Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Кто она?

— Шиталь Анамара. Всё, хватит, — и сам зашагал прочь.

Раньше подросток думал, что нет никого красивей сестры Кайе. Но в сравнении с этой женщиной Киаль была не более чем малиновка подле птицы-ольате. Шиталь выглядела ожившим изваянием из бронзы и солнечного камня, работой самого искусного мастера, потому что людей такой красоты не бывает.

А Кайе, выходит, Шиталь не любил.

Настолько, что и говорить о ней не желал.

**

Кайе был так рад снова — и надолго — уехать из дома, только вернувшись, так странно поглядывал на брата и деда, что Киаль удивилась — она, которую мало интересовали дела семейные. Удивилась, и задала вопрос напрямую. Кайе невнятно пробурчал что-то про невесту, закончив не рассерженным, а скорее испуганным и обиженным росчерком: “учитывая ваши планы, я скоро сбегу хоть к северянам”.

Киаль это насмешило, в их семье к браку не принуждали никого и никогда, в отличие от многих и многих других семей. Но Къятту она все-таки остановила, заметив в главном зале среди колонн. Он о чем-то размышлял, и в полутьме казался еще одной колонной, только вполовину меньше. Заслышав привычный звон браслетов, сопровождавший сестру, кивнул ей приветливо — значит, в добром расположении духа. Значит, может ответить по-человечески.

— Это правда? Ты говорил серьезно? — спросила Киаль, объяснив, с чем пришла.

Къятта неожиданно рассмеялся, и шагнул к сестре, выступая из тени в полосу света.

— Нет, конечно. То есть… не совсем. В нашей семье ранние браки не приняты в любом случае, даже отцу было девятнадцать. Тем более речь о таком подарочке. Но разговор с Таррой и вправду был, и девушка — хорошая партия. Только ждать еще и ждать… А пока он снова осознал, что я ему нужен.

— Пока он осознал, что ему лучше бежать, — хихикнула Киаль.

— Про тебя тоже спрашивают не первый год, — невозмутимо откликнулся Къятта. — Но тебя никто не достоин.

Впервые за долгое, долгое время между ним и сестрой промелькнуло что-то теплое, почти дружеское.

Ахатта отправил младшего внука на плато Красноводное, в сторону океана, встретить караван с золотым и розовым жемчугом. Ныряльщикам повезло найти целое подводное поле, и теперь добыча могла привлечь кого угодно. Сильная охрана отпугнула бы разбойников, но и одно присутствие Кайе было достаточным.

— Нападать на вас не рискнут, — сказал Ахатта, напутствуя внука. — Но ты и сам должен сдерживаться, не поддаваться на возможные подначки. Никто не должен потом обвинить тебя в развязанной сваре. Особенно если кто-нибудь пострадает.

— Не буду я, — нетерпеливо ответил юноша. Он уже был не здесь, а по дороге к океану, до которого, правда, не доедет сейчас, но, может, хоть ветер оттуда почувствует. А в Астале понемногу снова становилось жарко, но пока хоть не душно.

Огонек же просто радовался тому, что на время покинет город, который так и не смог полюбить, тому, что узнает еще немного о мире — может, и подыщет себе новое место. Люди Юга тоже должны быть разными — как в Тейит не сравнить Лачи и Лиа. Немного огорчало, что снова немалую часть времени придется провести в седле, предпочел бы идти пешком. Но эта плата была самой малой из возможных.

Из ворот выезжали, когда солнечный шар еще был окутан розовой дымкой. Кавалькада из пятнадцати всадников проследовала мимо заборов к рощице, границе домов родни Тайау и их приближенных. Огонек ехал одним из последних; он чуть замешкался, глядя, как солнце поднимается между стволов, неяркое, сонное. Ощутил на себе взгляд. Кайе, полуобернувшись, смотрел на него с какой-товеселой нежностью, словно говоря — ну вот, теперь все, как надо, все ссоры остались в прошлом. Огонек отвел глаза.

**

Тейит

Приближенный Лачи принес голубя, посланника одного из шпионов в Астале.

Белый с полосатым хвостом голубь в руках — покорный, ждет, когда от лапы отвяжут письмо. Напомнил другого — голубя близнецов, один из которых мертв, а вторая умчалась невесть куда, не взяв даже сумки с едой, только сильную грис.

