Анастасия Сычёва - Под угрозой уничтожения мира
Позабыв о спасательном ледяном панцире, секунду я смотрела на нее в полном изумлении, пытаясь осознать услышанное.
— Ты отказалась от меня, когда я родилась, — медленно начала я. — А спустя двадцать пять лет ты решила, что от меня все же может быть толк, и даже готова взять меня под свою защиту? Я ничего не перепутала?
Она смерила меня долгим, оценивающим взглядом — глаза в это время холодно прищурились — и наконец соизволила ответить:
— Я не имею ничего против тебя лично, Корделия. Когда ты родилась, ребенок-трейхе стал бы камнем у меня на шее, и я не пожелала нести его. Мне до смерти надоело бежать, скрываться, и я хотела жить своей жизнью, не чувствуя больше связи ни с этой проклятой семьей, ни с памятью об отце, который когда-то уничтожил все, что у меня было, — на этом моменте эльфийка позволила себе показать свои истинные чувства, так что ее голос впервые утратил спокойствие и наполнился неподдельной страстью. — Уверена, ты, как никто, можешь понять это желание. Впрочем, если мне не изменяет память, ты тоже пожертвовала человеческими жизнями, чтобы обрести свободу?
На этот убийственный аргумент мне было нечего ответить, и после паузы я выдавила:
— И как, тебе удалось жить так, как тебе хочется?
— Да, — ее лицо озарилось мягкой улыбкой, и от ее красоты в тот момент у меня перехватило дыхание. — Теперь у меня есть все, чего я хотела — муж, дети, дом, положение в обществе. Я счастлива.
— Рада за тебя, — буркнула я. — А твоим великосветским знакомым известно, что ты Этари?
— Нет, — совершенно невозмутимо отозвалась она. — Мы с Тарионом прикладываем все усилия, чтобы этого никто не узнал.
— Последний вопрос, — сказала я, заставляя себя просто фиксировать в памяти происходящее и запоминать ее слова, не подключая к делу эмоции. — Двадцать пять лет назад в Валенсии ты просто скрывалась от преследования?
— Верно, — подтвердила Натаниэль. — Я повела себя неосторожно, и мне было необходимо спрятаться. Какое-то время я жила при дворе, где у меня случился роман с наследным принцем. Вокруг него тогда еще вилась одна аристократочка, которую я терпеть не могла, так что мне доставило огромное удовольствие увести Дария прямо у нее из-под носа. Правда, через какое-то время, уже вернувшись в Лорен, я обнаружила, что беременна… — она неопределенно пожала плечами. — Хотя, насколько мне известно, из Алины получилась неплохая королева.
От дома до нас донесся взрыв смеха, и мы одновременно повернули головы по направлению к источнику звука.
— Нам пора возвращаться, — сказала эльфийка. — Мое предложение насчет защиты остается в силе. Тариону известно о тебе, и он не возражает против твоего присутствия.
— Весьма признательна, — язвительно отозвалась я.
— Глупо поддаваться эмоциям, — заметила Натаниэль, нисколько не задетая моим тоном. — Хоть Арлиона уже сто лет как нет в живых, нам с тобой по-прежнему необходимо остерегаться. И темных эльфов, и магов, и, в первую очередь, вампиров. В одиночку ты особо не повоюешь. К тому же я могла бы тебе помочь устроиться в жизни. Ты себя со стороны вообще видела? Ты похожа на кухарку, случайно очутившуюся в королевских покоях, а ведь ты принцесса!
Некоторое время я молча смотрела на нее, прикидывая, стоит ли сообщить ей правду. Натаниэль же сочла, что разговор окончен, и направилась к выходу; оборки тяжелого платья слегка покачивались в такт ее шагу. Мелочная мстительность взяла верх, и я рассеянно заметила ей вслед:
— Приятно видеть, как сильно о тебе заботится Тарион.
Та остановилась, и я заметила, как под бархатной тканью напряглась ее спина.
— Что ты имеешь в виду?
— Он бережет твое душевное спокойствие, — пояснила я. — Оберегает от неприятных вестей. В противном случае тебе бы уже было известно, что группе темных магов несколько недель назад удалось воскресить Арлиона из мертвых.
Натаниэль превратилась в каменное изваяние, а затем медленно повернулась ко мне. Ее лицо теперь напоминало лицо статуи, выполненное из белоснежного мрамора — безупречное, но абсолютно безжизненное.
— Ты лжешь.
— Спроси его сама, — предложила я. — Вашему королю известно об Арлионе, и я сомневаюсь, чтобы он утаил такую важную информацию от своего советника.
Спокойствие слетело с нее, как осенняя листва с дерева, и в тот момент я увидела ее настоящие чувства, сменяющие друг друга — смятение, изумление, неверие.
Страх.
— Нет, — с трудом прошептали ее идеально очерченные губы. — Нет. Он же уничтожит нас всех!
Позабыв о том, что ей полагалось в любой ситуации оставаться хозяйкой положения, она торопливо подхватила юбки и бросилась вон, а я устало опустилась на скамейку, чувствуя себя выжатой досуха тряпкой.
Мда, совсем не такого поворота я ожидала от этого вечера. Мать… Ну надо же. Я совсем не стремилась к знакомству с ней и не собиралась ее искать, а тут такая встреча…
Самое странное было то, что я не ощущала особой боли после этого разговора. Опустошенность была, чувство обиды, но не было ощущения, что меня предали, как после ареста в Валенсии. Конечно, меня угнетало, что мать избавилась от меня, как от помехи, а потом завела собственную семью, но я уже давно свыклась с мыслью, что никогда не была ей нужна. Да и ничего нового я, по сути, не узнала, только подтвердились старые догадки.
— Судя по тому, с каким выражением лица она направилась к дому, рискну предположить, что ты рассказала ей об Арлионе.
Глубоко погрузившись в свои мысли, я не услышала приближающихся шагов и вздрогнула от неожиданности. Но голос был знакомым, и я снова уставилась в пол перед собой, а Адриан вошел внутрь и сел рядом.
— Хотелось сбить с нее этот самоуверенный вид, — буркнула я, а потом все же посмотрела на архивампира. — Ты знал, что Натаниэль Каэйри — моя мать.
— Знал, — подтвердил он. — Но подумал, что тебе будет неприятно вмешательство посторонних в личные дела, даже если они знают что-то, чего не знаешь ты.
Я открыла было рот, чтобы возразить, но осеклась. В памяти всплыли сны об Арлионе Этари и Исабеле Вереантерской. Ведь мне тоже известна правда о близком Адриану человеке, и я точно так же не желаю об этом говорить!
— Беседа была плодотворной? — поинтересовался тем временем он.
Я отрицательно покачала головой и откинулась на спинку скамьи, прислонившись головой к стене.
— Нет. Если, конечно, не считать плодотворным известие, что я появилась на свет только потому, что моей матери хотелось досадить моей будущей мачехе, — я недовольно тряхнула головой. — Извини. В свете происходящих событий тебе точно неинтересно слушать, как я жалуюсь на жизнь. Наверное, мне лучше вернуться в дом.
