Макс Фрай - Чужак
— Вполне… Я вообще собираюсь домой. Делайте что хотите, я устал за последние дни… Вот только заеду в Холоми, один из тамошних долгожителей недавно вознамерился удрать, представляешь? Теперь ребята пытаются отскрести его останки со стен камеры, а я обязан при этом присутствовать, поскольку кому-то там кажется, что дело серьезное… Тоже мне «серьезное дело»! — Джуффин комично пожал плечами и поднялся с кресла, в которое я тут же нахально плюхнулся.
Дальше все происходило в строгом соответствии с расписанием, составленным сэром Джуффином Халли. Была даже предсказанная им камра в обществе Меламори, на которую я, признаться, не так уж и рассчитывал. Но мы болтали как добрые друзья, что правда, то правда.
И вообще моя жизнь приходила в порядок — в какое-то подобие порядка, а на большее я и рассчитывать не смел…
Дня три я посвятил тому, чтобы окончательно убедиться, что никто из моих коллег действительно не любит сигары. Только леди Меламори мужественно осилила одну, но это была чистой воды бравада: на ее лице не было ни следа удовольствия, одно натужное упрямство! Я засунул коробку в ящик стола. У меня оставалась смутная надежда: вот выздоровеет генерал Бубута! Черт, должен же он хоть на что-то сгодиться, этот грозный дядя?! А с сигарой в зубах он будет чудо как хорош!.. Более тяжелых забот у меня, хвала Магистрам, не намечалось.
— Ты еще не затосковал без чудес? — невинно спросил сэр Джуффин Халли день этак на четвертый после моего возвращения.
— Нет! — решительно сказал я. И тут же с любопытством спросил: — А что случилось?
— Чудеса затосковали без тебя! — ухмыльнулся Джуффин. — В общем, я только собирался поинтересоваться: не составишь ли ты мне компанию? Думаю навестить Мабу…
— И вы еще спрашиваете! — Я расплылся в блаженной улыбке.
На этот раз сэр Маба Калох встретил нас в холле.
— Думаю, сегодня мы можем посидеть в другой комнате, — заметил он. — Вы же не против некоторого разнообразия?
Немного поплутав по коридору (создавалось впечатление, что сэр Маба сам не слишком-то хорошо представлял, какая дверь ведет в ту самую «другую комнату»), мы наконец удобно устроились в небольшом помещении, больше походившем на спальню, чем на гостиную, правда, никакой кровати я там не заметил.
— Махи балует тебя, Макс! — сообщил наш гостеприимный хозяин, извлекая из-под маленького столика поднос с какой-то странной посудой. — Он обеспечил тебя этими проклятыми курительными палочками чуть ли не на всю оставшуюся жизнь. Ты же, наверное, совсем перестал заниматься…
— Ну почему, — улыбнулся я. — Такой отличный способ экономить на еде! Никаких покупок, просто засовываю руку куда-нибудь — и готово! Не один вы любите деньги. Знаете, какой я жадный?
— Будем надеяться… — вздохнул сэр Маба. — Это правда, Джуффин?
— Еще бы! Знаешь, что он иногда добывает? Какие-то странные маленькие колбаски, спрятанные внутри здоровенной булки. Гадость жуткая, а он ест!
— Всю жизнь обожал хот-доги, — я уже устал спорить на эту тему, — последствия голодной юности, и все такое… Сами-то хороши! Этот ваш кеттарийский «деликатес»…
— С вами все ясно, ребята! — фыркнул Маба. — Как вы иногда похожи, с ума сойти можно!.. Знаешь, Макс, Джуффин считает, что ты раскусил нашу с ним маленькую уловку, так что… Одним словом, сейчас тебе предстоит немного на нас обидеться…
— Ни за что! — решительно сказал я. — Делать мне больше нечего, обижаться! Я уже привык ко всякого рода издевательствам, не переживайте!
Сэр Маба встал с места и подошел к окну.
— Да мы и не переживаем… Иди-ка сюда!
Я подошел к окну и обмер. Оно выходило не в сад, а на хорошо знакомую мне улицу. Я ошеломленно уставился на желтые камни мостовой, потом поднял глаза. Маленький фонтанчик весело звенел, пуская в небо разноцветные струйки.
— Высокая улица? — хрипло спросил я. — Это Кеттари?
— Ну уж по крайней мере, не окраины графства Вук! — Джуффин вовсю веселился за моей спиной.
— Только не рассказывай об этом окошке своему дружку, старому Махи. Ладно? — подмигнул мне сэр Маба Калох. — Впрочем, он может быть спокоен: грозный Джуффин не собирается вылезать через форточку… — И сэр Маба легонько стукнул себя по носу указательным пальцем правой руки, раз, другой…
Два хороших человека действительно всегда могут договориться, что правда, то правда!
Из записок редактора
Существуют вопросы, правильные ответы на которые предполагают уклонение от каких бы то ни было ответов вообще. Последовательное и целенаправленное (а как же иначе?) уклонение — это и есть повествование, хитросплетенная речевая ловушка для нашего хорошо расслабленного классификациями внимания. Всегда удобно заранее знать, с чем именно тебе придется столкнуться, и, если на обложке книги каким-то образом заявлен жанр («фэнтези», «фантастика», «триллер» и т. д.), то это сразу же задает определенный алгоритм чтения, отказаться от которого впоследствии бывает достаточно трудно.
«Лабиринты Ехо» Макса Фрая — это, конечно же, фэнтези. Налицо все признаки жанра: магия, сказочные монстры, таинственные миры, превращения и волшебные предметы. К фэнтези, точно так же как и к сказке, по определению нельзя относиться серьезно. Сказка — это личные грёзы и удовольствие от исполнения желаний, но те, кто рассказывает сказки, сами, как правило, в них не верят. Отсутствие веры в то, о чем рассказывается, свойственно и фэнтези. Вера здесь просто не нужна, и даже наоборот: изначальное отсутствие веры в то, о чем рассказывается, является чуть ли не основным принципом построения жанра фэнтези. Это максимально приближает его к грёзе, мечтам или сну. Сон случается, но нет никакого смысла верить или не верить в его реальность. Ведь верить или не верить можно только в то, что каким-то образом лишено очевидности (обычно мы не задаемся вопросом: верить или не верить в окружающую нас действительность; точно так же мы не задаемся вопросом: верить или не верить в наши собственные грёзы. Таким образом, грёзы и действительность — это два полюса, которые не требуют веры).
Отсутствие веры позволяет создавать волшебные миры, населенные сказочными существами; грезы о своем сверхъестественном могуществе ни к чему не обязывают, всего лишь компенсируя (но разве этого мало?!) неустройство и быстротечность реальной жизни. «Эскапизм и инфантильность», — скажут глубокомысленные критики и будут правы ровно настолько, насколько реальность вообще поддается определению, потому что бежать от реальности можно только в том случае, если у тебя существуют какие-то о ней представления.
