Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным
— Хочешь оказаться там, с ним?
Вольфер, помрачнев, отвернулся. — Я хочу чтобы он победил в Осприи, и выбирать не пришлось бы вовсе. С другой стороны я хочу, чтоб моя жена не еблась с пекарем, когда я три года назад воевал в Союзе. Хотеть не вредно.
Трясучка ухмыльнулся и постучал ногтём по металлическому глазу. — Факт.
Коска сидел на походном стуле, в единственной относительно нетронутой части садов, и наблюдал за пасущейся на росистой траве козой. Было что-то странно умиротворяющее в её постепенном, неуклонном продвижении через последний ошмёток газона. Вихляние её губ, скромное откусывание по чуть-чуть, мелкие шажки, которые кропотливо раз-за разом вскоре выбреют всю эту лужайку до колючей щетины. Он засунул в ухо кончик пальца и подвигал им туда-сюда, пытаясь изгнать смутный звон, что по всё ещё таился на краю слышимости. Тот упорствовал. Он вздохнул, поднял фляжку, услышал шаги скребущие по гравию и приостановился. К нему шла Монза. Она выглядела донельзя изнурёной, плечи ссутулились, рот скривился, глаза провалились в тёмные ямы.
— Зафиг ты держишь козу?
Коска неторопливо употребил из фляги, скорчил гримасу и употребил снова. — Коза — зверь благородный. Она напоминает мне, в твоё отсутствие, что надо быть настойчивым, прямолинейным и упорно трудиться. По жизни нужно быть с кем-то, Монцкарро. — Коза подняла голову, и проблеяла очевидное согласие. — Надеюсь ты не обидишься, если я скажу, что ты выглядишь измученной.
— Долная ночка, — пробубнила она, и Коска счёл это чудовищным преуменьшением.
— Не сомневаюсь.
— Осприйцы вышли из Талинса. Случился бунт. Паника.
— Это неизбежно.
— Кто-то распустил слух, что на подходе Союзный флот.
— Слухи способны навредить сильнее, чем сами корабли.
— Корону отравили, — просипела она.
— Владык Стирии сгубила собственная жажда власти. Здесь знак, не находишь? Сочетаются и смерть, и образ. Ответственный поэт-отравитель умудрился убить канцлера, герцога, графиню, первого гражданина и короля, а также преподать миру бесценный жизненный урок — и всё за один вечер. Наш с тобою друг, Морвеер?
Она сплюнула. — Может быть.
— Никогда не предполагал у столь мелочной сволочи такой размах чувства юмора.
— Извини, если воздержусь от смеха.
— Отчего он пощадил тебя?
— Не он. — Монза протянула перчаточную правую руку. — Моя перчатка.
Коска не удержался и всхрапнул от смеха. — Обалдеть, кто бы мог подумать, что растерев в порошок твою правую руку, герцог Орсо сотоварищи спасли тебе жизнь! Ирония на иронии и иронией погоняет!
— Я обожду веселиться до минутки затишья.
— О, я бы веселился прямо сейчас. Я потратил годы в ожидании минуток затишья. Они так и не наступят, поверь мне. Просто оглянись вокруг. Аффойцы почти все дезертировали до рассвета. Сипанийцы уже разделились на фракции и откатились к югу — зуб даю, воевать друг против друга. Войска Пуранти так стремились начать свою гражданскую войну, что в натуре, стали убивать друг друга ещё в траншеях. Виктусу пришлось их разогнать! Виктус-миротворец, можешь себе представить? Некоторые осприйцы до сих пор здесь, но только потому, что понятия не имеют, что им ещё делать. Вся их шобла носится кругами как куры, когда им отрубят голову. Кто они, по моему мнению, и есть. Знаешь, я вечно изумлялся, насколько быстро могут развалиться дела. Стирия просуществовала единой на протяжении, наверное минуты, и теперь ввергнута в ещё больший хаос, чем прежде. Кто знает — кто захватит власть, и где, и какую? Кажется, окончание Кровавых Лет объявили… — и Коска выпятил подбородок и поскрёб шею, — несколько преждевременно.
Кажется плечи Монзы просели ещё немножко ниже. — Идеальная же ситуация для наёмника?
— На первый взгляд. Но существует такая штука, как чересчур много хаоса, даже для человека навроде меня. Клянусь, Тысяча Мечей наиболее вразумительное и упорядоченное оставшееся здесь войсковое соединение. Отсюда ты можешь вынести некое представление о кромешном бардаке, поразившем твоих альянтов. — Он вытянул ноги перед собой, закинув сапог на сапог. — Я подумывал, неплохо бы повести бригаду в виссеринском направлении, и там настоять на моих притязаниях. Чрезвычайно сомневаюсь, что Рогонт по прежнему станет соблюдать наш уговор…
— Останься, — произнесла она, и твёрдо посмотрела ему в глаза.
— Остаться?
— Останься.
Настала долгая пауза пока они глядели друг на друга. — Ты не имеешь права просить меня об этом.
— Но я прошу. Помоги мне.
— Помочь… тебе? Видать что-то неспроста, раз я стал чей-то лучшей надеждой. А как же твои верноподданные, добрый талинский народ? Оттуда помощи не будет?
— Там не столь рьяно рвутся в бой, как рвались на парад. Они и пальцем не пошевельнут, даже зная, что если вдруг Орсо вернётся то всех их перевешает.
— Ритмы власти сбивчивы, да? И ты не набрала солдат пока была на троне? Отнюдь не в твоём духе.
— Набрала, кого сумела, но здесь на них не полагаюсь. Не против Орсо. Кто знает в какую сторону их понесёт?
— Ага, верность по частям. У меня в этом деле есть какой-никакой опыт. Непредсказуемый сюжет. — Коска ввинтил палец в другое ухо, с точно таким же результом. — Ты не рассматривала возможность… а что, если… всё бросить?
Она посмотрела на него, словно он говорил на иностранном языке. — Чего?
— Я сам бросил тысячу дел — неоконченных, неначатых и откровенно проваленных во всей шири Земного Круга. В конечном счёте они докучали мне намного меньше, чем мои успехи.
— Я не ты.
— О чём мы с тобой постоянно и несказанно сожалеем. Но тем не менее. Ты могла бы забыть о мести. Ты могла бы пойти на уступки. Ты могла бы… пощадить.
— Пощада и трусость — одно и тоже, — зарычала она, сощурив глаза на чёрных вратах в дальнем конце выжженного сада.
Коска выдавил печальную улыбку. — Так ли на самом деле?
— Совесть это отмазка, чтоб ничего не делать.
— Ну да.
— Нет толку от жалоб. Мир такой, какой он есть.
— А.
— От доброты ничего не прибудет. Когда добрый сдохнет, он превратится в говно, как и все мы. Необходимо смотреть вперёд, всегда вперёд и не оглядываться, и вести за один раз только один бой. Нельзя колебаться, не важно какой ценой, не важно какой…
— Знаешь за что я тебя люблю, Монза?
— Э? — Её глаза ошарашенно мелькнули в его сторону.
— Даже после твоего предательства? Ещё сильнее, после твоего предательства? — Коска медленно качнулся к ней. — Потому что знаю, что на самом деле ты не веришь в эту галиматью. Это брехня, которую ты твердишь себе, чтобы ты могла жить дальше со всем что наделала. Что тебе пришлось сделать.