Лачи стало не по-себе. Будто весточка с того края мира…

Неважно, просто похожая птица.

На тонком листе тростниковой бумаге — по оттенку сразу видно было, что с Юга, из окрестностей самой Асталы-города — небрежно расположились знаки, и, угловатые, казались самодостаточными; но Лачи видел не столько их, сколько смысл, который знаки несли. Похоже, начертал знаки уверенный в себе человек. И собственно письмо говорило о том же. Короткое — но понятное.

“Нам есть, о чем поговорить. Через две луны у перевала Антайа, восточный отрог Пастушьей горы. Назови точное место сам. Если желаешь, возьми с собой надежную свиту. Я буду один”.

Ни имени, ни родового знака. Кто-то из Сильнейших наверняка, более слабые семьи не столь самоуверенны.

Как он заставил человека Лачи отправить письмо? И приписка — уже рука его собственного шпиона: “Он сказал о ночных огнях”.

Огонь и ночь. Кайе Тайау.

Если это ловушка… уж больно нелепа. Письмо действительно с юга, никто не сможет подменить его голубей. А южане не рискнут убить Соправителя Тейит. Даже после Долины Сиван не рискнут, тем более они-то в выигрыше.

Место? Пусть будет возле скалы-колодца.

Голубь, отправленный в Асталу, ничем не напоминал о птицах близнецов.

**

Земли Юга

Пока ехали в сторону западных гор, почти не разлучались, много разговаривали, и это Огоньку нравилось, совсем не то что недавний путь в Асталу. Но на привалах было трудно с остальными членами отряда. Кайе с ними общался по дружески, а они полукровку всего лишь терпели, похоже.

По ночам снились прихотливые уступы Тейит, переливы серого камня — то молочный оттенок, то почти угольный. И — светлые мраморные ступени, розоватые на заре… Не отпускала тоска о потерянном доме.

А наяву не то что каменных ступеней, даже внятной опоры не было; Кайе это огонь, на него не больно-то обопрешься. Бесконечные, тяжелые мгновения — вот он спрыгивает с грис, оборачивается, убирая со лба волосы, беглый взгляд, блестящий, прямой — все ли в порядке? — и сомнение подступает, точно ли оно того стоило? А он — отходит к остальным, так ничего и не заметив.

Недалеко от притока реки Иска лес прерывался — его сменяла широкая равнина, вроде тех, что так часты на севере, подле Тейит. Высоко над равниной парил огромный орел. По преданью, именно такой орел поднимал Солнце на небо… Огонек следил за птицей, пока та не превратилась в точку.

— Знаешь, — сказал внезапно. — Я несколько раз видел “перья”.

— Да? — Кайе развернул грис настолько быстро, что Огонек отшатнулся. — Где, на севере?

— И там, и у рууна.

Теперь они ехали бок о бок, и разговор увлек обоих. Оба встречали странных небесных созданий, было, чем обменяться, о чем поспорить.

— Если они могут поднимать в воздух предметы, то, верно, и человека подняли бы. Рууна умеют с ними ладить, вдруг есть способ договориться? — рассуждал Огонек.

— Оседлать “перо”, словно грис?

— Зачем сразу так… мы же плывем в реке, хоть воде нет дела до нас. Она не служанка, просто держит плывущего. Вот если б и “перья”так!

Вздохнул еле слышно:

— Полетать и я бы хотел…

— Я тоже не откажусь, — весело сказал Кайе.

Огонек не сдержался, хихикнул, представив энихи, парящего навроде белки — летяги, растопырив лапы и помогая себе хвостом. Подходящее было время, чтобы задать давно интересующий вопрос

— Скажи, когда ты — хищник, то понимаешь все, как человек?

— Нет.

— Тогда как же?

— Не могу сказать. Не знаю, — задумался, брови сошлись ближе к переносице. — Все это — я. Но я — энихи понимаю только самое общее… враг передо мной или нет, добыча или запретное…

А время наступало прекрасное, самое лучшее время года. Завершались дожди, мир распахивал глаза, поднимался обновленным и свежим. Не было ни духоты, ни палящего зноя, только готовность к цветению, к брачным песням птиц, к торжеству юности. Это лучшее мое путешествие, думал Огонек. Он и к грис приноровился наконец, хоть не стал умелым всадником. Если бы только они ехали медленней!