Павел Буркин - Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)
Потрепанная флотилия достигла Старого Энгольда лишь через два месяца. А к Тольфару прибыла еще через месяц. Зато ее прибытие окончательно изменило расклад сил. Новые солдаты, требюше и, главное, пушки, новые стрелки с винтовками и целый корабль патронов обещали осажденным веселую жизнь. Пушка и винтовки Морреста, как могли, отстреливались, но патронов становилось меньше с каждым днем, да и к пушке осталось семь снарядов. А свинцово-чугунному дождю, что сметал дома в крепости, выворачивал бревна частокола, сносил крыши, казалось, не было конца. Но ядра и пули оказались не самым страшным. Убедившись, что сколенцы не отвечают, алкские плотники засуетились куда ближе. На глазах вырастали куда более впечатляющие машины - Моррест узнал их с первого взгляда.
- Если они начнут стрелять, тут будет огненный смерч, - произнес он.
- Думаешь?
- Уверен. Смотри, как тесно дома стоят, как в Макебалах!
Воин, отсюда кажущийся не больше муравья, перерубил канат, из "беличьих колес" выпрыгнули заряжающие, и противовес ухнул вниз, вскидывая "стрелу" с метательной пращой. Огромный, едва заметный из-за своей голубой окраски снаряд взмыл в небо. Описав длинную дугу, "зажигалка" рухнула в тесноте городских кварталов. Глухой хлопок разрыва - и двухэтажный деревянный дом вспыхнул, как спичка.
- Эй, там, не зеваем! - услышала Эвинна крик десятника. Несколько воинов, отряженных для тушения пожаров, побежали по улице с ведрами и лопатами.
За требюшетным выстрелом грохнул пушечный залп. С тех пор как проклятые батареи начали работать в полную силу, городские укрепления изрядно пострадали. Пушки методично крушили стены замка, вышибали бревна из частокола. Дважды они сносили ворота, и один раз сколенцы едва смогли удержать пролом: обрадованные, что им вернули оружие, оставшиеся с Кардом солдаты давили, как безумные. По совету Морреста ворота пришлось завалить мешками с землей, а на валу вырыть окопы бруствером наружу. Помогло: новые укрепления пушки брали куда хуже. Алки отреагировали быстро: теперь орудия ахали по городу, разнося дома и дырявя стены дворца наместника.
Зато ставший привычным треск винтовочных выстрелов не смолкал ни днем, ни ночью. И те, и другие старались прижать противника к земле, а при возможности подстрелить зазевавшихся, показавшихся над бруствером... Сколенцы отвечали, и немало алков нашли конец от нового оружия. Но у одних патронов был целый корабль, а у других...
Дня, когда замолчат даже редкие выстрелы винтовок и улетит во врага последний снаряд, Моррест ждал с ужасом. Единственное, на что он надеялся - услышать что-то путное на вечернем совещании.
Уцелевшие сотники и пятисотенные были злые и невыспавшиеся, они сбились с ног, разыскивая снадобья для раненых. Раненых было много: пули, стрелы, осколки исправно косили людей, не щадя и горожан. Не меньше обожженных пламенем. Но все невзгоды и трудности были бы им нипочем, если б пустеющие с пугающей быстротой подсумки патронов. Злость и усталость искали выхода, совет свелся ко взаимным обвинениям и напоминал скандал склочных старух. Насчет того, как переломить ход осады, не было сказано ни слова. Да и что они могли предложить? Свои лагеря после ночной вылазки и алки, и воины Карда, и храмовники охраняли как надо. А ведь теперь, когда пушке почти нечем стрелять, они могут и вернуться к строительству канала...
...Офицеры разошлись хмурые, так ничего и не решившие. Эвинна чувствовала, что верная дружба, связывавшая ее сторонников, впервые дала трещину, теперь, когда навалилась беда, они совсем не вовремя вспомнили мелочные обиды. Эвинна ничего не могла с этим поделать!
Последним вошел Моррест. С тех пор, как отряд прорвался в крепость, Моррест наравне с остальными командирами нес все трудности осады. Разумеется, не его вина была в том, что патроны не плодятся, как кролики. Но само его появление напомнило ей, что еще немного - и они останутся беззащитными перед свинцовым ливнем. Когда вошел Моррест, ее охватили отчаяние и бессильная злоба. Злилась она на всех: на Амори, залившего страну кровью, на подлеца-трубача, едва ее не погубившего, на себя - что не заметила шпиона, подслушавшего их с Тородом беседу, на Морреста - за то, что его винтовки не способны стрелять без патронов, то ли дело честный меч, и вообще...
А Моррест стоял в дверях, чутко улавливая настроение любимой. Как она устала, как осунулась за месяцы этой бесконечной осады. Вот девушка склоняет голову, трет красные от недосыпания глаза. Уже много ночей все они на пределе. А ведь толком не зажило пулевое ранение, пулю-то тогда извлекли, а необходимый покой Эвинне, как говорится, только снится.
- Как себя чувствуешь? - участиво спросил Моррест, гладя ее волосы и целуя в губы. Но Эвинна вдруг брезгливо отстранилась от него, грубо оборвав поцелуй.
- Моррест, не стой над душой. А то как целоваться, так ты тут, а как вылазки делать... Где были твои стрелки, когда Амори наступал на столицу?
- Ты же сказала тогда - уходить...
Моррест говорил смущенно, не зная, что еще сказать. Эвинна иногда его упрекала, но еще никогда - так несправедливо!
- И ты с радостью это сделал. Оставил меня одну... - грубо сказала она. - Ты хоть знаешь, как алки трупы чуть донага обирали?!
- Я...
- Ты же не воин, Моррест. Ты ведь летописец, так? - сказала она с ей самой непонятной злостью. - А чей летописец, чей ты хлеб ел? Амори! Ну и катись к нему. Чего ты здесь-то делаешь? - помолчала и добавила: - Ты чужой здесь, Моррест. Мы все - сколенцы, Сколен - наш дом. Не твой. Вот ты и носишься с этими огненными трубками, в землю зарываешься, вместо того, чтобы вынести меч и честно схватиться с врагом! И как я раньше не поняла...
Слово за словом - как цепная реакция. Ясно, как день, Моррест осознал: нервы у всех на взводе, долгая безнадежная осада довела всех до белого каления. Если пустую перебранку не прервать, оба потом пожалеют - но, возможно, уже наговорят друг другу непрощаемого.
- Эвинна, не надо! - воскликнул Моррест. В душе бушевали злость и обида. - Никто не виноват в том, что патроны кончаются, а мы не можем их делать. У Амори есть мастер, способный изготовить и винтовки, и пушки, и патроны. Я такого нашел, но он сбежал. Здесь таких нет, я выяснял.
Эвинна его уже не слушала:
- Если город падет, они всех вырежут, как ты не понимаешь?! - Сказала Эвинна, и - впервые после побега из плена - злые слезы отчаяния покатились по лицу. - Не о мастере надо думать - его пушки уже стреляют. А об Амори. Пока он жив, в Сколене будет литься кровь.
- Хочешь, я убью его? - выпалил Моррест.
- Да! - ответила, будто ударила мечом, Эвинна. - Если ты убьешь Амори - я пойму, что хоть один верный человек рядом есть. А пока он жив - ты мне чужой. И если ты пристанешь ко мне, пока Амори жив - Справедливым Стиглоном и матерью моей клянусь, что угощу мечом! Иди отсюда!
