Ирина Котова - Королевская кровь-4
Царица, склонив голову, смотрела на него — и улыбалась все грустнее, пока не стала совершенно серьезной.
— И я тебя вижу, — тихо произнесла она, — много в тебе горя и одиночества, мало света. И сердце твое занято. Расскажи мне, что тревожит тебя, Четери, — попросила она, — я помогу всем, что в моих силах. Но прежде скажи, где Ангелина Рудлог? Вы не обидели ее?
— В Рудлоге, — скупо ответил гость, — вчера вернулась.
Иппоталия только покачала головой, наблюдая, как растет в ауре сына Синей темная тревога и яркая злость.
— Что же ты не ешь? — спросила она, мудро рассудив, что расспрашивать о тревогах рано, а накормленный мужчина добреет и говорит охотнее. — Прошу тебя, попробуй ягнёнка.
Четери ел, говорил кратко — о том, что есть женщина, которая ему нужна, что она спит, а видел он ее далеко от тела, во внезапно ожившем озере, и что кому как не дочери Синей помочь ему? — а царица слушала и рассматривала его почти с материнской нежностью. Есть и такие мужчины, да. Совершенные, доведенные до предела своей мужской природы. Непререкаемые — что решил, то и будет, но при этом не жестокие и снисходительные к слабым. И хорошо, что нет в нем жажды власти или огня войны, иначе завоевал бы весь мир, и все армии континента его бы не остановили. Впрочем, дети Воды не могут быть воинственными.
— Я помогу тебе, — повторила она, — только побудь сегодня моим гостем. А завтра я полечу с тобой и посмотрю на это чудо. Никогда не слышала о таком.
— Почему не сегодня? — спросил Чет резко, и она усмехнулась, коснулась его ладони — и лицо его смягчилось, и пальцы дрогнули.
— Я все-таки правлю этой землей, — объяснила царица Иппоталия весело и величественно одновременно, — есть встречи, которые я не могу отложить.
Он даже не смутился, только кивнул неохотно и вдруг рассмеялся.
— Прости, царица. Я слишком привык отдавать приказы и одичал за время заключения.
— Расскажешь, что случилось с вами? — поинтересовалась государыня вкрадчиво. — Откуда в тебе столько тьмы?
Он задумался — прохладные женские пальцы ласкали его ладонь, и в душе воцарялись умиротворение и нега, словно парил он на плотных ветрах на невероятной высоте, там, где чудовищно холодно, зато солнце, первозданное, близкое, греет так, что можно заснуть и раствориться в золотистом свете.
— Нет, — сказал он неохотно. Талия едва заметно улыбнулась — ну кто бы сомневался, что этот не будет жаловаться и говорить о своем поражении. — Завтра, если позволишь, я отнесу тебя к озеру, а затем в Истаил, представлю тебе Владыку Нории. С ним и поговорите — а я воин, а не дипломат, прекраснейшая.
— Отлично, — царица очевидно была довольна. — Нам давно пора с ним познакомиться. А пока отдохни, — добавила она воркующе и низко, — тебя после завтрака проводят в павильон с твоими покоями. Делай что пожелаешь, слуги будут рады услужить тебе. Завтра утром я позову тебя. Ну а сейчас расскажи мне про мою прабабку Ксантиппу, Четери. Про это ты можешь поговорить?
В своих покоях дракон пробыл недолго — он вообще предпочитал двигаться, а не лежать, тем более что сытный завтрак растекался по телу столь ненавистной ему слабостью и ленью. Чет обошел огромный дворцовый комплекс — многое осталось таким, как он запомнил, но и достроек оказалось значительное количество — побродил по берегу, не обращая внимания на наблюдающих за ним придворных дам, сходил к казармам, с сарказмом покачал головой, глядя как занимаются там солдаты-женщины, и ушел в город.
Терласса, в которой, как и в Иоаннесбурге, от старого города осталась пара десятков кварталов, разрослась вширь и ввысь, сверкала небоскребами и оглушала шумом тысяч машин. И все равно сохраняла особое очарование приморского города — с любой точки была видна широкая, округлая полоса океана, и воздух был свежий и пах рыбой, и растительность была южная, привычная Чету, и парков было изобилие. Забавно, но наравне с несущимися автомобилями по выделенным полосам спокойно двигались открытые коляски, запряженные парами лошадей. Лошадей тут вообще было много — и на улицах, и в парках; их любили в прошлом, и не перестали любить сейчас. Все отличие — отсутствие на улицах конского навоза, чей сладковатый душок ранее витал над Терлассой, смешиваясь с запахами моря и цветущих деревьев.
Здесь, безусловно, был мир женщин — важничали все, от сопливых девчонок и дам, одетых строго, офисно, до величественных старух. Мужчины сопровождали их, держась немного позади. Иностранцев было куда меньше, чем в Рудлоге — видимо, матриархат все-таки не привлекал сильную половину человечества, и на Чета поглядывали неодобрительно, но молчали.
Среди высоких новых домов то тут, то там попадались небольшие, изящные храмы Синей. Они были открытыми — крыши держались на увитых плющом колоннах, и статуи покровительницы Маль-Серены были видны всем проходящим.
Дракон, досадуя, что не захватил с собой золота на жертву, заглянул в один из них, пробормотал слова приветствия и почтительно прикоснулся к каменной ступне маленькой улыбающейся Богини. И получил ответ — он всегда его получал — огромная бабочка сорвалась с цветущего вьюнка, сделавшего строгие колонны зелеными, мохнатыми, и мазнула-поцеловала его крыльями по щеке.
Сохранился в центре и старый храм всех богов — открывал полукруг Белый, закрывал Черный, как и положено в годовом цикле, а богиня воды стояла перед своим зимнем мужем, но здесь она была не мягкой и нежной, а настоящей воительницей в доспехах — только на Маль-Серене можно было увидеть подобные изображения богини Любви, словно напоминающие, что стихия может быть и жестокой, и сокрушающей, и не менее мощной, чем ее братья.
В конце концов Четери так устал от безделья, что, вернувшись во дворец, подошел к капитану царских стрелков и почти вежливо — насколько это было ему доступно — изъявил желание научиться стрелять. Офицер, коротко стриженная, с зычным голосом, с сомнением оглядела дерзкого мужика с ног до головы — не выбрал ли он такой способ поухаживать за ней, матерью четверых детей. Но гостю было приказано ни в чем не отказывать — поэтому капитан провела суровый инструктаж, потренировала его на разборку-сборку пистолета, неожиданно сама увлеклась, рассказывая о разных видах стрелкового оружия, привела дракона к арсеналу, запретив что-либо трогать, и там прочитала настоящую вдохновенную лекцию.
Гость слушал внимательно, и она благодушно отнесла его утренние ухмылки к классической мужской легкомысленности, выдала пистолет, наушники и поставила в открытый тир под присмотром нескольких солдат.
Теперь пришла пора бравым стрелкам улыбаться и хихикать — дракон безбожно мазал, но упрямо целился, стрелял, менял обоймы, советы слушал угрюмо, принимал помощь в постановке рук, снова стрелял. Пока у него стало хоть что-то получаться, наступил вечер — и он с удовольствием принял приглашение на простой ужин в солдатской столовой. И даже не улыбнулся, когда к нему подошли двое офицеров и предложили прийти в спортзал и побороться. Он сделал вид, что раздумывает, и отказался.
