажем, вон с той осины?
– Аршинов десять пролечу.
– По ветру или против?
– Поперек.
– Значит, все-таки не умеете? – не отставала я.
– Крошка, ну подумай – далеко на этом улетишь? – Рен распахнул крылья, и меня осенило тенью. По форме и размерам крылья напоминали две треугольные простыни, укрепленные на мачтах. Я робко ощупала эти приспособления. Да, на таком не полетаешь. Кости вытянутые, сплющенные, ненадежные. Самая толстая, плечевая – с основание большого пальца, конечные фаланги тонюсеньких, расходящихся веером косточек-жилок вообще хрящевые, прогибаются от самого легкого ветерка, кожа тоненькая, пигментированная до черноты. Вот вам еще одна загадка – зачем вампиру крылья, хлипкие и ненадежные сооружения, на которых нельзя даже планировать – порвутся, как бумажный зонтик?
Когда я налюбовалась крыльями, табунщик сложил их двумя компактными валиками на спине. Большинство вампиров носило крылья полуразвернутыми, и я даже не представляла, что в случае необходимости их можно так аккуратно упаковать. Набросить куртку, плащ – никто и не догадается, что перед ним вампир.
То-то мода на плащи не проходит…
Я поблагодарила и встала, отряхивая крошки со штанов.
Дорога к табуну заняла у моей лошадки около пятнадцати минут. Бежала она вроде бы трусцой, но не слишком резвой. Если Ромашка не в духе, она умудряется галопировать… на одном месте, перебирая ногами, как белка в колесе. Как ей удается проделывать подобное, уму непостижимо. Случалось, меня обгоняли удивленные побирушки на костылях; и в то же время я искренне верила, что лошадка резво несется вскачь. Со временем я наловчилась выверять скорость по мельтешению обочин и провести меня было не так-то просто. Так вот, обратный путь не мог отнять больше получаса пешедралом. По пути к табуну я честно придерживалась тропы из опасения заблудиться, но дорожка оказалась на редкость извилистой, словно в незапамятные времена ее проложили два пьяных вампира (временами тропа раздваивалась). Парящему в небе коршуну она наверняка казалась зигзагообразной.
И я решила вытоптать новую тропу, срезая углы старой. Зря я это сделала… Примерно через час я уже ни на что не надеялась и окончательно пала духом, то есть пыталась определить север по бородам мха на поваленных стволах. Источником моих злоключений послужил «эффект черновика». Для новичков в теоретической магии поясняю: «эффект черновика» – искажение плоскости пространства, скомканного, как исчерканный лист. Тропки на самом деле являлись как бы пересекающимися линиями сгибов, кратчайшими путями из одной точки в другую. А между ними находились «горбы» смятой реальности. Чтобы представить себе их масштаб, сравните гладкий лист тонкой гербовой бумаги локоть на локоть… и шарик величиной с лесной орех, до размеров которого этот лист можно скомкать. Свернув с тропы, я как бы расправила шарик и теперь могла находиться в любом углу листа… и блуждать по нему до полного одичания. Мрачная перспектива. Искажение пространства внешне никак не проявляется, но уж я-то, магичка, могла бы почувствовать изменения в течениях подземных энергетических линий. За все надо платить, за глупость тоже. Когда-нибудь кто-нибудь да найдет мой унылый скелет, проросший незабудками. Пока же приходилось влачить скелет в себе, и он казался чересчур тяжелым для усталых ног.
